Том 3. Поэмы 1828-1834

Лермонтов Михаил Юрьевич

* * *

Светает — побелел восход И озарил вершины гор, И стал синеть безмолвный бор. На зеркало недвижных вод Ложится тень от берегов; И над болотом, меж кустов, Огни блудящие спешат Укрыться от дневных огней; И птицы озера шумят Между приютных камышей. Летит в пустыню черный вран, И в чащу кроется теперь С каким-то страхом дикий зверь. Грядой волнистою туман Встает между зубчатых скал, Куда никто не проникал, Где камни темной пеленой Уныло кроетмох сырой !.. Взошла заря — зачем? зачем? Она одно осветит всем: Она осветит бездну тьмы, Где гибнем невозвратно мы; Потери новые людей Она лукаво озарит, И сердце каждое лишит Всех удовольствий прежних дней, И сожаленья не возьмет, И вспоминанья не убьет !.. Два путника лесной тропой Идут под утреннею мглой К ущелиям славянских гор: Заря их привлекает взор, Играя меж ветвей густых Берез и сосен вековых. Один еще во цвете лет, Другой, старик, и худ и сед. На них одежды чуждых стран. На младшем с стрелами колчан И лук, и ржавчиной покрыт Его шишак, и меч звенит На нем, тяжелых мук бразды И битв давнишние следы Хранит его чело, но взгляд И все движенья говорят, Что не погас огонь святой Под сей кольчугой боевой… Их вид суров, и шаг их скор, И полон грусти разговор: «Прошу тебя, не уменьшай Восторг души моей! Опять Я здесь, опять родимый край Сужден

