Тонкий лёд
Шрифт:
— Что это значит, Фло? — спросил меня родитель.
— Я вернулась домой, папенька, — невесело улыбнулась я.
— Но… как? — ошеломленный моими словами, вопросил отец.
— Насовсем? — деловито уточнила Мели.
— Тебя обидел муж, сестрица? — расстроилась Тирли.
— Дочь, что произошло? — в голосе агнара Берлуэна послышалось неподдельное беспокойство.
— Всё потом, папенька, — ответила я и вошла в комнату. — Как Богиня решит, так и будет.
Я закрыла дверь перед своими родными.
— Идемте, девочки, — донесся до меня голос родителя. — Если ваша сестра желает побыть одна, мы не
— Спасибо, папенька, — прошептала я, тяжело опускаясь на свою кровать.
Для меня начиналась новая жизнь, в которой не было места излишне благородному и недоверчивому Аристану Альдису.
Глава 21
Карета диара, запряженная белоснежной двойкой лошадей, катила по улицам Кольберна. Люди, завидев ее, спешили поклониться властителю Данбьерга. Впрочем, сам диар не видел этих приветствий. Он сидел, откинувшись на спинку сиденья, в руке его было зажато письмо от супруги, д'агнары Флоретты Альдис, покинувшей мужа пять дней назад. Диар пробегал глазами строчки послания, кое-где размытые каплями слез, после устремлял слепой взгляд в пространство, и лицо его становилось мрачновато-задумчивым.
Протяжно вздохнув, его сиятельство снова посмотрел на письмо диары, наполненное горечью и обидой, приправленное иронией и даже сарказмом. Он бережно свернул бумажный лист и убрал его во внутренний карман своего элегантного пальто, взялся за перчатки, лежавшие рядом на сиденье, и вдруг произнес вслух, повторяя строки из письма:
— Если же вам так хочется украсить себя рогами, то я забираю свои слова обратно. Вы не осел, вы упрямый баран и можете не прощать мне моей грубости… Баран, — повторил мужчина и невесело усмехнулся. Само письмо он перечитывал столько раз, что уже успел выучить его наизусть.
Диар перевел взгляд в окно и некоторое время смотрел на тоскливые серые улицы Кольберна. Снег, казалось, уже закрепившийся в своих правах, все-таки сошел, и теперь пейзаж стал вновь уныл, отражая душевное состояние Аристана Альдиса. С той минуты, когда горничная диары принесла ему послание, сообщив, запинаясь, что ее сиятельство отбыла в родовое поместье, в душе непробиваемого д'агнара сменилось множество чувств. От первой вспышки непонимания и даже гнева он перешел к раздражению, а после и вовсе впал в уныние. Пока камердинер умело обрабатывал легкие ранения, полученные в поединке, диар был уверен, что все разногласии с супругой остались в прошлом, и теперь остается только вернуть ускользнувшую легкость недавнего бытия, и письмо ее сиятельства стало настоящим ударом, в первое мгновение показавшимся вероломным. Взбешенный д'агнар Альдис, гонимый первым порывом вернуть беглянку, кое-как доковылял до двери на опухшей ноге, но, уже взявшись за ручку двери, остановился, задумался и вернулся назад. Для начала стоило остудить голову, чтобы не дойти до еще больших неприятностей, и хорошенько подумать. Поспешных решений его сиятельство не любил и осуждал.
Впрочем, решение о том, что ему делать было принято еще до отъезда супруги в поместье Берлуэн, но из-за внутренних противоречий и затаенного волнения и даже страха, диар не спешил его воплощать. И вот, устав от собственных вопросов
Карета остановилась напротив дома инара Маггера, и диар, отбросив всякое малодушие, решительно покинул экипаж, устремляясь к парадному входу, где его уже ожидал доктор Маггер собственной персоной. Его сиятельство небрежно кивнул в ответ на поклон хозяина дома и последовал за ним, опираясь на лакированную черную трость — нога все еще побаливала.
В кабинете доктора царили чистота и запах лекарств. Инар указал на стул для посетителей и направился к рукомойнику, не забыв спросить:
— Мне кликнуть прислугу, чтобы вам помогли разуться?
— Прислуга будет лишней, — усмехнулся его сиятельство.
Врач спорить не стал, а когда вернулся, обнаружил высокородного пациента по-прежнему в обуви и в глубокой задумчивости.
— Что же вы, ваше сиятельство? — удивился инар Маггер. — Я все-таки кликну прислугу. Нужно осмотреть вашу ногу…
— Оставьте мою ногу в покое, — чуть поморщившись, отмахнулся диар. — У меня к вам иное дело. Нас могут услышать?
Доктор Маггер невольно усмехнулся, вспомнив супругу его сиятельства, не так давно начинавшую разговор с похожих слов. Однако спрятал улыбку и кивнул:
— Мы одни, ваше сиятельство, вы можете говорить, ничего не опасаясь.
Высокородный посетитель кивнул в ответ, однако разговор начинать не спешил. Он задумчиво постукивал ногтем по набалдашнику своей трости, и доктор Маггер, чувствуя, что разговор предстоит серьезный, не торопил своего гостя.
— Прежде, чем я начну, — наконец, заговорил диар, — я хотел бы предупредить вас, что всё, что вы сейчас услышите, не подлежит разглашению. И если хоть что-то просочиться за стены вашего кабинета… — Его сиятельство многозначительно замолчал.
Инар Маггер понятливо кивнул.
— Я врач, ваше сиятельство, — ответил он, — и не привык обсуждать тайны своих пациентов ни с кем, даже со своей супругой. Вы можете не опасаться огласки.
— Хорошо, — диар отставил трость в сторону и поднялся на ноги. Чуть прихрамывая, он прошелся по кабинету, разминая пальцы.
— Дело касается чести моего семейства, инар Маггер, в этом вопросе я особенно щепетилен, и открыто говорить о некоторых семейных тайнах мне не просто. Однако ситуация такова, что я вынужден обратиться к вам за некоторыми разъяснениями. Но для начала я спрошу вас, осведомлены ли вы о горячке Хольнига?
— Разумеется, ваше сиятельство. Я изучал эту болезнь. Принеприятнейший недуг. И его последствия могут быть чрезвычайно плачевны.
— Я перенес горячку Хольнига пятнадцать лет назад, — прервал доктора д'агнар Альдис.
— Оу, — округлил глаза врач, с новым интересом разглядывая диара.
— Вы не найдете видимых последствий, — заметив взгляд доктора, усмехнулся его сиятельство. — Меня лечил королевский доктор в Фалабрии. Мастер своего дела. У меня нет судорог, паралич также меня не коснулся. Мне досталось… бесплодие.