Топот бронзового коня
Шрифт:
Траты на строительство вообще были грандиозные. Рядом с «Сонечкой» реставрировали церковь Святой Ирины и ещё между ними - богадельню (странноприимный дом). Новым мрамором заблестела площадь Августеон - перед восстановленным зданием Сената. Создали на ней настил из камней в семь рядов четырёхугольной формы, сложенных ступеньками, на которых мог сидеть собирающийся здесь для дискуссий люд. В центре площади намечали установить колонну с изваянием Юстиниана (по примеру уже стоявших колонн императоров Константина, Аркадия и Маркиана), но пока самодержец согласия не давал, ожидая
Впрочем, и в иных направлениях действовал активно. Кодекс Юстиниана наконец был издан полностью; кстати, и здесь государь проявил новаторство: вскоре после «Ники» все свои законы начал выпускать на греческом языке, более понятном для византийцев, нежели латынь.
И по части примирения христианской Церкви прилагал усилия. В 535 году умер константинопольский патриарх Епифаний, ярый противник монофиситов. Феодоре как монофиситке удалось посадить на святой престол своего человека - трапезундского епископа Анфимия, постника и аскета, разделявшего основные взгляды теоретика монофиситства преподобного Севира. Осмелевший Севир даже приехал в Константинополь (по приглашению василисы) и с Анфимием начал готовить новый Вселенский собор, на котором отменили бы положения предыдущего.
Но не тут-то было. Антиохийский патриарх Ефрем написал Папе Римскому Агапиту о зреющем заговоре монофиситов. Агапит как раз приехал из Рима в Византий как посланец Теодата о мире. Прежде чем встретиться с патриархом Анфимием, написал ему грамоту, где просил ответить на единственный вопрос: признаёт ли он во Христе две природы - Божественную и человеческую - или как монофисит отрицает вторую? Патриарх испугался, ничего не ответил и, отрёкшись от своей новой должности, скрылся. Церковь осудила его действия и взгляды. Новым патриархом был избран пресвитер Мина, ортодокс до мозга костей, как и покойный Епифаний. Так победила партия Папы Агапита, а Севир убрался к себе в Александрию, а затем и вообще ушёл в египетскую пустыню для молитвы и покаяния.
Впрочем, Феодора не была бы Феодорой, если бы смирилась с поражением собственных сторонников. Вызвала к себе евнуха Фаэтета - вроде бы по поводу летнего отдыха во дворце Герея - и спросила:
– Как там поживает Ареовинд? Не скучает ли?
– Не даём скучать, ваше величество, выполняет работы наравне с остальными.
– Это правильно. Но не слишком изнуряйте его. Он не должен потерять интерес к разным удовольствиям… Ты меня понимаешь, разумеется?
– Безусловно, ваше величество, - и скопец низко поклонился.
– Но теперь о другом. Ты, я знаю, дружишь с Христофором - тем, что служит у нас на кухне?
– Мы приятели с детства. Оба из Милета. И когда его отец сделался дворцовым поваром, а мои опекуны умерли,
Василиса кивнула:
– Да, припоминаю. Человек надёжный?
– Я ему доверяю полностью.
– Что ж, тогда попробовать можно, - поманила служителя пальцем.
Тот приблизился и пал пред Феодорой на колени. Женщина сказала:
– На, возьми вот эту коробочку. Передашь её Христофору. Он, когда приготовит завтрак для его святейшества Агапита, пусть насыплет в воду порошок, что внутри.
Ни один мускул не пошевелился на лице Фаэтета. Евнух поклонился и произнёс:
– Сделаю по желанию вашего величества.
– Кроме нас троих знать никто не должен, - уточнила царица.
– Ни один человек не догадается.
– Если Христофор вздумает болтать, то придётся укоротить ему язык. Вместе с головой.
– Он болтать не любит.
– Равно, как и ты.
– Равно, как и я. Предан вашему величеству бесконечно.
– Оттого и ценю. Отправляйся с Богом. Ибо богоугодное дело делаем. Ведь несносный Агапит вынудил нашего Анфимия скрыться и теперь поплатится. Мы умеем бороться за истинную веру.
– Да помилует нас Иисус Христос.
– Он поймёт и простит.
А когда Фаэтет откланялся, государыня вышла из покоев через потайную дверцу и спустилась по винтовой лестнице в низкое подвальное помещение. Позвенела ключами, отпёрла замок и вошла в небольшую келью. Там сидел на койке, устланной серым одеяльцем, горбоносый старик в чёрном облачении инока. Посмотрел на неё испуганно. Феодора улыбнулась приветливо:
– Здравствуйте, владыка. Это я. Как вы почивали?
Тот вздохнул печально:
– Как всегда, тревожно. Хочется на волю, на воздух. Может, мне последовать вслед за Севиром в египетскую пустыню?
– Ах, оставьте, даже и не думайте об этом. Скоро всё изменится. Мы посадим римским епископом Вигилия, нашего сторонника. Он поможет сместить Мину, и опять вы взойдёте на священный престол. А Вселенский собор аннулирует все решения Халкидона, и учение наше восторжествует.
Покивав, Анфимий перекрестился (с самого начала своего исчезновения он скрывался в тайных комнатах василисы):
– Дай-то Бог, дай-то Бог. Мне не ясно только одно: как удастся сделать Папой Вигилия? Есть же Агапит…
Женщина взмахнула рукой неопределённо:
– Что-нибудь придумаем…
Беглый патриарх поднял брови:
– Я надеюсь, будет без насилия?
– С Божьей помощью постараемся…
Он затрепетал:
– Дочь моя, поклянись, что помощники твои обойдутся без крови.
– Я клянусь, владыка: крови избежим.
– Вот и слава Богу. Ни один патриарший трон быть не может выше человеческой жизни.
Феодора промолчала из деликатности.
Между тем с Христофором вышла небольшая заминка: он, узнав о замыслах государыни, отказался подсыпать порошок в пищу Агапиту - и не из высоких соображений, и не потому, что жалел Папу Римского, а всего лишь из трусости. Объяснил Фаэтету:
– Нас потом самих уберут как свидетелей. Делай, что угодно, только без меня.