Том 2. Лорд Тилбури и другие
Шрифт:
Однако на Уолсингфорд Холл он смотрел с удовольствием. Каждый кирпичик, на его взгляд, просто излучал состоятельность; а человеку, с детства томящемуся тягой к большим деньгам, греет сердце мысль, что он завоевал сердце такой наследницы. Конечно, архитектура оскорбляла утонченный вкус, но была в ней та прелесть, какая есть в австралийском дядюшке-миллионере, хотя он носит яркоклетчатый костюм и пестрый жилет. Богатству дозволена эксцентричность. Ради начинки мы съедим и подгорелый пирог.
С легким, счастливым вздохом Адриан отшвырнул сигарету
— Куда вы? — осведомился пришелец.
— К себе, на «Миньонетту».
— Не советую.
Джо легонько пихнул Адриана на топорную скамейку, уселся сам и опустил ему руку на плечо. Адриан плечо высвободил и отъехал подальше.
— Почему это?
— Потому.
— Да что такое?
— Там человек, с которым вам встречаться не стоит.
— Э?
— Во всяком случае, шел он туда. Мой брат Табби просил предупредить вас.
— О чем?
— Он такой чуткий…
— О — чем — вы — говорите?!
— Вот о чем. Не успели вы уйти, как прискакал мой брат Табби. Оказывается, он здесь гостит. Итак, он прискакал, вопя: «Где Пик?» Я отвечаю: «Ушел в гостиницу». — «Пускай. там и сидит! Сэр Бакстон гонится за ним с охотничьим хлыстом. Собирается спустить с него шкуру!»
— Что?!
— Вот и я так закричал, а Табби объяснил мне. Оказывается, вы обручены с дочкой сэра Бакстона… Это правда?
— Да.
— Тайно?
— Да.
— Вы не очень богаты?
— Да.
— Ну вот и разгадка. Сэр Бакстон сердится. Не знаю, насколько хорошо вы его знаете… Изучали его душу?
— Я с ним вообще не знаком.
— А я его знаю близко. Обаятельнейший человек, если не гладить против шерсти. Если же гладить, склонен к ярости. Не его вина… Виноват солнечный удар, сразивший его и Африке. С тех пор он так и не оправился. Иногда мне кажется, что он не совсем… э… здоров.
Адриан побледнел, так побледнел, что знакомые дамы бросились бы за одеколоном и шампанским. Он клял себя — какое безумство побудило его настаивать, чтобы Джин сообщила отцу об их помолвке! Досадно, что эти девушки так буквально все понимают.
— По словам Табби, — продолжал Джо, — старикан в бешенстве. Хочет вас распотрошить. Табби старался eгo урезонить. «Лично я не стал бы», — говорил Табби. — «А я стану! — уперся сэр Бакстон. — Погляжу, что у него внутри!» Когда на него находит, он такой. Его не остановить, пока не выпустит пары. Вот, посудите. Нормальный человек приостановился бы и сказал себе: «Я не должен его потрошить. Он же в суд подаст и запросто выиграет дело. Надо обуздать себя». Какое там! У него и в помыслах нет, в какие неприятности он вляпается. Идет на что угодно ради мимолетного удовольствия. Уложит вас на несколько месяцев в больницу, и…
Адриан вскочил как ужаленный.
— Я уеду!
— Правильно. Хотел сам предложить. А с этой баржей я вас выручу. Сколько вы заплатили за аренду?
— Двадцать фунтов.
— Пришлю
— В телефонном справочнике есть. Интересно, когда поезд?
— И поезда не стал бы ждать. Наймите машину. Скаредный Адриан содрогнулся, но понимал, что совет — дельный.
— Ладно, — отвечал он и примолк. Джо ему не нравился, но он считал, что надо выказать хотя бы формальную благодарность.
— Спасибо, Ванрингэм.
— Не за что. Доброго пути.
— Пока.
Джо откинулся на топорной скамейке, любуясь небом сквозь листву. Позади заговорили. Он обернулся на голос.
В рамке распахнутого окна стоял коротенький, кругленький, розовый человечек в мешковатом костюме. На ногах у него красовались (хотя Джо их и не видел) тупоносые ярко-желтые ботинки. На голове сидела шапочка, предназначавшаяся для американских студентов. Наконец, он жевал резинку.
— Ничего погода! — заметил он.
— Весьма.
— Послушайте, я правильно расслышал, этот парень назвал вас Ванрингэм?
— Да.
— Т.П.?
— Нет, Дж. Дж.
— О-о! — протянул толстячок чуть-чуть разочарованно. — Что ж, приятно познакомиться!
— Впа-а-лне! — откликнулся Джо.
Джин, как обычно, хлопотала все утро. Отец ее постыдно увиливал от платных гостей, мать вроде бы вообще не подозревала об их существовании, и развлекать их оставалось дочери.
Иногда остроглазый игрок в крокет перехватывал сэра Бакстона, прежде чем тот успевал унырнуть в ближайшую аллею, но все-таки роль веселого кабатчика выпадала Джин. Тем самым утро у нее всегда бывало хлопотливое.
Сегодня она поиграла в гольф с мистером Чиннери, поахала над рассказами полковника Тэннера, потолковала о мышах с мистером Bo-Боннером, повосхищалась вязанием миссис Шепли, обсудила газетные новости с миссис Флоссом, оценила обратный удар левой мистера Проффита и, уж конечно, поощрила мистера Биллинга на разнообразные развлечения, но остерегла, чтоб он не вздумал, как накануне, принимать солнечные ванны. Сейчас она расставляла цветы в столовой.
Закусив губу, сморщив маленький носик, Джин поправляла фиалки в плоской вазе, не надеясь на то, что толпа прожорливых гостей хоть как-то оценит ее искусство, но, как истинный художник, стремясь к совершенству. Наконец, добившись его, она отступила на шаг — и услышала:
— Привет!
Столовая Уолсингфорд Холла примыкала к террасе. В это дивное утро ее застекленные двери стояли нараспашку, и в них возник смутно знакомый человечек. Подойдя поближе, Джин узнала его — тот самый коротышка в мешковатом костюме, который помешал ее прощанию с Адрианом.
— Привет! — растерянно отозвалась она. Коротышка зашел в столовую. Глаза его глядели добродушно, челюсти — ритмично двигались.
— Смотрю, вы тут, — объяснил он.
— Да.
— Булпит моя фамилия. Сэм Булпит.