Тонкий лёд

Цыпленкова Юлия

— Мышь, — кивнул диар, не улыбнувшись в ответ. — Откуда же мне было знать, что мыши могут быть столь очаровательны? Мой мышонок оказался незаурядным, смешным, чистым и невероятно милым. Еще там, у источника, я был околдован покоем черт спящей девицы. После вы насмешили меня, пытаясь не допустить нашего столкновения, когда бежали прочь, едва заметив носы моих ботинок. Впрочем, нет. Всё началось еще раньше, когда вы лежали на полу в своей гостиной и угрожали мне кошмарами после знакомства с инаром Рабаном. Забавная девчонка, откровенная в выражении своих чувств. Да, пожалуй, именно тогда вы впервые

не оставили меня равнодушным. — Он замолчал и отвернулся к окну. — В свое оправдание могу лишь сказать, что, не полюбив, я намеревался уважать и почитать свою супругу. Быть ей верным и помогать во всем, чтобы она скорей сумела почувствовать себя уютно в моем доме и в уготованной ей роли диары.

— Вы хотели, чтобы ваша жена влюбилась в Эйнора…

— Ох, Фло, — Аристан снова посмотрел на меня. — Чтобы женщина, описанных мной качеств, решилась на измену, страшась, что благодеяния для ее семьи закончатся, если откроются ее шалости, нужны были чувства. Они должны были помочь быстрей свершиться задуманному мной, чтобы Эйн поскорей убрался восвояси. Тогда бы отношения с супругой полностью поменялись. Я бы приложил все силы, чтобы помочь ей забыть любовника и больше не смотреть в сторону других мужчин.

— Мои покои…

— Я собственник, дорогая, — в голосе засквозила усталость. Я понимала, что он не хочет говорить о своих прежних намерениях, но продолжает честно отвечать на мои вопросы, потому что лучше сказать, чем умолчать и ожидать последствий. — Отдать свою жену любовнику, да еще и у себя под боком? Даже ради желанного дитя это было выше моих сил. Я не хотел ничего видеть и знать — это было моим обязательным условием. Вы, — супруг чуть помедлил, но все-таки договорил, — вы презираете меня, Фло?

Усмехнувшись, я отрицательно покачала головой.

— Нет, Арис, я даже вас не порицаю, — ответила я. — Я ведь слышала ваш рассказ и поняла, что отчаяние подтолкнуло вас к этому решению. К тому же у вас оставался долг перед родом. И всё же главным стало то, что вы не сумели привести свои намерения к исполнению. Не подпустили ко мне племянника и защищали от его ухаживаний. Нет, Арис, я вас не презираю. Я люблю вас, и это единственное чувство, которое имеет для меня значение.

Диар тяжело сглотнул и рывком прижал меня к себе, вновь потревожив ногу, но, кажется, даже не заметив этого.

— Спасибо, — прошептал он, утыкаясь мне в макушку. — От всей души, любовь моя. Меня пугало, что вы станете ненавидеть меня, когда обо всем узнаете.

Я прижалась к мужу и затихла на некоторое время. Впрочем, мои вопросы еще не закончились. Оставался последний, самый главный, на который я желала получить искренний ответ. Немного отодвинувшись, я заглянула в глаза супруга.

— Арис, ребенок… Вы всё еще считаете…

Диар взял меня за руки, несильно пожал их и ответил, поняв мой недосказанный вопрос:

— Это наш ребенок, Фло. Мой ребенок. Так или иначе, моя мечта осуществилась, и я не собираюсь отказываться от благодеяния Богини. Я с благодарностью принимаю этот дар.

Я почувствовала, как кровь отхлынула от моих щек. Принимает дар… Так или иначе… Не став больше спорить и что-то доказывать, я растянула губы в улыбке и кивнула. Супруг снова притянул меня к себе, и я

порадовалась, что смогу спрятаться на его груди, чтобы диар не увидел, как исказилось мое лицо, как я борюсь со слезами разочарования и боли от его слов. Наверное, измени я своему мужу, я сейчас могла бы чувствовать себя счастливой. Ведь меня прощали и принимали мое дитя, как свое родное. Однако я не изменяла его сиятельству и от его слов ощутила себя так, словно меня вывалили в грязи.

На поцелуй Аристана я ответила вяло и быстро отстранилась, сославшись на несуществующую тошноту. Он понятливо кивнул, но, кажется, все-таки что-то почувствовал, потому что взгляд диара стал испытующим. Я ответила улыбкой. Хвала Богине, он сам научил меня прятать свои истинные чувства. Ни выяснять отношений, ни говорить о своих намерениях я не хотела.

Потому, когда мы приехали, я сослалась на желание скорей привести себя в порядок и ушла к себе. Там взяла бумагу и чернила и застыла, не в силах начать излагать свои чувства на бумагу. Пока я так сидела, горничные, взволнованные и обрадованные моим возвращением, подготавливали мне ванну и свежую одежду. Вскоре появились лакеи, сообщившие, что его сиятельство приказал перенести мои вещи в наши с ним покои. Я кивнула, не мешая им.

Наконец, решительно поджав губы, я начала писать, не замечая, что время от времени из глаз моих капают слезы, местами размывая свежие чернила. Я еще писала, когда мне сообщили, что ванна готова.

— Позже, — машинально ответила я и вернулась к своему занятию.

Закончив, я нашла взглядом самую молодую из моих женщин.

— Узнайте, что делает его сиятельство, — попросила я.

Она поклонилась и ушла исполнять поручение. Вернулась горничная достаточно быстро.

— Его сиятельство вернулся в свои комнаты, — доложила она. — Камердинер ему помогает обработать раны.

Я запечатала письмо и передала горничной.

— Отдадите его сиятельству, когда я уеду, — хрипло произнесла я, и вряд ли кто-то догадался, что этот хрип вызван вовсе не саднящим горлом.

— Куда? — изумились мои женщины.

— К папеньке в поместье, — врать не имело смысла. То же самое я написала и мужу.

Более не слушая горничных, я покинула покои, дошла до комнат диара и остановилась под дверями, прислушиваясь, но никаких отголосков до меня не донеслось. Судорожно вздохнув, я погладила ручку двери и стремительно отправилась прочь. За жизнь и здоровье мужа переживать не приходилось. Самым серьезным был вывих, и я могла позволить себе покинуть поместье Альдис, не дожидаясь выздоровления супруга.

По моему приказанию запрягли карету, двое мужчин из числа прислуги заняли место на запятках, как мое сопровождение, и кучер пустил лошадей шагом. Привратник низко склонился, пропуская экипаж. Я откинулась на спинку сиденья, отчаянно зажмурилась, стараясь держаться, но всё же разрыдалась. Возможно, я покидала поместье навсегда. Если Аристан не поверит мне до рождения нашего ребенка, после рождения, когда он сможет увидеть в младенце свои черты, я вряд ли смогу принять его раскаяние.

Родное поместье встретило меня папенькиным удивлением и радостным визгом близнецов. Агнар Берлуэн догнал меня на пороге моей прежней комнаты.