Том 3. Орлеанская дева. Эпические произведения

Жуковский Василий Андреевич

VII

Зораб сбежал, пылая гневом, с башни, Вооружился, на коня, Крылатого дракона, прянул И поскакал, как буря, к стану. Он страшен был — кругом его Клубился, выбитый конем Из недр земли, кипучий вихорь пыли; И в этой черной туче Как молния броня его сверкала, И громом в ней тяжелым раздавалось Коня топочущего ржанье. И прямо на шатры Ирана Летела туча громовая; И все покинувшие стан, Чтоб подышать свободно в поле, В испуге бросились назад, Спеша укрыться за окопом. Так на лугу, заграду табуна Покинув, скачут жеребята; Но вдруг, бегущего увидя льва, Пугаются его косматой гривы И шумно ломятся в заграду; Так, ужасом объятые, к шатрам Все кинулись, увидевши Зораба. Но, мелкого врага не замечая, Он вихрем мчался к валу стана, Чтоб, на него взлетев с конем, Храбрейшего из витязей Ирана На смертный вызвать поединок; И с высоты окопа закричал Зораб таким гремящим кликом, Что от него и мертвый бы в могиле Перевернулся: «Шах великолепный, Ты чудной пышностью блистаешь За крепкою оградой стана; Но покажись, каков ты в чистом поле. Зачем с своим могучим войском Ты спрятался там от меня, Как за плетнем от волка С овцами прячется пастух? С моим копьем против тебя Я выезжаю; в Белом Замке Был умерщвлен разбойнически Синд; Я за вином кровавую дал клятву Разбойнику за друга отомстить И

в ясный день убить убийцу, Столь храброго лишь темной ночью. Когда его ты знаешь, повели, Чтоб шел со мной сразиться; Когда ж тебе неведом он, то вышли Иного — лучшего в смертельном деле боя. Но если из твоей заграды Никто против меня не выйдет, сам я В твой стан проникну и к шатру, Где ты таишься недоступно, Себе мечом прочищу доступ. Не устрашат меня твои два стража, Твой лев и тигр; до солнца твоего Мое копье крылатое допрянет; И выронит орел твой из когтей Ирана царственное знамя; Я на тебя шатер твой повалю, И ты от сна беспечного проснешься».

VIII

При этом клике шах в испуге Вскочил. «Бегите за Рустемом! — Он закричал. — Как этот зверь проведал, Что в золотом шатре я пребываю? Скорей, скорей позвать Рустема!» Рустем сидел перед шатром зеленым, Когда гонец пред ним явился И, задыхаясь, возопил: «Зораб ворвался в стан; на царский Шатер напасть грозится он; Спеши, Рустем; на помощь царь зовет». Рустем, не покидая места, Сказал: «Служить накладно Кейкавусу; Покоя нет ни днем, ни ночью; Я прошлую провел в работе ночь, Теперь хочу день целый отдыхать». Но вот второй гонец примчался За первым, третий за вторым, четвертый За третьим; быстро, Как за стрелою из лука стрела, Они летели друг за другом, И каждый повторял: «Рустем! Зораб ворваться хочет в стан; Беги скорей к царю на помощь». Увидя общую тревогу, Рустем сказал: «Да разве небо Упало? Все дрожат перед одним! От одного такой пожар всемирный!» Но вдруг пред ним явились Вельможи, посланные шахом, Верховный воевода Тус И сам царев наследник Ферабор; И все его доспехи принесли Они с собой. В молчании угрюмом Он дал им волю; Тус надел Тяжелый панцирь на него, Гургин поножья; шлем Был подан Ферабором; Гураз принес колчан и лук; С копьем, мечом и булавой пришли Три сына старого Гудерса; И, наконец, с могучим Громом, Совсем оседланным, явился зять Рустемов Геф. Увидя, Как бешено, почуя бой, кипел И прядал Гром, его товарищ верный, Рустем воспламенился; На Грома он вскочил И, грозно крикнув, поскакал… И все очами вслед за ним В глубоком страхе устремились.

