Топот бронзового коня
Шрифт:
– Ну, а я тем более.
Государыня улыбнулась:
– Значит - мир? Что проделано, то проделано, отыграть назад невозможно. Будем дальше жить.
Император кивнул:
– Хорошо, забудем. Инцидент исчерпан. И пожалуйста, впредь не потакай своим приближенным, нарушающим Заповеди Господни.
– Обещаю, милый.
– Притянула его за шею и запечатлела на румяной щеке звонкий поцелуй.
– Но и ты обещай мне кое-что.
– Что же, дорогая?
– Что накажешь Приска.
– А его за что?
– За болтливость, чрезвычайно опасную в людях при дворе.
–
– Нет, нельзя! Видишь - он едва не поссорил нас.
– Но ведь он сказал правду - Васиана покалечили зря.
– А кому нужна его правда, если она грозит ладу в царственной семье?
Самодержец отрезал:
– Приска я в обиду не дам!
– Да пожалуйста, разве речь идёт о телесных карах? Просто удали его из дворца. Мы найдём ему хорошую должность в монастыре.
– Почему в монастыре? Он ведь не монах.
– Пострижём.
– Может, он не хочет?
Феодора закатила глаза к потолку:
– Кто его об этом спрашивать будет?!
– Это слишком жестоко, дорогая.
– Для него в самый раз. Если он останется при дворе, я навеки потеряю покой, и согласия между мной и тобой быть уже не сможет.
– Ах, ну что ты, право!
– Неужели трудно выполнить мою просьбу? Или Приск тебе дороже меня?
Царь признался:
– Никого на свете не имею дороже, чем ты.
– Вот и прикажи, как просила.
– Поступай, как хочется. Я не возражаю.
– И поцеловал её с нежностью.
Так была решена участь евнуха.
Гелимеру пошёл в то лето тридцать первый год. Рост имел высокий, кость широкую, но пристрастие к мучному и сладкому отнимало у его фигуры моложавую стройность. Чрезвычайно заботясь о своём здоровье, Гелимер ежедневно посещал термы, терпеливо сносил манипуляции массажистов, обожал пахучие притирания, аромат, шедший от курильниц. Увлекался поэзией, знал почти всего Вергилия наизусть, сочинял и сам, а затем исполнял свои стихи под кифару. Разумеется, испытывал слабость к противоположному полу, но любовниц часто не менял, ограничившись двумя-тремя женщинами, не больше. Одевался изысканно, в дорогие материи и кожи, украшал себя перстнями, обручами на шее и носил серьгу в правом ухе. Был военным неважным, и армейскими делами занимались два его брата: средний - Цазон и младший - Аматта. Больше всех в семье Гелимер любил именно Аматту - юного, дерзкого и красивого, точно ангел, с голубыми глазами и копной пшеничных кудрей. Старший брат посвятил ему множество стихотворений и песен.
5 сентября 533 года предводитель вандалов находился у себя в имении в Гермионе (что примерно в 23 стадиях от Карфагена) и удил рыбу на берегу пруда. Ненавидя охоту и считая её жестокой, с детства обожал сидеть с удочкой и следить за колебаниями поплавка. А улов не ел, отдавал своим любимицам - кошкам, обитавшим у него в доме в грандиозных количествах.
Был рассветный час, солнце едва вставало, и дышалось ещё легко. Слабый ветерок рябил воду.
За спиной Гелимера раздался шорох, и взволнованным голосом первый секретарь самодержца произнёс:
– Ваше величество, ваше величество, умоляю о снисхождении…
– Тихо, Бонифаций, рыбу распугаешь.
– Рад бы не тревожить, только обстоятельства не дают.
– Что ещё такое?
– Прибыл его сиятельство архонт [19] города Силлекта.
– Для чего?
– С важным сообщением. Страшным. Невероятным!
– Ты смеёшься надо мной, Бонифаций?
19
Архонт - высшее должностное лицо в древнегреческих провинциях; в Византийской империи так назывались крупные греческие помещики.
– Не посмел бы, ваше величество.
– Дэ какое ж невероятное, страшное событие может быть в Силлекте, Богом забытом городке? Твердь земная разверзлась? Появился Антихрист? Я не понимаю…
– Можно сказать, Антихрист.
– Ты с ума сошёл!
– Правду говорю.
– Погоди - кажется, клюёт.
– Предводитель вандалов медленно повёл удочкой, собираясь подсечь пойманную рыбу, дёрнул, но крючок из воды выскочил пустой, даже без насадки.
– Сорвалась, проклятая!
Бонифаций деликатно напомнил о себе:
– Ваше величество, ваше величество…
– Ну? Антихрист, говоришь?
– самодержец взглянул на него игриво.
– Господи, мой Боже! Ты никак трясёшься? Бледный весь и потный. Правда, что ль, Антихрист?
– В некотором смысле.
– Объясни же, черт!
– Велисарий с войском.
– Велисарий?!
– выкатил глаза Гелимер.
– Да откуда ж тут взяться Велисарию, да ещё и с войском?!
– Прибыли по морю. Грандиозный флот. Высадились неделю назад в Капут-Ваде. Закрепились, выгрузили оружие. Заняли Силлект. И теперь собираются идти к Карфагену.
Тут настал черед побледнеть самому монарху. Бросив удочку, он перекрестился:
– Господи, мой Боже! Вот не ожидал… А ещё Цазон уплыл расправляться с Годой… - Вытер о тунику взмокшие ладони. Резко встал с кресла, на котором сидел.
– Черт! А ты ещё мямлишь тут - вместо энергичного, бойкого доклада!
– Я пытался, ваше величество…
– Где архонт?
– Ждёт у вас в триклинии.
– Ну, пошли скорее! Если это правда, если враг на нашей земле, надо поднимать армию. Где Аматта?
– Он по-прежнему в Карфагене.
– А племянник мой, Гибамунд?
– Охраняет Децим.
– Это хорошо.
По широкой лестнице из белого мрамора оба поднялись из дворцового парка в дом и, пройдя анфиладой комнат, оказались в триклинии - зале для пиров и приёмов. Там увидели вставшего при их появлении архонта - крепкого седого мужчину лет пятидесяти пяти, в серой тоге и с серебряной пряжкой на плече, - тот согнулся в подобострастном поклоне.
– Здравствуй, Лавр, - поздоровался самодержец.
– Говори, что знаешь и с чем пришёл.