Топ-модель
Шрифт:
– Все отлично, Маша, - говорит Стахов, вернувшись после проводов генерала.
– Ты понравилась Старкову.
– И уточняет, услышав мое ироничное хмыкание.
– Как личность.
– Маруся нам всем нравится, - кудахчут сестры Миненковы.
– Мы за нее...
– Все, работаем, - обрывает их Алекс.
– И за Машу отвечаем головой. Если уж "маньяк" забил в свою дурную голову некую идею, то будет пытаться воплотить её в жизнь. Мы в этом убедились, верно, Мария?
– Верно, - отрешенно соглашаюсь.
– Тем более ты нам нужна для большой работы.
–
– Остаться дома. С Аллой и Галей.
– А вы?
– увидела сборы двоюродной сестры и Максима Павлова к уходу в неизвестное.
– А у нас познавательная поездка.
– Куда?
– Военная тайна.
Охотник на людей совершает ошибку - он плохо интригует, и я чувствую: "познавательная поездка" связана с моими проблемами. И требую, чтобы меня взяли тоже. Начинается небольшой скандалец. Я топаю ногой и стою на своем. Мне не хочется оставаться с сестрами Миненковыми, которые будут болтать глупости, пялясь в телевизор. Я прекрасно себя ощущаю, утверждаю, и мне нужно развеяться.
– Нет, ты не готова к нашей работе, - заключает Стахов.
– Почему это?
– Вредничаешь, как малое дитя.
– Сами вы вредные...
– Ну не знаю, - сдается Алекс, не готовый к подобным девичьим капризам.
– Вот как решит Женя, так и будет.
– А я тут причем?
– удивляется сестра.
– Делаете, что хотите, а мы с Максимчиком лучше пойдем гулять в скверике. Да, родной?
– Ну да, - разводит руками "жених".
– О! Мы тогда дергаем по нашим делам, - радуются сестры Миненковы. Вы уж как-нибудь без нас...
Словом, не успел бедняга Стахов глазом моргнуть, как оказался один на один со мной. Отлично, только и вымолвил, когда понял, что от меня не так просто отделаться.
И мы снова выехали в город - вечерний. Куда? К Сопиковичу Ананию Ананьевичу, проживающему в районе метро "Октябрьское поле". Оказывается, вышеупомянутый господин и есть тот самый Арнольд, пострадавший от моих жестоких приемов йоп-чаги. Его поиски не составили труда для организации, способной при необходимости узнать о каждом гражданине республики всю подноготную. Несколько телефонных звонков - в Дивноморск тоже: и, пожалуйста, адрес и Ф.И.О. того, кто нас интересует.
– А зачем нам этот Ананий нужен?
– спрашиваю я.
– Это не его голос по телефону. Точно.
– Мы отрабатываем все варианты, - отвечает Алекс.
– Помнишь ты говорила, что Сопикович хвастался знакомствами с известными модельерами?
– Помню.
– Возможно, есть некая связь между ним и "маньяком". Надо проверять все и всех. Даже самые невероятные предположения.
– Думаю, Арнольд, который Ананий, мне обрадуется, - рассуждаю.
– Кондрашка хватит, - смеется Стахов.
– Если что-то знает, скажет.
А вдруг данная схема верна: мстительный Арнольд, он же Ананий, решает наказать ту, которая прилюдно его обесславила. Однако возникает несколько вопросов: можно ли за короткий срок вылечить поврежденную голову? Каким образом он узнал о моем приезде? Но главное: разве Арнольд способен
Н-да, надо разбираться, как любит повторять мой спутник. Еще неделю назад жила чистыми и наивными помыслами, передвигаясь по жизни легким танцующим шагом, теперь мой ход отяжелел, а состояние души такое, будто она отравлена кислотными испарениями.
Вечерняя столица умирала от удушья - казалось, город укрыт стеклянным колпаком, откуда выкачан живительный кислород. Дома стояли с открытыми оконными глазницами, безвольные прохожие брели по улицам, словно бесцельные зомби.
К счастью, час пик закончился, и наш джип скоро катил на северную окраину мегаполиса. Стахов инструктировал меня о моем же поведении в гостях у Сопиковича: никаких эмоций и никаких самостоятельных действий без приказа.
Я смотрела на вечерний город и вспоминала его днем, когда мы искали Танечку Морозова и ещё жили надеждой на благополучный исход. Город был жарок и агрессивен, теперь он спокоен и сам задыхается, как человек, от удушья. Наверное, Танечку задушили удавкой, размышляю я невольно, а затем... Нет, надо прекратить об этом думать. Все это в прошлом - надо жить настоящим. И цель наша в этом настоящем - найти того, кто должен полностью уплатить за безвинную душу.
Через четверть часа наш джип закатил в район, застроенный старыми домами. Немцы сооружали, сообщил Стахов, и назвал какой-то дремучий год 1946. Я глазела на эти старые дома, на старых людей, проживающих в них, на старых детей во дворах, и думала: лет через пятьдесят по этой улице тоже будет мчатся на авто какая-нибудь красивая молоденькая девочка моих лет, и удивляться окружающему старому миру. Такое впечатление, что в этом районе проживала сама Старость.
– Не хочу быть старой, - говорю вслух.
– Что?
– не понимает Алекс, высматривая трафаретки с номерами на домах.
– Кажется, здесь?
Неужели, чтобы остаться молодой, надо умереть? Как это случилось с Танечкой Морозовой. Но я не хочу умирать - но не хочу быть и старой. Что же делать?
Между тем наш автомобиль уверенно въезжает в один из дворов. Внутри него - здание школы, однако заметно, что здесь тоже не учатся, а занимаются неким бизнесом. Кажется, книжным, если судить по бумажным кирпича, забившим мусорные баки. Мою догадку поддерживает Алекс, сообщив, что в "школе" располагается некое столичное издательство, выдающее на-гора невозможное пи-пи для доверчивых российских читателей:
– Никогда, Мария, не читай эту макулатуру.
– Я и не читаю, - признаюсь, выбираясь из машины.
– Почти.
– Вот и не читай, - повторяет мой спутник, осматриваясь.
– Нам сюда, указывает на соседний дом.
– Первый подъезд, квартира тринадцать. Гляди, наш Сопикович не верит в магическую силу цифры. А вот мы верим...
Прогулочным шагом отправляемся в неожиданные гости. Никаких чувств не испытывала, словно помня наставления старшего товарища. Впрочем, была уверена: объекта нет на месте - или в больнице, или в подмосковном санатории.