Том 2. Невинный. Сон весеннего утра. Сон осеннего вечера. Мертвый город. Джоконда. Новеллы
Шрифт:
Анна.Александр.
Александр (вздрогнув, останавливаясь).Ты здесь, Анна? А я тебя и не заметил! Совсем темно.
Анна.Я ожидала тебя.
Александр.Я запоздал немного. На дороге ветер поднял такую густую пыль, что трудно было двигаться вперед. Это — дыхание пустыни. Кажется, что ветер опускается на землю, как туча пылающего пепла… А где Леонард?
Анна.Он недавно ушел с сестрой.
Александр (неуверенным голосом).Ты не знаешь,
Анна.К Персейскому источнику.
Входит Кормилица с зажженной лампой, но когда она хочет поставить ее на стол, порыв ветра задувает ее. Дверь за нею захлопывается с силой.
Кормилица.Ах, потухла! Нужно закрыть дверь на лестницу. Ветер усиливается.
Затворив дверь, она возвращается к столу и зажигает лампу снова. Лицо Анны выражает неопределенный страх. Она прислушивается по направлению террасы, словно стараясь уловить отдаленные крики. Кормилица уходит налево, закрывая за собою дверь.
Анна.Иди сюда, Александр, послушай!
Александр с беспокойством подходит.
Ты не слышишь? Тебе не послышалось…
Александр.Что? (Анна не отвечает.)Это ветер свистит в отверстиях стен и в Львиных воротах.
Анна.Ураган надвигается?
Александр (быстро взбегает на террасу).Нет. Небо совершенно безоблачно. Начинают появляться звезды. Серп луны над вершиной Акрополя. Ветер странно гудит в Мертвом городе, должно быть, он врывается в могильные ямы. Вроде барабанного боя… Ты не слышишь?
Он сходит с лестницы. Анна судорожно хватает его руку, охваченная непреодолимым беспокойством.
Что с тобой, Анна?
Анна.Я волнуюсь… Не могу подавить беспокойства, сжимающего мне горло. Я думаю о них…
Александр (с крайним волнением, не так поняв).Почему? Ты знаешь… ты что-нибудь знаешь? Что-нибудь ужасное? Кто, кто мог сказать тебе?.. Может быть, Леонард? Леонард с тобой говорил? Как он мог… тебе…
Анна (растерянно).Что ты хочешь сказать? Что ты имеешь в виду? Нет, нет, он не говорил со мной, он мне ничего не сказал… Это я говорила с ним здесь вчера вечером. Я знала, я уже знала… ах, но я не жаловалась, не упрекала, Александр!..
Александр.Ты говорила с ним об этой ужасной вещи! У тебя хватило мужества говорить с ним об этом, Анна! Как ты узнала, скажи, как ты это узнала? Как могла ты проникнуть в его тайну, когда даже у меня до вчерашнего вечера не было ни тени подозрения! Скажи мне — как?
Анна (все более и более теряясь).В его тайну? Что ты хочешь сказать? В какую тайну? О какой ужасной вещи говоришь ты, Александр?
Александр (подавленно, поняв свое заблуждение).Я думал…
Анна.Разве
Александр (взяв ее за руки и силой подавляя волнение, которое его душит).Выслушай меня, Анна: ты научилась выносить бремя всякого страдания, ты никогда не боялась муки, ты испытала все скорби жизни… Пробил трудный час, очень трудный… Могучий вихрь несет нас, я не знаю, к какому концу. Мы стали добычей сумрачной и непреодолимой силы. Ты чувствуешь, Анна, ты чувствуешь, что ужасный узел затянулся и нужно разорвать его. Мы избегали слов до этого часа, потому что всякое слово казалось бесполезным и мне и тебе, потому что одно молчание казалось наиболее достойным способом подчиниться необходимости, достойным нас и того, чем мы были. Теперь все рушится. Для каждого из нас настал час смотреть в лицо Судьбе… Закрыть глаза не поможет. Все, что совершается, неизбежно. Поэтому, Анна, я спрашиваю у тебя истину. Что произошло вчера вечером? Я прошу у тебя истины.
Анна.Истины… Ах, к чему? К чему? В известные мгновения жизни никто не знает, какие слова лучше произнести, какие скрыть… Я вчера просила у Леонарда прощения за то, что заговорила с ним, теперь я у тебя, Александр, прошу прощенья. Ты хорошо сказал, ты хорошо сказал: одно молчание уместно… Нужно было не нарушать его и этим спасти кого-нибудь. Но он был здесь… Так часто, так часто я чувствовала, как он страдает, как ужасно он страдает… Мне казалось, что я одна — причина стольких мучений, я одна — обуза! У меня явилось братское желание утешить его, сделать ему немного добра, показать ему, что все понято, решено. Какое-то одиночество чувствовалось в нем вчера вечером, когда он был со мной, какая-то потребность в доверии… Мне показалось, что он плакал, что что-то разыгралось в его сердце… Звезды казались ему прекрасными… И я почувствовала необходимость сделать ему немного добра и заговорила с ним… Я говорила с ним об этом бедном существе и о тебе. Я хотела унять всю горечь его сердца, удалить возможный несправедливый упрек этому дорогому существу, у которого нет другой вины, как та, что она любит и любима… Я говорила с ним о ней, о тебе, я не жаловалась, не унижалась, внушала немного надежды…
Александр (потрясенный).Надежды! А он? Ты думаешь, что он уже знал? Тебе показалось, Анна, что он уже знал… Это невозможно! Невозможно! Незадолго до этого он говорил со мной…
Анна (теряясь).Не знал… Он не знал?
Кажется, что, обдумывая свой разговор, она открывает какие-то незаметные сначала указания, что ее ум озаряется вдруг…
Ее восклицание похоже на подавленный крик.
Ах, может быть! Он говорил, что не понимает… Да, да… Он говорил: «Вы уверены? Вы уверены?» А потом… Ах, но тогда? Тогда это совсем не то, совсем не то.
Александр, охваченный внезапным волнением, делает несколько шагов по комнате, как человек, который ищет выход и не находит его.
Александр (глухим голосом про себя).После того, в чем он мне сознался!..
Анна.Теперь ты, Александр, скажи мне правду! Я прошу у тебя правды!