изгнанника принять; Опять, как алая заря, Надежда веселит меня; И я увижумилый кров, Где длился пир моих отцов, Где я мечом играть любил, Хоть меч был свыше детских сил. Там вырос я, там защищал Своих богов, свои права, Там за свободу я бы пал, Когда бы не твои слова. Старик! где ж замыслы твои? Ты зрел ли, как легли в крови Сыны свободные славян На берегу далеких стран? Чужой народ нам не помог, Он принял правду за предлог, Гостей врагами почитал. Старик! старик! кто б отгадал, Что прах друзей моих уснет В земле безвестной и чужой, Что под небесной синевой Один Вадим да Ингелот На сердце будут сохранять Старинной вольности любовь, Что им одним лишь увидать Дано свою отчизну вновь ?.. Но что ж ?..быть может, наша весть Не извлечет слезы из глаз, Которые увидят нас, Быть может, праведную месть Судьба обманет в третий раз !..» — Так юный воин говорил, И влажный взорего бродил По диким соснамикамням И по туманным небесам. «Пусть так! — старик ему в ответ, — Но через много, много лет Всё будет славиться Вадим; И грозным именем твоим Народы устрашат князей Как тенью вольности своей. И скажут: он за милый край Не размышляя пролил кровь, Он презрел счастье и любовь… Дивись ему — и подражай!» С улыбкой горькою боец Спешил от старца отвернуть Свои глаза: младую грудь Печаль давила как свинец; Он вспомнил о любви своей, Невольно сердце потряслось, И всё волнение страстей Из бледных уст бы излилось, Когда бы не боялся он, Что вместо речи только стон Молчанье возмутит кругом; И он, поникнувши челом, Шаги приметно ускорял И спутнику не отвечал. Идут — и видят вдруг курган Сквозь синий утренний туман; Шиповник и репей кругом, И что-то белое на нем Недвижимо в траве лежит. И дикий коршун тут сидит, Как дух лесов, на пне большом — То отлетит, то подлетит; И вдруг, приметив меж дерев Вдали нежданых пришлецов, Он приподнялся на ногах, Махнул крылом и полетел, И, уменьшаясь в облаках, Как лодка на море, чернел !.. На том холме в траве густой Бездушный, хладный труп лежал, Одетый белой пеленой; Пустыни ветр ее срывал, Кудрями длинными играл, И даже не боялся дуть На эту девственную грудь, Которая была белей, Была нежней и холодней, Чем снег зимы. Закрытый взгляд Жестокой смертию объят, И несравненная рука Уж посинела и жестка… И к мертвой подошел Вадим… Но что за перемена с ним? — Затрясся, побледнел, упал… И раздался меж ближних скал Какой-то длинный крик иль стон… Похож был на последний он! И кто бы крик сей услыхал, Наверно б сам в себе сказал, Что сердца лучшая струна В минуту эту порвана !.. О! если бы одна любовь В душе у витязя жила, То он бы не очнулся вновь; Но местьлюбовь превозмогла. Он долго на земле лежал И странные слова шептал, И только мог понять старик, Что то родной его язык. И наконец страдалец встал. «Не всё ль я вынес? — он сказал, — О, Ингелот! любил ли ты? Взгляни на бледные черты Умершей Леды… посмотри… Скажи… иль нет! не говори… Свершилось! я на месть иду, Я в мире ничего не жду: Здесь я нашел, здесь погубил Всё, что искал, всё, что любил !..» И меч спешит он обнажить И начал им могилу рыть. Старик невольно испустил Тяжелый сожаленья вздох, И безнадежному помог. Готов уж смерти тесный дом, И дерн готов, и камень тут; И бедной Леды труп кладут В сырую яму… И потом Ее засыпали землей, И дерн покрыл ее сырой, И камень положен над ним. Без дум, без трепета, без слез Последний долг свершил Вадим, И этот день, как легкий дым, Надежду и любовь унес. Он стал на свете сирота. Душа его была пуста. Он сел на камень гробовой И по челу провел рукой; Но грусть ужасный властелин: С чела не сгладил он морщин! Но сердце билося опять — И он не мог его унять !.. «Девица! мир твоим костям! — Промолвил тихо Ингелот, — Одна лишь цель богами нам Дана — и каждый к ней придет, И жалок, и безумец тот, Кто ропщет на закон судьбы: К чему? — мы все его рабы!» И оба встали и пошли, И скрылись в голубой дали !.. Горит на небе ясный день, Бегут златые облака, Синеет быстрая река, И ровен как стекло Ильмень. Из Новагорода народ Тесняся на берег идет. Там есть возвышенный курган; На нем священный истукан, Изображая бога битв, Белеет издали. Предмет Благодарений и молитв, Стоит он здесь уж много лет; Но лишь недавно князь пред ним Склонен с почтением немым. Толпой варягов окружен, На жертву предлагает он Добычу счастливой войны. Песнь раздалася в честь богов; И груды пышные даров На холм святой положены !.. Рассыпались толпы людей; Зажглися пни, и пир шумит, И Рурик весело сидит Между седых своих вождей !.. Но что за крик? откуда он? Кто этот воин молодой? Кто Рурика зовет на бой? Кто для погибели рожден ?.. В своем заржавом шишаке Предстал Вадим — булат в руке, Как змеи кудри на плечах, Отчаянье и месть в очах. «Варяг! — сказал он, — выходи! Свободное в моей груди Трепещет сердце… испытай, Сверши злодейство до конца; Паденье одного бойца Не может погубить мой край: И так уж он у ног чужих, Забыв победы дней былых !.. Новогородцы! обо мне Не плачьте… я родной стране И жизнь и счастие принес… Не требует свобода слез!» И он мечом своим взмахнул, — И меч как молния сверкнул; И речь все души потрясла, Но пробудить их не могла !.. Вскочил надменный буйный князь И мрачно также вынул меч, Известный в буре грозных сеч; Вскочил — и битва началась. Кипя, с оружием своим, На князя кинулся Вадим; Так, над пучиной бурных вод, На легкий чёлн бежит волна — И — сразу лодку разобьет Или сама раздроблена. И долго билися они, И долго ожиданья страх Блестел у зрителей в глазах, — Новитязя младого дни Ужсочтены на небесах !.. Дружины радостно шумят, И бросил князь довольный взгляд: Над непреклонной головой Удар спустился роковой. Вадим на землю тихо пал, Не посмотрел, не простонал. Он пал в крови, и пал один — Последний вольный славянин!

* * *

Когда росистой ночи мгла На холмы темные легла, Когда на небе чередой Являлись звезды, и луной Сребрилась в озере струя, Через туманные поля Охотник поздний проходил И вот что после говорил, Сидя с женой, между друзей, Перед лачугою своей: «Мне чудилось, что за холмом Согнувшись человек стоял, С трудом кого-то поднимал: Власы белели над челом; И, что-то на плеча взвалив, Пошел — и показалось мне, Что труп чернелся на спине У старика. Поворотив С своей дороги, при луне Я видел: в недалекий лес Спешил с своею ношей он, И наконец совсем исчез, Как перед утром лживый сон !..» Над озером видал ли ты, Жилец простой окрестных сел, Скалу огромной высоты, У ног ее зеленый дол? Уныло желтые

цветы Да можжевельника кусты Забыты ветрами растут В тени сырой. Два камня тут, Увязши в землю, из травы Являют серые главы: Подними спит последним сном, С своим мечом, с своим щитом, Забыт славянскою страной, Свободы витязь молодой.

