Том 6. Казаки
Шрифт:
Они оба были усталы, это было видно. Чеченецъ легъ въ углу, гд ему постелилъ Ерошка, а самъ дядя то......
*В.
ЧАСТЬ 3-я.
15 Февраля 1862 г.
Глава 1-я.
Прошло три года съ тхъ поръ, какъ Кирка пропалъ изъ станицы. Олнинъ служилъ все еще въ томъ же полку и стоялъ съ ротой въ той же станиц. — Онъ и жилъ даже на старой квартир у дяди Ерошки. Марьянка жила рядомъ одна въ хат своего мужа, только хата эта была заново покрыта камышемъ, подправлена; и никто уже не удивлялся въ станице, что Олнинъ цлые дни проводилъ въ Марьяниной хат и что, входя къ Олнину, заставали Марьяну, которая сидла у печки.
Впрочемъ
Марьянка, какъ и отъ мужа, такъ и теперь, любила по вечерамъ и особенно по праздникамъ ходить къ мамук помогать ей убирать скотину и съ ногами влзать на печку на старое двическое мсто и молча въ темномъ углу щелкать смечки.
Бабука Улита еще больше, чмъ прежде, жалла и ласкала дочь, но также, какъ и прежде, неутомимо и бодро трудилась и домохозяйничала.
Михаилъ Алексевичъ также изрдка прізжалъ въ станицу, разрушалъ спокойствіе бабуки Улитки, всякой разъ мучалъ Оленина своимъ посщеніемъ и выпрашиваньями то вещей, то денегъ. Онъ ничего никогда не говорилъ Оленину о своей дочери, но какъ будто съ тхъ поръ, какъ Кирка бжалъ, признавалъ за собою какія-то права на Оленина.
Устинька была замужемъ и кормила уже второго ребенка. Теперь была ея очередь по праздникамъ сидть на бревнахъ, приготовленныхъ и все еще не употребленныхъ для станичнаго правленія, и глядть на молодыхъ двокъ и казаковъ, водящихъ хороводы. Когда ея милое, теперь похудвшее лицо оживлялось той нжной улыбкой, это уже была не улыбка настоящаго, а улыбка воспоминанія.
Дампіони уже не было въ станиц, онъ былъ назначенъ годъ тому назадъ, ежели не ошибаюсь, въ помощники 2-го адъютанта товарища начальника штаба 2-го отдльнаго Закучукъ-Койсынскаго отряда. Милый Дампіони пріезжалъ иногда изъ штаба въ старую стоянку. Останавливался всегда у Устиньки, которая принимала его почти также, какъ бабука Улитка Михаила Алексевича, и выносила ему на столъ и каймаку, и печеную тыкву, и моченаго винограда. Мужъ ея былъ встовымъ при Дампіони. Все казалось хорошо, но видно было, что она была больше уврена въ любви Дампіони тогда, когда она не подносила ему ни каймаку, ни винограду. Дампіони уже всегда былъ въ перчаткахъ на улиц, шашка у него была серебряная, часы были цлы, сертукъ на барашикахъ особенного штабнаго покроя. Онъ пилъ чихирь по прежнему и говорилъ Оленину, что его противъ воли взяли въ штабъ, но наивная улыбка самодовольства выдавала его. Видно было, что онъ въ заслугу себ считаетъ то, что, не смотря на свое новое назначеніе, онъ остается тмъ же для старыхъ друзей.
Батальонный командиръ былъ уже произведенъ въ подполковники, получилъ какую то саблю и съ тхъ поръ еще странне длалъ стратегическіе планы, говорилъ о литератур и электричеств и сделался видимо небрежне въ обращеніи къ Оленину. Старый капитанъ по прежнему жилъ у Степки, въ имянины задавалъ балъ и разъ въ три мсяца запиралъ на весь день ставни и писалъ домой письма. Съ Олнинымъ онъ въ эти три года сошелся еще ближе. Изъ казаковъ станичниковъ трое было убито зa это время, — одинъ на тревог и двое въ походахъ, одинъ былъ раненъ, одинъ старикъ умеръ, кто поженился, кто вышелъ замужъ; но вообще все было по старому. Та же была уютная живописная станица съ растянувшимися садами, плетеными воротами, камышевыми крышами, съ тмъ же мычаньемъ сытой скотины и запахомъ кизика и съ той же невысыхающей лужей по середин. — Тотъ же пестрый, красивый народъ двигался по улицамъ; хоть не т же, но такія же молодыя обвязанныя двки съ звонкимъ смхомъ стояли по вечерамъ на углахъ улицъ и казачата гоняли
Размер подлинника.
