Том 2. Поэзоантракт

Северянин Игорь Васильевич

6

Ничьей там не гнушались лепты, — И в кассу сыпали рубли Отъявленные фармацевты, Барзак мешавшие с Шабли! Для виду возмущались ими, Любезно спрашивая: «Имя Как ваше в книгу записать?» Спешили их облобызать, А после говорили: «Странно, Кто к нам пускает всякий сброд?…» Но сброд позатыкал им рот, Зовя к столу на бутерброд… Но это все уже туманно: Собака околела, и Ей околеть вы помогли!

1915. Май

Эст-Тойла

Поэза о Харькове

Я снова в нежном, чутком Харькове, Где снова мой поэзовечер, Где снова триумфально-арковы Двери домовые — навстречу. О Харьков! Харьков! букворадугой Твоею вечно сердце живо: В

тебе нежданно и негаданно Моя мечта осуществима. О Харьков! Харьков! Лучший лучшего! Цвет самой тонкой молодежи! — Где я нашел себя, заблудшего, Свою тринадцатую тоже. Такая журчная и сильная, В лицо задором запуская, Мной снова изавтомобилена Смеющаяся мне Сумская. На восхищающем извозчике Спускаюсь круто прямо к Поку. Улыбки дамьи, шляпок рощицы Скользят на тротуарах сбоку. А вот и девочка графинина, Одетая тепло-кенгурно, Болтает с мисс (здесь это принято?): «Maman им принята… „недурно“…» Пусть афишируют гигантские Меня афиши, — то ль не эра! — Мартын! Сверни к ручьям шампанского В гурманоазисах Проспэра.

1915. Декабря 19-го

Харьков — Павлоград

(поезд)

Поэза о Майоренгофе

Я помню: в Майоренгофе, Когда мне было семь лет, Я грезил о катастрофе, О встречах, которых нет. Как верная мне вассалка, Собака ходила за мной, И грезилась мне «Русалка», Погибшая той весной. Maman с генеральшей свитской Каталась в вечерний час. И нынешний Кусевицкий Настраивал контрабас… А я увлекался рьяно Оркестром «дружка» своего: О, палочка Булерьяна! О, милый автограф его! И это же самое море, Когда мне было семь лет, Мне пело, мечты лазоря, О встречах, которых нет…

1915. Июнь

Эст-Тойла

Поэза о Иоланте

Иоланта в брильянтах, Иоланта в фиалках, Иоланта в муаре, Иоланта в бандо, Иоланта в шантанах, Иоланта в качалках, Иоланта в экспрессе, Иоланта в ландо! Иоланта в идеях, Иоланта в болезнях, Иоланта в страданьях, в кабаках и в нужде, Иоланта в порывах и в восторженных песнях, И в любви Иоланта! Иоланта везде! Иоланта в Калуге, Иоланта в Сорренто, Иоланта в Венере и во влаге цистерн, В стилях, — в этих надмодных монументах моментам, — В Rococo, в Renessans'e, в Louis XV и в Moderne! Иоланта в варьянтах и контрастах религий, Иоланта в метаньях, в заблужденьях, в труде, В интервалах планетных, в каждом дне, в каждом миге, И в тебе — Иоланта! Иоланта везде. Иоланта в рокфоре, Иоланта в омаре, Иоланта в Сотерне и в triple sec curasso, Иоланта в Вольтэре, Иоланта в Эмаре, В Мопассане, в Баркове, и в Толстом, и в Руссо! Иоланта повсюду, Иоланта всеместна… Что же это такое — Иоланта моя? Ничего я не знаю, ничего не известно, Но мне кажется, — это раздробленное «Я»!

1915. Июнь

Эст-Тойла

Медовая поэза

Вадиму Баяну

Гостей любезно принимающий В своей беззлобной стороне, Сиренью мед благоухающий Вы предложили к чаю мне. О! вместе с медом просирененным Вы предложили мне… весну! — И Таню, смуженную Греминым, Я вновь свободой оплесну. И птицу, скрыленную клеткою, Пущу я в воздух, хохоча, И отклоню над малолеткою Сталь занесенного меча… Прощу врагам обиды кровные И обвиню себя во всем, И ласковые, и любовные Стихи Ей напишу в альбом… И вновь горящий, вновь пылающий, Я всею воспою душой Сиренью мед благоухающий, Меня овеявший весной!

