Тонкий лёд
Шрифт:
— Ее сиятельство заняла положенное ей место, — не глядя ни на меня, ни на лакея, произнес Аристан.
Я вспыхнула поначалу, но быстро осознала, что ничего оскорбительного в словах супруга нет, и он всего лишь точно указал мое местонахождение. По этикету мне полагалось сидеть напротив мужа, а не рядом с ним. По тому же этикету, который я изучала заново наравне с другими науками перед нашей свадьбой, диару дозволялось иметь небольшую свиту, диаре даже полагалось иметь фрейлин, числом не более семи дам, и при наличии двора местоположение за столом было бы оправдано. Однако данные правила писались еще двести пятьдесят лет назад, и с тех пор очень многие
Во время трапезы я украдкой бросала на диара осторожные взгляды. Он, кажется, вовсе не замечал меня. Но вдруг поманил к себе одного из лакеев и что-то сказал ему. Тот поклонился и направился в мою сторону, после поклонился и произнес:
— Ваше сиятельство, их сиятельство передают вам, что сегодня чудная погода, и приглашают вас на прогулку по парку.
— Узнайте у его сиятельства, изменил ли он свои взгляды за прошедшие дни, — ответила я.
Лакей поклонился, вернулся к Аристану и передал мой ответ. Наш вестник отвесил очередной поклон и вернулся ко мне:
— Ваше сиятельство, их сиятельство просили передать, что не сменили ни намерений, ни взглядов.
— Тогда передайте его сиятельству, что я отклоняю его приглашение, потому как продолжаю настаивать на собственных убеждениях. — Лакей уже собрался отойти, но я остановила его. — Полюбопытствуйте у его сиятельства, как проходят дни его свободы.
— Слушаюсь, — склонил голову мой вестник и отправился к адресату.
Вскоре он вернулся ко мне с ответным посланием.
— Ваше сиятельство, их сиятельство просили отметить, что стойкость в убеждениях — это похвальное качество, однако ваше нежелание идти на диалог их сиятельство чрезмерно огорчает. На второе ваше послание их сиятельство ответили, что в делах и заботах о диарате они не успевают заметить своей новообретенной свободы. В свою очередь их сиятельство интересуются у вашего сиятельства, когда вы намерены вернуться к своим обязанностям и возобновить деятельность, угодную Богине?
— Передайте его сиятельству, что не страдаю провалами в памяти и о своих обязанностях помню отлично.
— Ваше сиятельство, — вернулся ко мне лакей, — их сиятельство интересуются, все ли обязанности вы имеете в виду, или же только их часть?
Я подняла голову и посмотрела на супруга. Он сидел, откинувшись на спинку стула и скрестив на груди руки. Диар ответил мне вопросительным взглядом.
— Передайте его сиятельству, что уроки своего наставника о нравственности д’агнар Альдис прослушал вполуха, — отчеканила я, сердито откинув салфетку.
Лакей невозмутимо поклонился, но я заметила легкий румянец, окрасивший щеки мужчины, и вернулся к Аристану. Тот с явным интересом выслушал послание и передал ответ. Наш вестник вернулся ко мне несколько растерянный.
— Ваше сиятельство, их сиятельство просили отметить, что смысл невинного вопроса может… хм, простите, извратить лишь особа, не слушавшая уроки о нравственности вовсе. Их сиятельство уточняют, что имели в виду обязанности диары, предписывающие ей следить за светской жизнью в диарате, также их сиятельство напоминают, что завтра день рождения агнара Тагнилса, и коли семейство Альдис отклонило приглашение из-за нездоровья вашего сиятельства, то вам нужно написать поздравление.
— У его сиятельства отвалятся руки написать поздравления самому? — раздраженно спросила я, уязвленная словами супруга.
— Их сиятельство предвидели
Поджав губы, я некоторое время сверлила взглядом Аристана, после поднялась со стула и направилась прочь из столовой, однако повернула назад, так и не дойдя до двери. Лакей вернулся к диару, и свой ответ я дала уже при муже:
— Передайте его сиятельству, — отчеканила я, не глядя на диара, — что я учла замечание и поздравления агнару Тагнилсу напишу. Остальное его сиятельство узнает из рукописного послания.
— Передайте ее сиятельству, — донесся до меня голос Ариса, — что я буду у себя в кабинете, и свои послания она может отправить по этому адресу.
Из столовой я вышла, сжав кулаки. Меня переполнял гнев, когда я думала о том, какой смысл диар мог вложить в слова об извращенном понимании невинного вопроса. Я так ясно видела намек на мою неверность, что желание вернуться и надавать мужу пощечин подавила только усилием воли. Потому, вернувшись в свои комнаты, я первым делом потребовала перо, бумагу, чернила и сургуч. Свою личную печать, которую мне отлили по заказу Аристана еще до свадьбы, я взяла из запертой шкатулки сама.
Получив требуемое, некоторое время сидела над своим гневным посланием. Первый лист уже горел в камине, потому что я осталась недовольна тем, что написала, и теперь пыталась составить письмо, наполненное тонкой иронией и язвительными замечаниями. Однако, так и не сумев воплотить свой замысел, написала всего две фразы: «Я не падшая женщина. Не смейте так называть меня». После сложила свое послание и запечатала сургучом, поставив личный оттиск. Адрес, написанный на письме, гласил: Поместье Альдис, рабочий кабинет диара. Его сиятельству д’агнару Аристану Альдису.
Письмо унесла моя горничная, а с ответом вернулся уже камердинер супруга. Адрес на обратном послании тоже имелся: Поместье Альдисов, комнаты диары. Ее сиятельству д’агнаре Флоретте Альдис. Я сломала сургуч с оттиском печати диара и пробежала глазами ответ: «Не приписывайте мне эпитетов, которых я никогда не подразумевал». Разумеется, меня этот ответ не успокоил, и мое новое письмо отправилось к супругу, как только я его закончила. Теперь строк было несколько больше, потому что я указывала ему на фразу, которая навела меня на эти мысли.
Ответ диара оказался короток и лаконичен: «Вы ошиблись. Я имел в виду иное». И всё. Никаких пояснений, которые удовлетворили бы меня и усмирили недовольство. Это стало причиной третьего послания, в котором я требовала дать более развернутый ответ. Но получила следующее: «Желаете поговорить? Мое приглашение на прогулку по-прежнему в силе». Фыркнув, я ответила: «Пока вы не измените своих убеждений, никаких разговоров быть не может». Больше посланий не было.
От чувства бессилия я изорвала всю бумагу, лежавшую на моем столе, оставив лишь один лист, на котором написала большими буквами слово «осел», а после сожгла его, так и не отправив тому, кому предназначался сей эпитет. На ужин я уже не явилась, поев в своей комнате. И спать легла, не пожелав в ответ спокойной ночи. Меня распирало от негодования, но как его выразить, кроме очередного разгрома, я не представляла. Однако громить комнаты, в которых живешь, мне показалось глупо, потому что нового переезда я не желала. Комнаты остались в сохранности, а я вертелась в постели половину ночи, мысленно высказывая сиятельному слепцу всё, что лежало у меня на душе.