Книга седьмая

Рустем и Зораб. Первый бой

I

Он поскакал туда, где богатырь, С ним однокровный, ждал, где сын его родной Стоял, против отца вооруженный. Завидевши один другого, оба Заржали громко пламенные кони, Рустемов Гром и конь Зорабов, Сын Грома, — тот, отца принесший На убиенье сына; этот, Принесший сына, чтоб погиб Рукой отца: но как родные Они приветственным друг друга ржаньем Окликнули… о горе! неразумным Зверям был внятен голос крови, А в глубину души отца и сына Он не проник — так бедный человек В безумии страстей своих и зверя Слепорожденного слепей бывает, — Для витязей то родственное ржанье Призывом было в бой свирепый, И в них зажглось удвоенное пламя. Остановясь один против другого, Отец и сын издалека друг друга Смертельным оком молча озирали. А той порой две рати с двух сторон, Свидетелями поединка, В порядке вышли боевом; Ведомые могучим Тусом, Полки блестящие Ирана Построились перед шатрами; А Баруман туранские дружины По склону вытянул горы, Одним крылом их к замку прислонивши. И тихим рати строем Одна против другой стояли, Как две на двух концах противных неба Стоят грозой чернеющие тучи; Желанье боя только в двух Избранных витязях горело; А вкруг их все молчало, рокового События со страхом ожидая.

II

И начали богатыри съезжаться, И сблизились, и видели друг друга Уже в лицо. Зораб, К отцу влекомый тайной силой, С весельем руки потирая, Воскликнул: «Здравствуй, старый богатырь, Какому я подобного и сонный Не видывал! моя завидна участь: Я летами еще полуребенок, А мне с таким обдержанным в бою, Железным воином досталось Впервые силу испытать. Велик твой рост, плечами ты широк; Но много взяли сил твоих И годы и сраженья; С моею молодостью крепкой, Седой боец, твоя не сладит старость». На щеки розовые сына Взглянув, Рустем сказал: «Не горячись, Прекрасный огненный младенец; Земля тверда, хотя и холодна; А воздух тепел, но уступчив. Я на своем веку немало Полей сраженья перешел И многим войскам, гордым силой, Помог в сырую землю лечь; Их много спит, в ее глубоком лоне Моей рукою погребенных; Ты скоро сам то испытаешь, Когда тебя с другими положу я, Убитого, во глубь земли холодной. Когда же, паче ожиданья, Моей руки ты избежишь, То уж тебе никто — ни человек, Ни крокодил, ни лев не будут страшны. Но слушай, милое дитя, Мне жаль тебя, мне жаль такую Младую душу из такого Прекрасного исторгнуть тела; Ты с турком, пальма красоты, Не сходен; я подобного тебе Не знаю и в самом Иране; Мне жаль тебя». Такую речь Приветно-нежную услышав, Зораб почувствовал, что в нем Вся внутренность затрепетала. И он сказал: «О бодрый старец мой, Я об одном спрошу тебя смиренно: Ответствуй мне по правде: кто ты? У наших праотцев благой Обычай был себя перед сраженьем Именовать… какой-то голос Мне тайно говорит, что ты Рустем, зеленого шатра Владетель». Так сказал Зораб… И так над ними близко, Неузнанное, пролетело Мгновение, которым гибель Могла б в спасенье обратиться И злоба в нежную любовь… Но темный дух нашел тут на Рустема; Он отвечал: «Я не Рустем; И знать тебе нет нужды о Рустеме. Я подданный, а он державный князь; Тебе ж не с ним считаться, а со мною; Я у тебя в долгу: вчера я, ведай, Во время пира в Белом Замке Ночное совершил убийство».

