Том 4. Поэмы 1855-1877

Некрасов Николай Алексеевич

№ 2

Речь долго, долго длилась, Расплакался старик… Я сделал шаг… открылась Другая дверь — на миг, И тут героя чтили, Кричали: «Много лет!» Герою подносили Магницкого портрет: «Крамольники лукавы, Рази — и не жалей!» Исчезла сцена славы — Захлопнул дверь лакей…

№ 3

На столе лежат «подарки», В Петербурге лучших нет. Две брильянтовые арки — Восхитительный браслет! Бриллиантовые звезды… Чудо!.. Несколько ребят С упоением невесты На сокровища глядят. (Были тут и лицеисты, И пажи, и юнкера, И незрелые юристы, И купцов… et caetera.) «Чудо!» — дядька их почтенный Восклицает, князь Иван, И, летами удрученный, Упадает на диван… Князь Иван — колосс по брюху, Руки — род пуховика, Пьедесталом служит уху Ожиревшая щека. По устройству верхней губы Он — бульдог; с оскалом зубы, Под гребенку волоса И добрейшие глаза. Он — известный объедало, Говорит умно, Словно в бочку из-под сала Льет в себя вино. Дома

редко пребывает, До шестидесяти лет Водевили посещает, Оперетку и балет. У него друзья — кадеты, Именитый дед его Был шутом Елизаветы, Сам он — ровно ничего. Презирает аксельбанты, Не охотник до чинов. Унаследовав таланты Исторических шутов, С языком своим проворным, С дерзким смехом, в век иной Был бы он шутом придворным, А теперь он — шут простой. «Да! дары такие редки! — Восклицает князь Иван. — Надо спрыснуть… спрыснуть, детки!.. Наливай полней стакан!.. Нет, постой! В начале пира Совершим один обряд: Перед нами нет кумира, Но… и камни говорят! Эта брошка приютится У богини на груди, Значит, должно преклониться Перед нею… Подходи!..» И почтительно к алмазам Приложился князь Иван, И потом уж выпил разом Свой вместительный стакан. И, вослед за командиром, Приложилися юнцы К бриллиантам и сафирам… «На колени, молодцы! Гимн!..» Глядит умильным взором Старый шут на небеса, И поют согласным хором Молодые голоса: Мадонны лик, Взор херувима… Мадам Жюдик Непостижима! Жизнь наша — пуф, Пустей ореха, Заехать в Буфф — Одна утеха. Восторга крик, Порыв блаженства… Мадам Жюдик Верх совершенства!

№ 4

Военный пир… военный спор… Не знаю, кто тут триумфатор. «Аничков — вор! Мордвинов — вор! — Кричит увлекшийся оратор. — Милютин ваш — не патриот, А просто карбонарий ярый! Куда он армию ведет?.. Нет! лучше был порядок старый! Солдата в палки ставь — и знай, Что только палка бьет пороки! Читай историю, читай! Благие в ней найдешь уроки: Где страх начальства, там и честь. А страх без палки — скоротечен. Пусть целый день не мог присесть Солдат, порядочно посечен, Пускай он ночью оставлял Кровавый след на жестком ложе, Не он ли в битвах доказал, Что был небитого дороже?»

№ 5

«…Первоприсутствуя в сенате, Радел ли ты о меньшем брате? Всегда ли ты служил добру? Всегда ли к истине стремился?..» «Позвольте-с!»       Я посторонился И дал дорогу осетру…

