Тонкая красная линия
Шрифт:
Необходимость постоянно помнить о том, как надо себя вести, требовала от Куина немалых усилий, и это его утомляло. И только когда приходилось проявлять силу и выносливость, он мог позволить себе действовать не думая. Нередко он тосковал по таким возможностям.
Теперь перед ним стояла другая задача. Репутация Куина требовала от него соблюдения еще одного условия: он никогда не должен был казаться испуганным. И вот он очутился в таком положении, когда приходится пробиваться вперед через эти проклятые заросли с бесстрастным лицом, хотя каждый шаг в его воображении грозит всевозможными страшными последствиями. Иметь хорошую репутацию иногда труднее, чем думают, это ужасно трудно.
Взять, например, змей. Им говорили, что на Гуадалканале нет ядовитых змей. Однако Куин за время своей двухлетней службы в северо-западном Техасе научился
Готовый ко всему, Куин пробирался вперед, обходя груды валежника, надеясь, что никто не может прочесть по его лицу, о чем он думает, молча проклинал свое воображение и вспоминал встречавшихся в прошлом змей.
Как раз в это время, пройдя метров двадцать в глубину, кто-то нашел окровавленную рубашку. Солдат закричал и остановился. Остальные инстинктивно рассредоточились, словно в стрелковую цепь с интервалами в пять метров, хотя никто не снял винтовки. Потом стали сходиться. Солдат, нашедший рубашку, стоял с выражением крайнего удивления на лице и указывал на место между двумя узкими, высотой до плеча корнями огромного дерева. Куин, шедший на правом конце цепи, подошел одним из последних, одновременно с Беллом. Крепкий и мускулистый, Белл рядом с Куином выглядел хрупким. Белл не был новичком в джунглях, он прожил четыре месяца в таких условиях на Филиппинах, и жуткий инопланетный вид, присущий всем джунглям, не произвел на Белла впечатления. Он шел молчаливый, ушедший в себя, как всегда, скрытный, и не испытывал такого трепета и волнующего желания все увидеть и рассмотреть, которое охватило остальных. Белл еще раньше заметил любопытную черту американских военных: куда бы они ни отправлялись и какие бы опасности ни ожидали встретить, они всегда были готовы наблюдать и, по возможности, отмечать увиденное. Не меньше трети каждого подразделения носили с собой фотоаппараты, светофильтры и экспонометры. Белл называл их воюющими туристами. Они всегда старались зафиксировать свои впечатления для детей, даже если могли умереть, прежде чем появятся дети. Сам Белл, как ни мучительны были для него воспоминания, хотел увидеть сходство между этими джунглями и другими, столь памятными ему по Филиппинам. Все было таким, как он ожидал. Но подойдя к группе и поглядев вниз на то, что так взволновало всех, он оказался на такой же незнакомой земле, что и другие. Подобно им, он никогда прежде не видел никаких материальных свидетельств гибели человека, убитого в пехотном бою.
Надо было иметь острое зрение, чтобы обнаружить рубашку. Измятый комок хаки такого же цвета, как земля, лежал на корнях. Не похоже было, что ее положили туда нарочно, скорее всего, кто-то сорвал ее, скомкал и забросил — либо сам раненый, либо тот, кто ему помогал, — и она случайно оказалась здесь. Заскорузлые черные пятна еще больше маскировали ее на фоне джунглей.
Последовал поток бессмысленных, довольно нелепых замечаний, напряженных и взволнованных:
— Куда, думаешь, его ранили?
— Он американец?
— Конечно американец. Япошки не носят такое хаки.
— А это вовсе не хаки морской пехоты! Это армейский материал!
— Ведь здесь есть американская дивизия. Может, это один из ее солдат?
— Кто бы он ни был, ему здорово досталось, — сказал Куин.
Он заговорил первый раз. Куину было любопытно и вместе с тем очень стыдно, что он смотрит на рубашку раненого солдата и испытывает при этом тревожное волнение.
— Интересно, куда его ранило, — сказал кто-то виноватым голосом.
Один
— Вот, — сказал он и просительно посмотрел на соседа.
Они растянули рубашку и стали переворачивать с одной стороны на другую, странно напоминая продавщиц из магазина готового платья, показывающих новую модель покупателям. Вдруг из группы раздался высокий, сдержанный истерический смешок:
— Вот наша новая модель на весну сорок третьего года. Годится для любой фигуры. Не хотите ли примерить, подходит ли вам размер?