III

При этом слове гневом вспыхнул, Как туча молнией, Зораб, И разом оба поскакали, Зораб направо от Рустема, Рустем направо от Зораба; И, отскакав во весь опор На выстрел из лука, оборотили Коней; и быстро полетели Друг против друга две грозы. И начался меж сыном и отцом Упорный бой. Сперва на всем скаку Они пустили копья — Со свистом пронизали Они щиты, подставленные им, И, пролетев сквозь них, воткнулись в землю. Тут обнаженными мечами Они разить друг друга принялися — Мечи, скрестяся на ударе, Переломились разом оба; Они, мечей обломки бросив, Железные схватили булавы. Чего копье не тронуло, то меч Рассек; чего не тронул меч, То раздробила булава — Так бились витязи, упорством И силою один другого стоя; И оба тягостно стонали; На шлемах блеска не осталось, Все перья с гребней облетели, И ни одно кольцо на их кольчугах Не уцелело; все избиты Их были члены; пот ручьями Бежал с их жарких лиц; Под ними кони их дымились. Так на небе две тучи громовые, Сшибаяся,

блистают и гремят И молнии на молнии бросают; Они друг друга истребить Не могут, но под их войною Земля приходит в трепет, Их град тяжелый губит жатву, И вся под ними сторона Становится пустынна, как великим Сражением растоптанная нива; Когда ж их силы истощатся, Они расходятся и грозно Издалека друг на друга сверкают И глухо, ропотно гремят. Так витязи, истратив силы, На время бой упорный прекратили.

IV

Отец и сын избиты были оба. Сошед с коней, они им дали волю Вздохнуть; а сами разошлися И издали дивилися друг другу. Так говорил с самим собой Зораб: «Не может быть, чтоб этот зверь, Столь яростно меня терзавший, Был мой отец; хотя и вижу в нем Все признаки, описанные мне, Но о такой неимоверной злости Мне мать не говорила; в ней Любовь к нему родиться не могла бы, Когда б ее очам явился он С таким лицом чудовищного тигра. Но он и сам назвал себя Убийцей Синда… нет! он не Рустем; Я клятвы долг святой исполню И отомщу убийством за убийство». В то время и Рустем с собою Так рассуждал: «Не от простой Он матери; она, конечно, Не человеческой, а великанской Породы: в возрасте его Подобной силы не имел я. Рустем, Рустем, остерегись; Сбери всю крепость, старый богатырь; Два войска смотрят на тебя, Беда и стыд, когда с тобою Турчонок безбородый сладит И, возвратяся в Семенгам, Расскажет сыну твоему О поношении отца его, Рустема». Так, отдыхая, размышляли Отец и сын. Тем временем их кони, Усталые от жаркой схватки, Но пощаженные в бою, Проветрились, остыли, освежились И приготовилися снова Своих могучих седоков Нести на смертный поединок.

V

Еще усталые, чтоб силы обновить, Они за луки и за стрелы Схватилися. Две первые стрелы На воздухе слетелись остриями И, обессиленные, пали На землю; вслед за ними частым Дождем другие зашумели; Так вихрем сыплются сухие С деревьев листья при осеннем Свистящем ветре; так Кругом ульев, когда согреет их Лучом весенним солнце, Сверкают и жужжат, рояся, пчелы. И непрестанно в их руках Сгибалися и разгибались луки, Визжали резко тетивы; И с них стрела слетала за стрелою; И вслед за каждой из очей Взор смертоносный вырывался. Но то была лишь шутка боевая: От панцирей отпрыгивали стрелы, Их острие ломалося об шлемы, В щиты вонзаяся, на них Они густой щетиною торчали; Так солнца острые лучи, Гранит могучий осыпая, Ему пронзить не могут твердой груди И лишь ее поверхность разжигают. Истратив стрелы, наконец Противники свои пустые Колчаны бросили и на коней Вскочили оба, чтоб начать Войну губительную снова.

VI

Слетевшись на конях, они Вцепились крепкими руками Друг другу в кушаки. Рустем Сидел на Громе как железный; Что он ни схватывал рукою, Сжималось в ней, как мягкий воск; Но он, схватив Зораба за кушак, Был изумлен его сопротивленьем: Как не колеблется утес, Обвитый кольцами удава, Так был Зораб неколебим, Обхваченный Рустемовой рукою. Но и Зораб напрасно мышцы Напряг, чтоб пошатнуть Рустема: Как не колеблется земля, Обвитая струей воздушной, Так был Рустем неколебим, Обхваченный Зорабовой рукою. И вдруг, кушак отцов покинув, Как бешеный, Зораб впился руками В его серебряные кудри, Рассыпанные по плечам, В сраженье выпав из-под шлема; Он мнил, что вдруг сорвет его с седла; Но он на нем, как вылитый из меди, Не покачнувшись, усидел; Один лишь клок серебряных седин В своих руках Зораб увидел; Он задрожал при этом виде. «Ты, богатырь неодолимый Под сединами старика! — Воскликнул он. — Зачем, зачем С моею молодостью сильной Свою выводишь старость в бой? О! сердце у меня в груди поворотилось, Когда в моей руке остались Твои седые волоса! Мне показалось, что обидел Богопреступною рукою Я голову отца святую! О! для чего же мы друг друга Должны так яростно губить? Ужель других здесь не найдется Противников, чтоб успокоить В нас жажду огненную боя?» Так воин молодой сказал; А старый мрачно и безмолвно Отворотил грозящее лицо.