№ 6

Большая зала… шума нет… Ученое собранье, Агрономический обед, Вернее — заседанье. Встает известный агроном, Член общества — Коленов (Докладчик пасмурен лицом, Печальны лица членов). Он говорит: «Я посвятил Досуг мой скотоводству, Я восемь лет в Тироле жил, Поверив превосходству Швейцарских, английских пород, В отечестве любезном Старался я улучшить скот И думал быть полезным. Увы! напрасная мечта! Убил я даром годы: Соломы мало для скота Улучшенной породы! В крови у русской клячи есть Привычка золотая: „Работать много, мало есть“ — Основа вековая! Печальный вид: голодный конь На почве истощенной, С голодным пахарем… А тронь Рукой непосвященной — Еще печальней что-нибудь Получится в итоге… Покинул я опасный путь, Увы! на полдороге… Трудитесь дальше без меня…» «Прискорбны речи ваши! Придется с нынешнего дня Закрыть собранья наши! — Сказал ученый президент (Толстяк, заплывший жиром). — Разделим скромный дивиденд И разойдемся с миром! Оставим бедный наш народ Судьбам его — и богу! Без нас скорее он найдет К развитию дорогу…» «Закрыть! закрыть, хотя и жаль!» — Решило всё собранье, — И дать Коленову медаль: «За ревность и старанье». «Ура!.. Подписку!..» Увлеклись — Не скупо подписали, — И благодушно занялись Моделью для медали…

№ 7

Председатель Казенной палаты — Представительный тучный старик — И директор. Я слышал дебаты, Но о чем? хорошенько не вник. «Мы вас вызвали… ваши способности…» — «Нет-с! вернее: решительность мер». — «Не вхожу ни в какие подробности, Вы — губерниям прочим пример, Господин председатель Пасьянсов!» — «Гран-Пасьянсов!» — поправил старик. «Был бы рай в министерстве финансов, Если б всюду платил так мужик! Жаль, что люди такие способные Редки! Если бы меры принять По всему государству подобные!..» — «И тогда — не могу отвечать! Доложите министру финансов, Что действительно беден мужик». — «Но — пример ваш, почтенный Пасьянсов?..» — «Гран-Пасьянсов!» — поправил старик…

№ 8

Шаг вперед — и снова зала, Всё заводчики-тузы; Слышен голос: «Ты сначала Много выдержал грозы. Весь души прекрасный пламень Ты принес на подвиг свой, Но пошел ко дну, как камень, Броненосец первый твой! Смертоносные гранаты Изобрел ты на врагов… Были б чудо — результаты, Кабы дельных мастеров! То-то их принять бы в прутья!.. Ты гранатою своей Переранил из орудья Только собственных людей… Ты поклялся, как заразы, Новых опытов бежать, Но казенные заказы Увлекли тебя опять, Ты вступил…»      Лакей суровый Дверь захлопнул, как назло.

№ 9

Я вперед… Из залы новой Мертвечиной понесло… Пир тут, видно, не секретный — Настежь дверь… народу тьма… Господин Ветхозаветный Говорит:     «Судьба сама Нас свела сегодня вместе; Шел я радостно сюда, Как жених грядет к невесте, — Новость, новость, господа! Отзывался часто Пушкин Из

могилы… Наконец Отозвался и Тяпушкин, Скромный труженик-певец; Драгоценную находку Отыскал товарищ наш! В бедной лавочке селедку Завернул в нее торгаш. Грязный синенький листочек, А какие перлы в нем!..» «Прочитай-ка хоть кусочек!» — Закричали…       «Мы начнем С детства. Видно, что в разъезды Посылал его отец: Где иной считал бы звезды, Он…» — «Читай же!» Начал чтец:

Отрывок из путевых заметок юноши Тяпушкина, веденных им во время разъездов его по России по делам отца

На реке на Свири Рыба, как в Сибири, Окуни, лини Средней долины. На реке же Лене Хуже, чем на Оби: Ноги по колени Отморозил обе, А прибыв в Ирбит, Дядей был прибит…