Никто не откликнулся на эту выходку. Шутник умолк. Два солдата еще несколько раз перевернули рубашку туда-сюда, остальные молча смотрели.
Как и многие рубашки, которые они здесь видели, она была без рукавов. Однако не совсем без рукавов, как другие. Рукава были отрезаны выше локтя, затем тщательно исполосованы до плечевого шва очень острым ножом или лезвием для бритья, так что получилось нечто похожее на старомодную бахрому из оленьей кожи, какую носят обитатели прерий.
Вид рубашки вызвал у Большого Куина странное болезненное чувство — чувство необычной ностальгии. Он вспомнил куртку из оленьей кожи, которую носил, когда два года был работником на ранчо. Типичное пристрастие американцев к ковбойской бахроме. Куин понимал этого неизвестного солдата. Потешная мальчишеская причуда, и Куину она была близка. Но талисман не помог, не защитил солдата. Это было ясно.
Судя по отверстию на рубашке, пуля вошла в грудь повыше соска, видимо, ударилась в кость, изменила направление книзу и вышла боковой стороной ниже левой лопатки. Вокруг аккуратного входного отверстия было не много крови. Больше всего крови было на спине. Любителю бахромы очень не повезло. Если бы пуля отклонилась кверху, она могла бы не задеть легкое. Но она прорвалась вниз и вышла через середину легкого плашмя, а не острием, тем самым еще больше повредив ткани.
Белл, выглянув между головами двух стоявших впереди солдат, вдруг зажмурил глаза, словно его ударила в лицо морская волна во время купания. Неожиданно он обнаружил, что упорно смотрит на рубашку и, словно в галлюцинации, видит ужасный двойной образ. Он стоит во весь рост в простреленной, пропитанной кровью рубашке, и он же лежит на земле, пронзенный пулей и истекающий кровью, содрав и отбросив в сторону рубашку, а где-то в недосягаемой для глаз вышине видит неясный, причудливый облик своей жены Марти: ее голова и плечи выступают на мрачном фоне листвы деревьев, она горестно смотрит вниз на два его образа. Белл несколько раз поморгал, но видение не исчезло. «О, как мне жаль! — услышал он явственно ее голос, бесконечно, беспредельно печальный. — Мне так жаль. Так жаль тебя». Это было сказано со всей присущей Марти жизненной силой. Ему отчаянно хотелось закричать: «Уходи! Ведь это неправда! Уходи! Не превращай это в правду! Не смотри на меня!» Но он не мог больше даже моргать, не то что кричать. «О, мне так жаль, — печально говорила она, — мне по-настоящему, искренне жаль». Образ Марти медленно таял в сумраке угрюмых джунглей. В ужасе, боясь увидеть что-то страшное, Белл неистово заморгал глазами. Может быть, дело в том, что сегодня он опять увидел джунгли, спустя столько времени после службы на Филиппинах?.. Два солдата еще держали в руках рубашку, смертную рубашку, и никто пока не произнес ни слова.
— Ну, так что же с ней делать? — спросил солдат, который первым ее подобрал.
Будто освобожденный от ответственности этими первыми словами, произнесенными в полной тишине, второй солдат сразу отпустил рубашку и отступил назад. Та половина влажной, грязной рубашки, которую он держал, тяжело упала к первому солдату. Тот вытянул руку, чтобы рубашка его не касалась, но продолжал ее держать.
— Мне кажется, не совсем правильно… — начал он и осекся.
— Что значит «не совсем правильно»? — спросил Куин неожиданно сердитым, почти необычно визгливым голосом. — Что тебе кажется неправильным?
Никто не ответил.
— Ведь это только рубашка, а не парень, который был в ней. Что вы хотите? Отнести ее в роту? А что там делать с ней? Похоронить? Или отдать Сторму на тряпки для чистки котлов? — Для Куина это была довольно длинная речь. Однако он, по крайней мере, вновь обрел контроль над своим голосом. Опять никто не ответил. — Оставь ее там, где нашел, — властно сказал Куин.
Не говоря ни слова, солдат повернулся и швырнул рубашку на прежнее место между корнями.