Первая страница рукописи одного из "продолжений" "Казаки"
Изъ всхъ старыхъ лицъ больше всхъ перемнился Олнинъ. Ему было 28 лтъ, но въ эти три года онъ пересталъ быть молодъ. Молодость его была истрачена. Тотъ запасъ молодой силы, который онъ носилъ въ себ, былъ положенъ въ страсть къ женщин, и страсть эта была удовлетворена.
Вс лучшія мечты его, казавшіяся невозможными, сделались действительностью. То, чего онъ просилъ отъ обстоятельствъ, было дано ему, но нашелъ ли онъ въ себ то, чего ожидалъ отъ себя? Осуществилось ли его счастье въ томъ особенномъ необычайномъ свт, въ какомъ онъ ожидалъ его? Ему казалось, что да.
Дядя Ерошка, посл бгства Кирки особенно усердно содйствовавшiй соединенію постояльца съ Марьянкой, дядя же Ерошка не видлъ ничего необыкновеннаго въ этомъ обстоятельстве. «Дуракъ, дуракъ!» говаривалъ онъ Олнину во время одиночества Марьянки: «что смотришь? былъ бы я въ твои годы, моя бы была баба. Теперь человкъ молодой, одинокой, какъ ей тебя не полюбить? Приди, — скажи: матушка, душенька, полюби меня! А полюбитъ — все у насъ будетъ, и каймакъ и чихирь — своихъ вдь два сада осталось. Чмъ деньги то платить; всего принесетъ!» —
Сначала казаки смялись старику о томъ, что длается у него на квартир, но онъ говаривалъ только: аль завидно? И хотя Марьянка уже не выходила въ хороводы и старыя подруги отшатнулись отъ нея, общее мннiе станицы по немногу стало раздлять мннiе дяди Ерошки и извинило Марьянку. —
«Человкъ она молодой, безъ мужа, ни сзади, ни спереди ничего, а онъ богачъ, ничего не жалетъ — кто безъ грха». Одни старики старовры строго судили молодую бабу, но и т успокоились, когда узнали, что Олнинъ общалъ законъ принять. — Такъ просто и ясно понималась народомъ исторiя любви Олнина, казавшаяся ему столь необычайной.
Дядя Ерошка подъ пьяную руку не разъ разсказывалъ казакамъ, какъ это случилось. — Дурочка! говорю, вдь теб что? мужа нту, вдова, значитъ: а у него серебра вотъ какой мшокъ набитъ, холопи дома есть. Ты ему вели домъ себ купитъ: ей-ей купитъ! А тамъ надостъ — брось его, за меня замужъ выйди или за кого, а домъ останется. А ужъ я ему велю домъ купитъ, врное слово, велю; только дяд тогда ведро поставь. — Вдь забыла, шельма: теперь безъ денегъ осьмухи не дастъ. — Да его возьму напою-напою да и настрою; такъ и свелъ.
— «А что жъ грхъ-то, дядя?» скажетъ ему кто-нибудь. «На томъ свт чт`o теб будетъ?»
— Гд грхъ? Грхъ даромъ баб пропадать а это не грхъ, отецъ мой. Еще на томъ свт за меня Бога замолитъ баба-то, скажетъ: вотъ добрый человкъ, хоть не самъ, такъ хорошаго молодца подвелъ!
И старикъ зальется своимъ громкимъ соблазнительнымъ хохотомъ. Такъ что не знаешь: надъ тобой ли, надъ собой ли, надъ Богомъ ли смется этотъ старикъ.
Глава 2-я.
Олнинъ жилъ, казалось, по прежнему, зимой ходилъ въ походъ, лто и оснь проводилъ въ станиц, дома и на охот. Въ штабъ онъ никогда не здилъ, товарищи, которыхъ онъ дичился, тоже рдко здили къ нему.