VII

И вдруг, как волк, врывающийся в стадо Овец, он кинулся с мечом На рать туранскую. Зораб При этом виде повернул Коня и яростный, как тигр, Из тростника в табун коней Одним влетающий прыжком, Явился меж дружин Ирана; И начал меч его сверкать, Как молния, направо и налево; И люди вкруг меча валились, Кто безголовый, кто пронзенный Насквозь, кто пополам Пересеченный. Той порой Рустем, уже достигший строя Дружин туранских, вдруг остановился И, обратив глаза на рать Ирана, Увидел, что в ее рядах Расстроенных происходило; Подумал он о бешенстве Зораба, Подумал он о страхе Кейкавуса И быстро, не взглянув на турков, К своим на помощь поскакал. Он там в толпе густой увидел, Как рассыпал рубины крови На яркий поля изумруд Своим мечом Зораб. И он воскликнул: «Остановись! зачем на слабых Так бешено ты нападаешь? Чем провинилися они перед тобою, Что вдруг на них ты кинулся, нежданный, Как зверь голодный на добычу?» Зораб, его увидя, изумился. «А ты, мой старый богатырь, — Воскликнул он, — за что на бедных турков Так яростно ударил? Чем они Тебя обидели? Но вижу, Что снова ты в сраженье вызвать Меня желаешь — я готов». На то Рустем ответствовал: «Уж день Сменила ночь; она покою Принадлежит, а не сраженью. Послушаемся ночи; завтра, Лишь на востоке солнце, витязь неба, Свой меч подымет золотой и землю Им облеснет, мы бой возобновим; Будь здесь, а я здесь буду: Мы, пешие, борьбою И боем рукопашным дело Начатое окончим; оба войска Сражения свидетелями будут; Увидим мы, которое из двух Богатыря оплачет своего».

VIII

Они расстались; сумрачен был вечер, И темное тревожилося небо: Оно как будто в погребальный Покров заране облекалось. Но весело Зораб вводил Свои дружины в Белый Замок. Он на пути спросил у Барумана: «Что этот лев, который так измял Мои бока тяжелой лапой, Наделал здесь своим набегом? Много ль Погибло от него народа?» — «Ты повелел, чтоб войско было тихо, — Так Баруман ответствовал, — и войско Стояло строем неподвижным, Готовое к сраженью; вдруг Мы видим, кто-то чудный, грозный, Неведомый, как будто из земли Родившийся, незапно Ударил в самую средину Испуганной таким явленьем рати; Все приготовились к отпору; Но он, как будто устрашенный, Коня поворотил, назад Помчался вихрем и пропал, Как привиденье». Громко засмеявшись, Сказал Зораб: «Итак, он только Вас навестил по милости своей; Напрасно ж он коня тревожил. А я тем временем мой меч Полакомил иранской кровью; Нас темнота ночная развела; Но завтра на рассвете Опять начнется бой наш; завтра Увидим мы, который устоит Из нас двоих, который ляжет мертвый. И обе рати станут в строй, Чтоб быть свидетелями битвы. Придется ль вам меня похоронить Иль встретить с ликованьем — это Нам скажет завтрашнее утро; А нынче нам приличней, все забыв Тревоги, влить вином душистым силу В усталые от боя члены И освежить язык, сожженный зноем. Скорей, премудрый Баруман, Вели нам пир обильный приготовить».