Топот бронзового коня
Шрифт:
– Вы, сударыня, безусловно, знаете, что имею в виду.
– Нет, не знаю, сударь.
– Хорошо, извольте: просто я зашёл раньше или позже. Либо преступление уже совершилось, либо предстояло. Только и всего.
Феодора возмущённо воскликнула:
– Вы не смеете обвинять меня без наличия фактов. Вы, юрист, знаток юриспруденции! Где же ваша хвалёная рraesumptia? Или к частной жизни это не относится?
Самодержец не выдержал и повысил тон:
– Да, но почему ночью?!
–
– Вы, по-моему, не работали.
– Отдыхали. Тем более.
– Женщина и мужчина отдыхают наедине. Ночью, по секрету от мужа. В потайном помещении… Этого достаточно для моих подозрений? Или у меня нет воображения?
– Ваше воображение слишком пылкое. Между мной и ул-Кайсом ничего противозаконного не было. Я могу поклясться.
– Даже на кресте поклясться?
– Даже на кресте.
Император засопел, но не захотел дальше продолжать. Повернулся и пошёл к двери. Дёрнул за шнурок, вызывая стражу. И, когда караульные появились, сухо приказал:
– Этот господин должен находиться во дворце под арестом. До особого моего распоряжения. Обращаться с ним следует гуманно, но строго. Если убежит или же умрёт от побоев - посажу на кол каждого из вас.
– А когда охрана увела бедного араба, обернулся к императрице: - Следуйте за мной. С вами разговор ещё не окончен.
Та взмолилась:
– Петра! Петра! Ну, подожди. Не смотри так мрачно. Ты ведь знаешь: я тебя люблю. Лишь тебя одного и никого боле. Повелителя бескрайней империи, императора-солнце.
– Опустилась перед ним на колени.
– Ты один в моём сердце. С первого мгновения нашей первой встречи на форуме Константина. И, поверь, до последнего вздоха моего. Не казни, пойми. Мне хотелось развлечься и пощекотать себе нервы…
– Ах, пощекотать нервы?
– Слушать любовные песни на арабском, вдалеке ото всех, под покровом ночи - очень необычно… Это же волнует, распаляет кровь…
– Распаляет кровь! Ты в него влюбилась?
– И монарх сгрёб в кулак её волосы на затылке, потянул назад, чтобы заглянуть в лицо Феодоре.
Василиса продолжала стоять на коленях, смежив веки.
– Ты в него влюбилась?
– повторил самодержец.
Женщина разъяла ссохшиеся губы:
– Может быть… чуть-чуть… он такой приятный…
– Сделала своим… фаворитом?!
– он проговорил это слово как-то неуверенно, побоявшись произнести «любовником».
Быстро открыв испуганные глаза, дама прошептала:
– Нет, поверь! Между нами ничего не было.
– Врёшь. Не может быть. Ты сама призналась, что в него влюблена.
– Но причина не означает следствие. Имр мне нравится как мужчина и как поэт. Ну и
– Твой Платон был язычник. Я издал указ о закрытии Платоновской Академии в Афинах как рассадника безбожия и неверия.
– Знаю, одобряю. Но Платон утверждал и здравые вещи. Платоническая любовь существует…
Автократор отпустил её волосы и сказал брезгливо:
– Чепуха собачья. «Платонически», как ты соизволила выразиться, стало быть - духовно, безгрешно, - можно обожать что-то бестелесное и абстрактное. Бога, например, или Родину. Там, где есть материя, там и похоть.
Собеседница его удивилась:
– А любовь родителей и детей? Есть материя, но нет похоти.
– Ерунда. Мальчики хотят своих матерей, а отцы - своих дочек. Просто в силу традиций сдерживают себя.
Феодора потупилась:
– Тем не менее я клянусь: между мной и Имром ничего противозаконного не было.
Он мотнул подбородком в раздражении:
– Ну, не знаю, не знаю. Хватит, поднимайся. И пойдём к себе.
Василиса посмотрела на него нерешительно:
– Ты ведь не сошлёшь меня в дальний монастырь?
– Говорю: не знаю! Я решу позднее.
– А его не убьёшь? Ул-Кайса?
Самодержец усмехнулся невесело:
– Все-таки печёшься о нём… Нет, убить не убью. Но из города удалю непременно. Пусть отправится к Велисарию, повоюет с персами. А потом видно будет.
Женщина взяла подол его тоги и поцеловала порывисто. Царь поморщился:
– Ох, ну сколько можно? Ты забыла, что давно не фиглярка, а императрица? Встань. Пошли.
– И, не обернувшись, удалился из комнаты. Перепуганная супруга поспешила за ним.
День спустя страсти улеглись, и, хотя монарх продолжал общаться с царицей резко, даже немного грубо, но наказывать пока не спешил. А она, наконец, поняв, что её свободе и жизни ничего не грозит, успокоилась и повеселела. Лишь спросила у евнуха Нарсеса:
– Кто вчера ночью посещал императора?
Тот задумался и ответил твёрдо:
– Только Иоанн из Каппадокии.
– Только Иоанн?
– Совершенно точно.
– Хорошо, спасибо. Никому не говори о моём вопросе.
– Как желает ваше величество.
Феодора подумала: «Значит, Иоанн. Значит, это он донёс обо мне и Имре. Больше вроде некому… - Сжала губы зло: - Берегись, гадёныш. Если Петра со мной не расправится, я с тобой расправлюсь наверняка. Ты у меня подохнешь в монастыре. Так и знай, мерзкий губошлёп!» - а своих обидчиков василиса никогда не прощала.