Тонкий лёд
Шрифт:
— Я замечательно себя чувствую, — наконец, ответила я.
— Рад слышать, — широко улыбнулся мне супруг и перевел взгляд на сына Покровительницы. — Брат Хеборг, в этой козе что-то испортилось, она не доится.
— Зайка перепугана, — удручено ответил брат Хеборг.
— Или оскорблена, — заметила я, кутаясь в шаль, которую мне принесла одна из горничных. Окна в гостиной были открыты из-за козьего испуга. — Возможно, не стоило называть ее падшей женщиной. Вы ведь ее оскорбили?
Лицо диара вдруг вытянулось, и он с подозрением спросил:
— Откуда вы знаете?
— Хм… —
Наконец, оставив бедное животное в покое, его сиятельство поднялся со скамеечки, отдернул рукава рубашки и тихо буркнул:
— Бессовестная скотина. Испортила всю затею.
Я сделала несколько шагов навстречу, однако остановилась, так и не дойдя до мужа, и сделала небрежный жест рукой в сторону козы, чей вздох облегчения я явственно услышала.
— И что означает сей пассаж?
— Это не пассаж, это Зайка, — чуть ворчливо ответил его сиятельство, все еще обиженный на козу. Однако тут же лукаво улыбнулся: — Я воплощаю ваши фантазии. Теперь в нашей жизни не осталось лжи и тайн.
— Совсем? — полюбопытствовала я, едва сдерживая рвущийся наружу смех.
— Абсолютно, — с уверенностью ответил диар.
Я хмыкнула и, стараясь улыбаться мило, спросила, наивно похлопав ресницами:
— Вы ведь расскажете мне о своей жизни в обители? Вам было тяжело среди братьев?
— Что вы, дорогая, — не менее мило улыбнулся в ответ Аристан Альдис, делая еще один шаг ко мне. — Прекрасные люди. Благочестивы сверх меры. Признаться, я даже испытываю некоторое просветление после жизни среди них.
Как мне удалось сдержаться от смеха, до сих пор не могу понять.
— Правда? — с некоторым восторгом спросила я.
— Истинная, — подал голос брат Хеборг, благостно закатив глаза. — Брат Аристан трудился с утра до ночи и с ночи до утра, не разгибая спины и не покладая рук. Молился без устали, беспрестанно испрашивая у Матери Покровительницы прощения за все свои прежние грехи. А когда покидали мы обитель, братья рыдали от сожаления, что уходит от них столь праведный поборник веры.
Я перевела взгляд на супруга, он стоял, скромно потупив очи. Сама добродетель, не иначе, предстала мне в облике диара Данбьерга. Взгляд серых глаз мог принадлежать лишь святому, до того он был чист и светел. Аристан вздохнул умиротворенно и снова посмотрел на своего спутника. Тот ответил таким же умиротворенным вздохом и вдруг встрепенулся.
— Ваше сиятельство, брат Орэй, настоятель нашего монастыря, передал вам свое последнее, должно быть благодарственное послание.
Сын Покровительницы поспешил ко мне, вытаскивая из-за пазухи запечатанный конверт. Признаться, я ощутила легкую дрожь предвкушения, представляя, что написал мне настоятель. Потому вскрыла письмо, не медля ни минуты. Бросив на мужа лукавый взгляд, на лице которого по-прежнему читалось смирение, я приступила к чтению.
«Милости Богини нашей вам, ваше сиятельство.
Вот и окончились наши мучения, брат Аристан, пивший мою кровь на протяжении неполных десяти дней, покидает нас. Спешу поведать вам, как заканчивал свое покаяние ваш супруг. Окончание вчерашнего
Сейчас он переодевается, готовясь покинуть нас, а я пишу и рыдаю от жалости, ибо берет он с собой козу Зайку, и никакие уговоры не способны отменить его решения. На все мои увещевания, брат Аристан ответил, что без козы ему возвращаться никак нельзя, что в ней его будущность и счастье. Не выдержав, я все-таки хотел выпороть его напоследок для облегчения душевных страданий. Брат Аристан переломал розги, закинул куда-то плеть, и вот уже час ее не могут найти. После сказал, что его сиятельное, простите великодушно, седалище не предназначено для порки, и что еще вчера он бы слова не сказал, а сегодня поздно, ибо он уже снова диар. Теперь рыдаю еще и от сознания, что упустил свое счастье.
Вместе с его сиятельством и козой Зайкой покидает обитель и брат Хеборг, ярый поборник вашего супруга, игрок в карты и собутыльник диара. Велел я ему не возвращаться, пока не поймет всю пагубность мирской жизни. Вы уж, ваше сиятельство, не дозволяйте вашему мужу оставить у себя брата Хеборга, как он намеревается, иначе быть его душе в заблуждении.
А еще от всего сердца прошу вас, ваше сиятельство, простите вашего неразумного супруга. Избавился он от своего недоверия и дурных подозрений, в чем клялся мне на ночной исповеди. Если же вы не простите его, то обещал его сиятельство вернуться и продолжать каяться, пока вы, его добродетельная супруга, сами не придете за ним. Не допустите сие безрассудство. Позвольте братьям жить в мире и покое, исполняя свои обеты, данные Матери нашей Покровительнице.
Отдельно прошу вас, ваше сиятельство, верните Зайку в обитель. Коза ни в чем не виновата.
Писано в Бримской обители, братом-настоятелем Орэем».
Над ухом моим вдруг послышалось сопение, а следом полный негодования возглас:
— Каков подлец! Мстительная душонка! Доносчик! И я еще ему пообещал щедрое пожертвование!
Я обернулась и судорожно вздохнула, увидев мужа совсем близко.
— Должно быть, его подкосили азартные игры в обители, — отметила я, жадно рассматривая посуровевшие черты диара.
— Он и об этом написал?! — воскликнул супруг.
— Ваше сиятельство, зачем вам понадобились сандалии братьев? — не могла не полюбопытствовать я.
Диар насупился и проворчал в ответ:
— А что с них еще взять? Денег и земель у братьев нет, играли на то, что под рукой. Кстати, балахоны я, как благородный человек, позволил им отыграть.
— Действительно, благородно, — хмыкнула я. — И не совестно вам было после читать им нотации, пока братьев пороли за ваши шалости?
Его сиятельство закатил глаза и отвернулся от меня, зато голос подал брат Хеборг: