Том 3. Произведения 1852-1856 гг

Толстой Лев Николаевич

* № 2.

Скажите вы, люди благоразумные и съ характеромъ, которые, разъ избравъ дорогу въ жизни, ни разу не сбивались съ нея, не позволяя себ никакого увлеченія, скажите, неужели можно строго судить молодаго, влюбленнаго мальчика за то, что онъ подъ вліяніемъ любви способенъ поддаваться обаянію дружбы и тщеславія? Вы, можетъ быть, не поймете меня, когда я скажу, что К. былъ влюбленъ, какъ только можетъ быть влюбленъ 18-тилтній мальчикъ, и несмотря на это, намёкъ Н. Н., что онъ не долженъ слишкомъ выказывать своей любви Графин, а дожидаться того, чтобы вышло наоборотъ, и нсколько словъ, обращенныя къ нему Н. Н., къ которому онъ чувствовалъ какое-то особенное расположеніе, въ первый разъ въ единственномъ числ втораго лица, совершенно вскружили ему голову; и онъ остался ужинать въ первой комнат. —

«Сядемъ здсь, – сказалъ онъ, подходя къ небольшому столу – на 4 прибора, почти закрытому померанцовыми и лимонными деревьями. – Вы знакомы?» – прибавилъ онъ, указывая на однаго адъютанта и высокаго

толстаго Генерала, которые уже сидли за столомъ. Знакомства¹⁶⁸ на бал за ужиномъ длаются скоро, для молодаго человка, который такъ взволнованъ столкновеніями съ женщинами, непривычнымъ еще движеніемъ и разнообразіемъ лицъ, что не иметъ время анализировать людей, съ которыми встрчается; а анализъ боле всего мшаетъ сходиться съ людьми. Чмъ бы брать людей за то, чмъ они себя показываютъ, длаешь предположенія и стараешься дознаться: что они есть. Кром того, К. чувствовалъ въ этотъ вечеръ особенную самостоятельность, охоту и способность быть умнымъ и любезнымъ. Онъ прежде искалъ связей видныхъ, напримръ, знакомство съ этимъ Генераломъ-кутилою было его мечтою – кто безъ тщеславія – теперь, напротивъ, ему казалось, что онъ жертвуетъ собою, ежели говорить съ кмъ-нибудь – не потому, чтобы онъ полагалъ длать этимъ честь – но потому, что вмсто того, чтобы говорить съ нимъ, онъ могъ бы говорить съ нею, или по крайней мр думать о ней. Теперь ему никого не нужно. Ласковая улыбка и взглядъ Графини придали ему боле сознанія своего достоинства, чмъ Гр[афскій] титулъ, богатство, красота, кандидатство, умъ и всегдашняя лесть и похвалы, въ одно мгновеніе изъ ребенка сдлали мущину. Онъ вдругъ почувствовалъ въ себ вс благородныя качества мущины: храбрость, ршимость, твердость, все то, недостатокъ чего онъ ясно сознавалъ въ себ до сихъ поръ. Внимательный наблюдатель замтилъ бы даже перемну въ его наружности за этотъ вечеръ. Походка стала увренне и свободне; грудь выпрямилась, голова держалась выше; въ лиц изчезла дтская округлость и неотчетливость чертъ, мускулы лба и щекъ выказывались опредленне, и улыбка была смле и тверже.

Ужинъ былъ обыкновенный бальный ужинъ съ вчнымъ невкуснымъ, но затйливымъ маiонезомъ, съ вопросами хозяина: все-ли у васъ есть? съ бготнею слугъ, смхомъ, говоромъ сотни голосовъ и хорошимъ виномъ. Столъ же, за которымъ сидлъ мой герой, особенно пользовался этимъ послднимъ по протекцiи Н. Н., которому дворецкiй какъ

** № 3 (I ред.).

Графъ Ш"oфингъ былъ chevalier d’industrie¹⁶⁹ высшаго полёта, нсколько разъ богатлъ, нсколько разъ промотывался и наконецъ, желая блистательно окончить свое поприще, женился на богатой наслдниц. Кто былъ причиной этой сватьбы, намъ совершенно неизвстно, извстно только то, чго любовь не играла въ ней ни съ той, ни съ другой стороны ровно никакой роли. Графъ Ш"oфингъ любилъ свою жену, какъ самую кроткую и послушную¹⁷⁰ изъ жёнъ, и продолжалъ еще любить, какъ хорошенькую женщину (еще не прошло года, какъ онъ женился). Хотя и говорили чувствительныя дамы, что онъ не стоить, не уметъ цнить ея, но мы никакъ не скажемъ этаго, потому что хорошенькая Ш"oфингъ и не требовала отъ мужа другой любви. Лучше мужа, чмъ ея Jean, она и не желала, и сама любила его точно также, какъ онъ ее. До сватьбы она никого не любила, а посл сватьбы, ежели и встрчала людей, которые ей нравились, то не стоило любить ихъ: они вс, сколько она могла узнать ихъ, были похожи на ея Jean.