23-го декабря 1915

Александровск-Екатеринославский

Поэзошпилька

Ты говоришь: Татьяна Гремина Совсем неправильно овсемена Как чудо девичьей души: Провинциалочке, как водится, Онегин по душе приходится Средь Митрофанушек в глуши. Однако же, став дамой светскою, Она — с душой ореха грецкого! — Его отвергла для того, Чтоб отомстить ему за прошлое И выставить причину пошлую Как… честь супруга своего. Любовью

сердца не онегена И не любя совсем Онегина, Довольна партией своей. Да, Танечка, до брака — Ларина, Довольно скверно переварена Мозгами наших матерей… Смешно бы обвинять Евгения За нежное его презрение К причудам девочки-дичка. Лишь Таня сделалась Татьяною, — Он вспыхнул всей душою рьяною, Но лицемерно, свысока. Ответила княгиня Гремина, Та, кто в мечту страны овсемена: — Другому буду век верна. Как это холодно и каменно! Любовь воскликнула бы пламенно: «Я рада, что тебе нужна!»

1915. Май

Эст-Тойла

Поэза моей светозарности

Когда мне пишут девушки: «Его светозарности», Душа моя исполнена Живой благодарности. Ведь это ж не ирония И не пародия: Я требую отличия От высокородия! Пусть это обращение Для всякой бездарности… Не отнимай у гения Его Светозарности!

1915. Июнь

Эст-Тойла

Поэза королеве

Моя ль душа, — душа не короля? В ней в бурю, — колыханье корабля. Когда же в ней лазорие и штиль, Моих стихов классично-ясен стиль. Тенденциозной узости идей, Столь свойственных натуре всех людей, Не признаю, надменно их презрев, В поэзии своей ни прав, ни лев… Одно есть убежденье у меня: Не ведать убеждений. Не кляня, Благословлять убожество — затем, Дабы изъять его навек из тем… Я не люблю людей, но я им рад, Когда они мне рады — вот мой взгляд. Не верю им и гордо, свысока, Смотрю на них, к тому ж издалека. Вступать в ряды людей — не мой удел, Но вот я строй омаршить захотел, — И я пою, движение любя; Они идут, чем тешу я себя. А стоит мне сильнее захотеть, — И будут люди вечно жить и петь, Забыв про смерть, страдания и боль: Ведь я поэт — всех королей король!

1915. Май

Эст-Тойла

Поэза чуда

Во всем себя вы в жизни сузили, Одна осталась вам игра: Самообманы да иллюзии, — Убогой жизни мишура. Рожденные в земном убожестве Полуцари, полукроты, Вы величаетесь в ничтожество, Ложась холодно под кресты… Зачем вам жить, не отдающие Себе отчета в слове «жить»? Всю жизнь свой сами крест несущие, Чтоб под него себя сложить? Бунтующие и покорные, Игрушки воли мировой, В самом бессмертии тлетворные, Порабощенные судьбой! Жалеть ли вас, земли не знающих И глупый делающих вид, Вселенной тайны постигающих, Какие чует интуит? Вас презирать без сожаления, — Единственное что для вас! Вас бичевать за все стремления, За все «стремления на час»! Честнее будьте вы, нечестные, Но восхваляющие честь: Без жалоб лягте в гробы тесные, А жить хотите — выход есть: Все, как один, в огне содружества, Развихривая жизни ход, Имейте пыл, имейте мужество Все, как один, идти вперед! И чудо явится чудесное: Слиянные в своем огне, Поработите вы Безвестное И да поклонитесь вы мне!

1915. Май

Эст-Тойла

Поэза о людях

Разве можно быть долго знакомым с людьми? И хотелось бы, да невозможно! Все в людских отношеньях тревожно: То подумай не так, то не этак пойми!.. Я к чужому всегда подходил всей душой: Откровенно, порывно, надежно. И кончалось всегда неизбежно Это тем, что чужим оставался чужой. Если малый собрат мне утонченно льстит, Затаенно его презираю. Но несноснее группа вторая: Наносящих, по тупости, много обид. И обижен-то я не на них: с них-то что И спросить, большей частью ничтожных?! Я терзаюсь в сомнениях ложных: Разуверить в себе их не может никто! И останется каждый по-своему прав, Для меня безвозвратно потерян. Я людей не бегу, но уверен, Что с людьми не встречаются, их не теряв…