* * *

A tale of the times of old !.. The deeds of days of other years !.. [7]

Азраил ^*

( Речка, кругом широкие долины, курган, на берегу издохший конь лежит близ кургана и вороны летают над ним. Все дико)

Азраил( сидит на кургане)

7

Сказание седых времен !..Деянья прежних лет и дней !..

Дождуся здесь; мне не жестка Земля кургана. Ветер дует, Серебряный ковыль волнует И быстро гонит облака. Кругом всё дико и бесплодно. — Издохший конь передо мной Лежит, и коршуны свободно Добычу делят меж собой. Уж хладные белеют кости, И скоро пир кровавый свой Незваные оставят гости. Так точно и в душе моей: Всё пусто, лишь одно мученье Грызет ее с давнишних дней И гонит прочь отдохновенье; Но никогда не устает Его отчаянная злоба, И в темной, темной келье гроба Оно вовеки не уснет. Всё умирает, всё проходит. Гляжу, за веком век уводит Толпы народов и миров И с ними вместе исчезает. Но дух мой гибели не знает; Живу один средь мертвецов, Законом общим позабытый, С своими чувствами в борьбе, С душой, страданьями облитой, Не зная равного себе. Полуземной, полунебесный, Гонимый участью чудесной, Я всё мгновенное люблю, Утрата мучит грудь мою. И я бессмертен, и за что же! Чем, чем возможно заслужить Такую пытку? Боже, боже! Хотя бы мог я не любить! Она придет сюда, я обниму Красавицу и грудь к груди прижму, У сердца сердце будет горячей; Уста к устам чем ближе, тем сильней Немая речь любви. Я расскажу Ей всё и мир и вечность покажу; Она слезу уронит надо мной, Смягчит творца молитвой молодой, Поймет меня, поймет мои мечты И скажет: как велик, как жалок ты. Сей речи звук мне будет жизни звук, И этот час последний долгих мук. Клянусь воспоминание об нем Глубоко в сердце схоронить моем, Хотя бы на меня восстал весь ад. Тот угол, где я спрячу этот клад, Не осквернит ни ропот, ни упрек, Ни месть, ни зависть; пусть свирепый рок Сбирает тучи, пусть моя звезда В тумане вечном тонет навсегда, Я не боюсь; есть сердце у меня Надменное и полное огня, Есть в нем любви ее святой залог, Последнего ж не отнимает бог. Но слышен звук шагов, она, она. Но для чего печальна и бледна? Венок пестреет над ее челом, Играет солнце медленным лучом На белых персях, на ее кудрях — Идет. Ужель меня тревожит страх?

( Дева входит, цветы в руках и на голове, в белом платье, крест на груди у нее).

Дева

Ветер гудёт, Месяц плывет, Девушка плачет, Милый в чужбину скачет. Ни дева, ни ветер Не замолкнут; Месяц погаснет, Милый изменит.

Прочь печальная песня. Я опоздала, Азраил. Такли тебя зовут, мой друг? (Садится рядом).

Азраил.Что до названия? Зови меня твоим любезным, пускай твоя любовь заменит мне имя, я никогда не желал бы иметь другого. Зови, как хочешь, смерть — уничтожением, гибелью, покоем, тлением, сном — она все равно поглотит свои жертвы.

Дева. Полно с такими черными мыслями.

Азраил.Так, моя любовь чиста, как голубь, но она хранится в мрачном месте, которое темнеет с вечностью.

Дева.Кто ты?

Азраил.Изгнанник, существо сильное и побежденное. Зачем ты хочешь знать?

Дева.Что с тобою? Ты побледнел; приметно дрожь пробежала по твоим членам, твои веки опустились к земле. Милый, ты становишься страшен.

Азраил.Не бойся, всё опять прошло.

Дева.О, я тебя люблю, люблю больше блаженства. Ты помнишь, когда мы встретились, я покраснела; ты прижал меня к себе, мне было так хорошо, так тепло у груди твоей. С тех пор моя душа с твоей одно. Ты несчастлив, вверь мне свою печаль, кто ты? откуда? ангел? демон?

Азраил.Ни то, ни другое.

Дева.Расскажи мне твою повесть; если ты потребуешь слез, у меня они есть; если потребуешь ласки, то я удушу тебя моими; если потребуешь помощи, о возьми всё, что я имею, возьми мое сердце и приложи его к язве, терзающей твою душу; моя любовь сожжет этого червя, который гнездится в ней. Расскажи мне твою повесть!