Но нехорошо было въ ея миломъ Jean то, что онъ былъ мотъ, игрокъ и негодяй; потому что проигрывалъ и проигралъ больше половины женинаго состоянiя. Но разв русская порядочная барышня должна имть понятiе о томъ, что составляетъ ея состоянiе, и о томъ, что безъ него жить нельзя, что оно прiобртено трудами и кровью ея предковъ. Хорошенькая Ш"oфингъ знаетъ, что ея мужъ проигралъ 40 или 60 000 и нынче похалъ играть еще. Она очень смутно понимаетъ, что это что-то нехорошо длаетъ ея Jean; но думать объ этомъ скучно, и она преспокойно отправляется на балъ къ П., куда детъ и Сережа съ К[няземъ] Корнаковымъ.

_____________

* ВАРИАНТ «РУБКИ ЛЕСА».

<Рубка лса. Дневникъ Кавказскаго Офицера.>

На Кавказ существуютъ три рода войны: набги, осады крпостей или правильне, укрпленныхъ ауловъ и постройка крпостей въ непрiятельскихъ владнiяхъ. – Набги производятся съ цлью или – раззорить, сжечь и истребить непрiятельскiя жилища, или захватить въ нихъ оружiе непрiятеля, или – главныхъ ихъ начальниковъ, и производятся только въ тхъ краяхъ Кавказа, гд непрiятель, по принятому обычаю и по устройству своихъ ауловъ, не защищается въ нихъ. – Этотъ родъ войны особенно блестящъ, ежели можно такъ выразится, но рдко приноситъ ожидаемую пользу, такъ какъ непрiятель черезъ своихъ лазутчиковъ почти всегда знаетъ впередъ движенiя Русскихъ и принимаетъ свои мры. Осада и взятiе укрпленныхъ ауловъ бываютъ продолжительны и часто сопряжены съ тяжелыми трудами и потерями; но зато, увнчавшись успхомъ, приносятъ ясную, положительную

пользу, устраняя преграды къ дальнйшимъ завоеванiямъ. Третiй родъ войны – постройка крпостей – есть сущность нашихъ дйствiй на Кавказ; придвигая все ближе и ближе съ различныхъ сторонъ линiи нашихъ крпостей къ центру непрiятельскихъ владнiй, мы, хотя медленнымъ, но твердымъ и увреннымъ шагомъ подвигаемся къ нашей цли. Но такъ какъ мстность непрiятеля неизвстна и неприступна по причин покрывающихъ ея лсовъ, то для того, чтобы приступить къ постройк крпости, нужно узнать мстность, т. е. сдлать рекогносцировку и очистить мстность, т. е. произвести рубку лса. Рекогносцировки производятся быстро и большей частью легко; но рубки лса, по крайней мр въ кра главнаго театра войны, составляютъ продолжительнйшее, труднйшее и ползнйшее занятiе здшнихъ войскъ. —

Въ 18.....

_____________

* ДЯДИНЬКА ЖДАНОВЪ И КАВАЛЕРЪ ЧЕРНОВЪ.

(1854)

(Первая редакция)

<Въ 1828 году, въ одну изъ артиллерiйскихъ ротъ, расположенныхъ на Кавказской линiи, пригнали 25 человкъ рекрутъ. Это все была молодежь – мясистая, неуклюжая, съ блыми стрижеными головами и унылыми толстыми лицами. Между ними былъ одинъ только Черновъ, высокiй мущина съ русыми усами и ловкими самоувренными движенiями, который обращалъ на себя вниманiе. На Чернов была розовая рубаха, онъ игралъ на балалайк, плясалъ и вчно шутилъ и смялся. Артель невольно поддалась его влiянiю, ему повиновались и старались подражать, но веселье другихъ рекрутъ было какъ-то неловко и жалко. – Только одинъ рекрутъ никогда не пытался отуманиться виномъ, балалайкой и хохотомъ; не скрывалъ своего горя и искренно предавался ему. Это былъ маленькiй, блоголовый парень съ большими голубыми глазами; онъ никогда не подходилъ къ товарищамъ, не пилъ, не разговаривал, не слушалъ, а съ вчно опущенной головой садился въ сторонк, доставалъ складной ножикъ, единственное свое имущество, бралъ какую-нибудь палочку, строгалъ ее и плакалъ. – О чемъ онъ думалъ, о чемъ онъ плакалъ? Богъ его знаетъ.

