Топот бронзового коня
Шрифт:
Разговор у Юстиниана и его жены был такой.
Он смотрел на неё внимательно, словно бы стремился проникнуть в её мысли, чтоб узнать доподлинно, изменяла она ему или нет. Женщина сидела напротив, словно на иголках, опустив очи долу. Царь спросил:
– Значит, утверждаешь, между вами не происходило ничего противозаконного?
У царицы нервно вздрогнули губы:
– Сотню раз уже повторяла: нет. Даже поклялась на кресте. Разве этого мало?
– Мало, мало. Мне нужны доказательства посильнее клятв.
– Да какие? Я не понимаю.
– Если ты к нему относишься с безразличием, так убей его.
Побледнев,
– Как - убить? Что ты говоришь?
– Ты разволновалась? Он тебя волнует?
– Нет, ну почему сразу убивать? Можно же услать, удалить, заточить в темницу на худой конец. Убивать зачем?
– Он тебя волнует…
– Имр - такой же человек, как и все, пусть не нашей веры, но создание Божье. Отнимать жизнь у другого человека - тяжкий грех. Ибо заповедь из заповедей: не убий.
– Ишь, как всполошилась… Значит, что-то было…
– Нет, пожалуйста, Петра, умоляю тебя. Почему ты не хочешь мне поверить? Между мной и ул-Кайсом - исключительно духовная связь. Никакого блуда, никакой измены.
Император произнёс, как упрямый мальчик:
– Докажи. Убей.
Василиса в отчаянии начала ломать пальцы - гнуть их до предела, щелкая суставами. Прошептала нервно:
– Как мне это сделать?
Он ответил не сразу, наслаждаясь паузой:
– Не клинком, конечно… И вообще не здесь, не в святом Византии… Пусть уедет с миром. Где-нибудь вдали…
– Отравление?
– догадалась она.
– Да, пожалуй. Только постарайся не вмешивать слуг. Их тогда придётся устранять следом… Что-нибудь придумай. Ты у нас обучена составлению ядов, ворожбе, медитации. Надо так устроить, чтоб никто не понял истинной причины…
– Если мне удастся, обещаешь не винить меня больше и забыть навсегда о нашей размолвке?
– посмотрела она на него смятенно.
Самодержец вскинул правую руку - характерный жест античных легионеров (перенятый у них фашистами):
– Слово Цезаря!
– Так и поступлю, - и владычица снова опустила глаза.
– Как же мы узнаем, что желание государя осуществилось?
– напоследок улыбнулся Юстиниан.
– Не пройдёт и месяца, как из Персии привезут известие о кончине ул-Кайса.
– Хорошо, потерпим.
А когда монарх удалился, Феодора проговорила чуть слышно:
– Нет, не осуждаю… Он по-своему прав. Он застал супругу с чужим мужчиной и наказывает обоих. Виноват не Петра, а Губошлёп, сообщивший ему на ухо… Имр умрёт, это решено. Быстро, ничего не поняв. Но, в отличие от него, Иоанн будет умирать долго и мучительно, унижаемый, уничтоженный. Да свершится святая месть. Феодора не прощает обид.
Заказала у белошвеек дорогую тунику, вышитую славным узором. Тайно ото всех, по старинным рецептам, приготовила снадобье: изначально совершенно безвредное, через месяц при соединении с воздухом превращается оно в жгучую отраву, вызывающую язвы кожи, а затем общий паралич. Пропитала снадобьем тунику, уложила в коробку, завязала лентой с красивым бантом. Прошептала: «Господи, прости!» Встала перед иконой, осенила себя крестом, поклонилась низко: «Пресвятая Дева Мария, обещаю Тебе, что смогу искупить этот страшный грех воцарением в Романии истинной веры. Привезу из Александрии моего учителя - преподобного Севира, а иных сподвижников - из Амиды и из Эдессы. Поселю у себя под боком, и начнём убеждать православный мир в ложности
Имр с благоговением принял из рук возлюбленной смертоносный подарок. Обещал надеть отравленную тунику ровно через месяц - в день святой Феодоры, в честь которой крестили василису. Та сидела на троне в драгоценных одеждах, отстранённая, неприступная, в окружении многочисленной свиты. Бросила бесстрастно:
– С Богом, кир ул-Кайс. Не держите зла. Послужите империи, и империя отплатит вам по заслугам.
– Преклоняюсь перед вашей добротой, о, владычица…
И несчастный Имр уезжал в воодушевлении - ведь его задумки были реализованы: он довольно просто соблазнил государыню, пусть всего только раз и довольно нервно, на кресле, но с большим чувством, а монарх, обнаружив их потом вместе, кажется, поверил, что они всего лишь друзья, не казнил и пожаловал титул, обещав поддержку после возвращения из Персии. Что ещё желать? Только не попасть под персидский меч. Ну, Бог даст, отвертится.
По дороге часто доставал подаренную тунику, любовался её узором и повторял: «Да, она - необыкновенная женщина. И Юстиниана можно понять». Ласково проводил рукой по материи. Жить ему оставалось ровно три недели.
Велисарий был весьма обрадован появлению Ситы с подкреплением и приезду приёмных детей. Обнял их и расцеловал, а потом сразу посерьёзнел:
– Назревает главная битва. Силы у нас неравные, даже с учётом твоего пополнения - персы превосходят ромеев раза в два. И армяне в большинстве на их стороне, так как полагают, что мы станем, в случае победы, насаждать в Армении ортодоксию силой. Говорят: лучше с персами, те не заставляют молиться своему Богу.
– Плохо, плохо, - покачал головой соратник.
– Кто командует неприятелем? Всё ещё Пероз?
– Да, Кавад ему доверяет полностью.
– Шахиншах здоров?
– Здоровее нашего. Несмотря на свои восемьдесят лет.
– Ну, в такие годы можно ожидать всяких неприятностей.
– Нам с тобой надеяться на это не стоит.
Фотию с Феодосием путешествие по Чёрному морю очень понравилось, оба загорели, выглядели весело, словно собирались не на войну, а на вечеринку. Антонина встретила их радостными воплями, обнимала, тискала, восклицала: «Ох, какие сделались взрослые! Мужики, да и только. Искололи меня щетиной», - и смотрела на приёмного сына нежно. Тот слега смущался и бубнил в ответ какие-то комплименты. Женщина сказала:
– Только не обманывай. Знаю, что значительно подурнела. Потому что в моём положении дамы не становятся краше.
Поглядев на её живот, сын родной спросил с удивлением:
– Ждёшь ребёнка?
– Да, на пятом месяце.
– Велисарий счастлив?
– О, ещё бы! Он мечтал о детях. Сам большой ребёнок. Я имею в виду, в семье. Только не в войсках. Тут недавно посадил на кол двух гепидов за серьёзное нарушение дисциплины.
– Посадил на кол? Господи Иисусе!
– выкатил глаза Феодосий.
– Это казнь не ромейская, но варварская.