Азраил.Слушай, не ужасайся, склонись к моему плечу, сбрось эти цветы, твои губы душистее. Пускай эти гвоздики, фиалки унесет ближний поток, как некогда время унесет твою собственную красоту. Как, ужели эта мысль ужасна, ужели в столько столетий люди не могли к ней привыкнуть, ужели никто не может пользоваться всею опытностию предшественников? О люди! вы жалки, но со всем тем я сменял бы мое вечное существованье на мгновенную искру жизни человеческой, чтобы чувствовать хотя всё то же, что теперь чувствую, но иметь надежду когда-нибудь позабыть, что я жил и мыслил. Слушай же мою повесть.

Рассказ Азраила

Когда еще ряды светил Земли не знали меж собой, Вте годы я уж в мире был, Смотрел очами и душой, Молился, действовал, любил. И не один я сотворен, Нас было много; чудный край Мы населяли, только он, Как ваш давно забытый рай, Был преступленьем осквернен. Я власть великую имел, Летал, как мысль, куда хотел, Мог звезды навещать порой И любоваться их красой Вблизи, не утомляя взор, Как перелетный метеор Я мог исчезнуть и блеснуть. Везде мне был свободный путь. Я часто ангелов видал И громким песням их внимал, Когда в багряных облаках Они, качаясь на крылах, Все вместе славили творца, И не было хвалам конца. Я им завидовал: они Беспечно проводили дни, Не знали тайных беспокойств, Душевных болей и расстройств, Волнения враждебных дум И горьких слез; их светлый ум Безвестной цели не искал, Любовью грешной не страдал, Не знал пристрастия к вещам, Он весь был отдан небесам. Но я, блуждая много лет, Искал чего, быть может, нет: Творенье сходное со мной Хотя бы мукою одной. И начал громко я роптать, Мое рожденье проклинать, И говорил: всесильный бог, Ты знать про будущее мог, Зачем же сотворил меня? Желанье глупое храня, Везде искать мне суждено Призрак, видение одно. Ужели мил тебе мой стон? И если я уж сотворен, Чтобы игрушкою служить, Душой бессмертной, может быть, Зачем меня ты одарил? Зачем я верил и любил? И наказание в ответ Упало на главу мою. О, не скажу какое, нет! Твою беспечность не убью, Не дам понятия о том, Что лишь с возвышенным умом И с непреклонною душой Изведать велено судьбой. Чем дольше мука тяготит, Тем глубже рана от нее; Обливши смертью бытие, Она опять его живит. И эта жизнь пуста, мрачна, Как пропасть, где не знают дна: Глотая всё, добро и зло, Не наполняется она. Взгляни на бледное чело, Приметь морщин печальный ряд, Неровный ход моих речей, Мой горький смех, мой дикий взгляд При вспоминаньи прошлых дней, И если тотчас не прочтешь Ты ясно всех моих страстей, То вечно, вечно не поймешь Того, кто за безумный сон, За миг столетьями казнен. Я пережил звезду свою; Как дым рассыпалась она, Рукой творца раздроблена; Но смерти верной на краю, Взирая на погибший мир, Я жил один, забыт и сир. По беспредельности небес Блуждал я много, много лет И зрел, как старый мир исчез И как родился новый свет; И страсти первые людей Не скрылись от моих очей. И ныне я живу меж вас, Бессмертный смертную люблю, И с трепетом свиданья час Как пылкий юноша ловлю. Когда же род людей пройдет И землю вечность разобьет, Услышав грозную трубу, Я в новый удалюся мир И стану там, как прежде сир, Свою оплакивать судьбу. Вот повесть чудная моя; Поверь иль нет, мне всё равно — Доверчивое сердце я Привык не находить давно; Однако ж я молю: поверь И тем тоску мою умерь. Никто не мог тебя любить Так пламенно, как я теперь. Что сердце попусту язвить, Зачем вдвойне его казнить? Но нет, ты плачешь. Я любим, Хоть только существом одним, Хоть в первый и последний раз. Мой ум светлей отныне стал, И, признаюсь, лишь в этот час Я умереть бы не желал.

* * *

Дева.Я тебя не понимаю, Азраил, ты говоришь так темно. Ты видел другой мир, где ж он? В нашем законе ничего не сказано о людях, живших прежде нас.

Азраил.Потому что закон Моисея не существовал прежде земли.

Дева.Полно, ты меня хочешь только испугать.

Азраил(бледнеет).

Дева.Я пришла сюда, чтобы с тобой проститься, мой милый. Моя мать говорит, что покамест это должно, я иду замуж. Мой жених славный воин, его шлем блестит как жар, и меч его опаснее молнии.