Товарищи трунили надъ нимъ, заставляли его пить. Онъ напивался и плакалъ еще больше и приговаривалъ. Хотли, чтобы онъ тоже поставилъ касуху. Онъ отказался. Его прибили, и онъ отдалъ послднiе 2 рубля и опять заплакалъ. Когда рекрутовъ пригнали въ роту, Унтеръ Офицеръ сказалъ фельдвебелю, что изъ рекрутовъ солдатъ бойкiй выйдетъ.>

(Вторая редакция)

Хочу разсказать простую историо 2хъ людей, которыхъ я зналъ долго и такъ близко, какъ знаютъ только товарищей. Однаго изъ нихъ я много любилъ, а надъ участью другаго часто горько задумывался. – Это были 2 солдата въ батаре, въ которой я служилъ юнкеромъ на Кавказ, и которыхъ обоихъ уже нтъ на этомъ свт. Въ 1828 году въ партiи рекрутъ пригнали ихъ на линiю. —

Одинъ изъ нихъ, Черновъ, изъ дворовыхъ людей Саратовской губернiи, былъ высокiй, стройный мущина, съ черными усиками и бойкими, разбгавшимися глазами. На Чернов была розовая рубаха, – онъ весь походъ игралъ на балалайк, плясалъ, пилъ водку и угащивалъ товарищей.

Другой рекрутъ – Ждановъ, изъ крестьянъ той же губернiи, былъ невысокiй, мясистый парень лтъ 19-ти съ большими круглыми голубыми глазами и блымъ стриженымъ затылкомъ. —

У Жданова всего имущества было 4 рубахи, складной ножикъ и двугривенный денегъ. Онъ не могъ поить товарищей, но также, какъ и они, старался отуманиться виномъ и весельемъ. Веселье его однако было какъ-то неловко <дико> и жалко. Разъ его напоили, и онъ таки пошелъ плясать на ципочкахъ по-солдатски, но вдругъ расплакался, бросился на шею¹⁷¹ Чернову и [сталъ] приговаривать такую дичь, что всмъ смшно стало. На другой день онъ поставилъ касуху и опять плакалъ. Большую часть време[ни] [по] походамъ онъ спалъ, а ежели не спалъ, то подходилъ къ Чернову и, разинувъ ротъ, слушалъ его розсказни, прибауточки и все смялся.

Унтеръ-Офицеръ, который гналъ партiю и котораго Ждановъ боялся пуще огня, передалъ фелдвебелю въ рот: – Черновъ и другiе xopoшie есть, а что Ждановъ вовсе дурачекъ и что надъ нимъ много¹⁷² битья будетъ. И дйствительно, Жданову битья много было. Его били на ученьи, били на работ, били в казармахъ. Кротость и отсутствiе дара слова внушали о немъ самое дурное понятiе начальникамъ; а у рекрутовъ начальниковъ много: каждый солдатъ годомъ старше его мыкаетъ имъ куда и какъ угодно. —

Въ первое время переходъ отъ слабаго присмотра, который бываетъ за рекрутами, къ строгости и даже несправедливости обращенiя съ молодыми солдатами на мст совершенно озадачилъ бднаго Жданова. Онъ вообразилъ, что онъ очень дуренъ и что ему нужно стараться быть лучшимъ, и началъ стараться. Онъ сдлался усерднымъ – до глупости, но положенiе его отъ этаго становилось еще хуже. У него не было минуты отдыху: каждый солдатъ помыкалъ имъ, какъ мальчишкой, и считалъ себя вправ требовать отъ него того, что онъ длалъ по собственной охот, и взыскивать съ него. – Когда онъ наконецъ понялъ, что усердiе вредитъ только его положенiю – имъ овладло отчаянiе. «Такъ чтоже это въ самомъ дл!» – думалъ онъ, – что длать? Такъ вотъ оно солдатство!» – и бднякъ не видлъ исхода и горько плакалъ но ночамъ на своемъ нар. —