* * *

«Превосходно! поэтично!..» Каждый в лупу смотрит лист. «И притом характерично, — Замечает журналист. — То-то мы ударим в трубы! То-то праздник будет нам!» И прикладывает губы К полуграмотным строкам. Приложил — и, к делу рьяный, Примечание строчит: «Отморозил ноги — пьяный И — за пьянство был побит; Чужды нравственности узкой, Не решаемся мы скрыть Этот знак натуры русской… Да! „веселье Руси — пить!“ Уж знакомлюсь я с поэтом, Биографию пишу…» «Не снабдите ли портретом?» «Дорогонько… погляжу… Случай редкий! Мы в России Явим вновь труды свои: Восстановим запятые, Двоеточие над i; Модно будет в духе Миши Предисловье написать: Пощадили даже мыши Драгоценную тетрадь — Провидения печать!.. Позавидует Бартенев, И Ефремов зашипит, Но заметку сам Тургенев В „Петербургских“ поместит…» «Верно! царь ты русской прессы, Хоть и служишь мертвецам: Все живые интересы Уступают поле нам…» «Так… и так да будет вечно!.. Дарованья в наши дни Гибнут рано… Жаль, конечно, Да бестактны и они… Жаль!.. Но боги справедливы В начертаниях своих! Нам без смерти — нет поживы, Как аптеке без больных! Дарованием богатый Служит обществу пером, Служим мы ему лопатой… Други! пьем! За мертвых пьем!..» Вместо влаги искрометной, Пили запросто марсал, А Зосим Ветхозаветный Умиленно лепетал: «Я люблю живых писателей, Но — мне мертвые милей!..» Это — пир гробовскрывателей!.. Дальше, дальше поскорей!..

№ 10

«Путь, отечеству полезный Ты геройски довершил, Ты не дрогнул перед бездной, Ты…»     Татарин нелюбезный Двери круто затворил; Несмотря на все старанья, Речь дослушать я не мог, Слышны только лобызанья, Да «Ура!..», да «С нами бог!..».

№ 11

«Получай же по проценту! — Говорит седой банкир Полицейскому агенту. — В честь твою сегодня пир!» Рад банкир, как сумасшедший; Все довольны; сыщик пьян; От детей сюда зашедший, По знакомству, князь Иван Держит спич:       «Свои законы Есть у века, господа! Как пропали миллионы, Я подумал: не беда! Верьте, нет глупей несчастья Потерять последний грош, — Ни пропажи, ни участья, Хоть повесься, не найдешь! А украдут у банкира Из десятка миллион — Растревожится полмира… „Миллион!..“ Со всех сторон Сожаленья раздадутся, Все правительства снесутся, Телеграммами в набат Приударят! Все газеты Похитителя приметы Многократно возвестят, Обозначат каждый прыщик… И глядишь: нашелся вор! На два дня банкир и сыщик — Самый модный разговор! Им улыбки, им поклоны, Поздравленья добрых душ… Уж терять — так миллионы, Царь вселенной — куш!..»

№ 12

Чу! пенье! Я туда скорей, То пела светская плеяда Благотворителей посредством лотерей, Концерта, бала, маскарада… Да-с! Марья Львовна За бедных в воду, Мы Марье Львовне Сложили оду. Где Марья Львовна? На вдовьем бале! Где Марья Львовна? В читальном зале… Кто на эстраде Поет романсы? Чьи в маскараде Вернее шансы? У Марьи Львовны Так милы речи, У Марьи Львовны Так круглы плечи!.. Гласит афиша: «Народный праздник». Купил корову Один проказник: «Да-с, Марья Львовна, Не ваши речи, Да-с, Марья Львовна, Не ваши плечи, С народом нужны Иные шансы…» В саду корова Поет романсы, В саду толпится Народ наивный, Рискуют прачки Последней гривной, За грош корову Кому не надо? И побелели Дорожки сада, Как будто в мае Послал бог снегу… Пустых билетов Свезли телегу Из сада ночью. Ай! Марья Львовна! Пятнадцать тысяч Собрали ровно! Пятнадцать — с нищих! Что значит — масса! Да процветает Приюта касса! Да процветает И Марья Львовна, Пусть ей живется Легко и ровно!.. Да-с, Марья Львовна За бедных в воду… Ее призванье — Служить народу!

№ 13

Слышен голос — и знакомый: «Ананас — не огурец!» Возложили гастрономы На товарища венец. Это — круг интимный, близкий. Тише! слышен жаркий спор: Над какою-то сосиской Произносят приговор. Поросенку ставят баллы, Рассуждая о вине, Тычут градусник в бокалы… «Как! четыре — ветчине?..» И поссорились… Стыдитесь! Вредно ссориться, друзья! Благодушно веселитесь! Скоро к вам приду и я. Буду новую сосиску Каждый день изобретать, Буду мнение без риску О салате подавать. Буду кушать плотно, жирно, Обленюся, как верблюд, И засну навеки мирно Между двух изящных блюд…