Топот бронзового коня
Шрифт:
Молодой человек вновь взглянул на мать - пристально, с тревогой - и решил, что нельзя поступать с ней неблагородно. Сухо произнёс:
– Ровным счётом ничего не известно. Он со мной не делился планами побега.
– Но предположения есть?
– Я не думал об этом.
– Так подумай сейчас же!
– и стратиг ударил по крышке стола ладонью.
– Он страшился моего гнева?
Пасынок изобразил удивление:
– Гнева? Почему? У тебя был повод на него гневаться?
– Будто сам
– Не имею понятия.
– Все кругом знают, слуги знают, свита знает, я, конечно же, узнаю последним, а тебя это не коснулось!
– Это - что?
– Фотий продолжал смотреть на отчима немигающим взором.
Велисарий не выдержал:
– Убирайся прочь, негодяй! Оба убирайтесь! Чёртова семейка. Ни стыда, ни совести…
Мать и сын шли какое-то время молча, а потом Нино тронула его за руку:
– Я благодарю…
Он повёл плечом:
– Ах, оставь, пожалуйста… Чувствую себя - хуже некуда. Вроде искупался в выгребной яме.
Та погладила отпрыска по шее:
– Не сердись, мой милый. Да, такая у тебя ужасная мать… Что ж теперь поделаешь? Не могла иначе… Как считаешь, отчего он поплыл именно в Эфес?
– У него там дальние родичи. Говорил давно: убегу в Эфес, скроюсь в монастыре и приму постриг.
– Господи Иисусе! Бедный мальчик. Видимо, страдал сильно.
– Жалобно вздохнула: - Ты не мог бы поехать за ним и отговорить?
Фотий сжал челюсти, так что вздулись желваки:
– Вот ещё придумала! Даже не проси. Я тебя осуждать не имею права, но и помогать в устроении вашей порочной связи вовсе не намерен.
Антонина зло сузила глаза:
– Ах, «порочной связи»? Что ты понимаешь вообще! Может, это истинная любовь?
– Коли так, отчего любовник от неё стремится на край земли? Ладно, не хочу спорить. Поступай, как знаешь, но поддержки с моей стороны не жди.
Женщина ответила:
– Ну, и черт с тобой! Без тебя найду, кто в Эфес поедет. Всё равно сделаю по-моему.
– Развернулась и пошла в противоположную сторону; на ходу повернула голову и вдогонку крикнула: - Ты ещё пожалеешь, сын! Очень пожалеешь. Но раздор между нами больше не уладишь.
Велисарий тоже раздумывал, не послать ли вдогонку за Феодосием собственных людей, но тревожные вести из Карфагена отвлекли его мысли - как уже говорилось выше, временно отложил наступление на Неаполь и помчался в Африку усмирять мятежников.
А тем временем и жена его не сидела сложа руки. Снарядила на собственные деньги корабль и направила своего преданного слугу - евнуха Каллигона - отловить Феодосия в Эфесе, уговорами или силой привезти на Сицилию. Не оставила и планы отмщения. Разыскала пьяницу Улиариса - бывшего матроса, что ходил теперь с изувеченной правой рукой, но довольно ловко управлялся протезом - деревяшкой с крюком,
– Вот что, Улиарис, - говорила она вполголоса.
– У меня к тебе деловое предложение… Хочешь заработать десять золотых?
– Десять золотых?!
– повторил калека, будучи уверенным, что ослышался.
– Это же почти две тысячи фоллов!
– Ты считать умеешь. Да, такую сумму я тебе заплачу, если выполнишь не очень приятное, но чрезвычайно важное моё поручение.
Он поскрёб крюком у себя в нечёсаной шевелюре:
– Что же может стоить целое состояние?
– Надо кое с кем поквитаться…
– Проучить или же зарезать?
– деловито осведомился мерзавец, словно каждый день занимался заказными убийствами.
– Думаю, и то, и другое.
– Сколько человек?
– Четверых.
– Я один не справлюсь.
– Будет ещё мой слуга Евгений. Вы вдвоём потянете.
– С кем работать будем - с женщинами, мужчинами?
– Двое мужиков и две бабы.
– Это легче. А задаток можно?
– Ты его пропьёшь.
– Разумеется!
– забулдыга осклабился, показав обломки жёлтых испорченных зубов.
– Не на книжки же потрачу, понятно!
– Да яснее ясного. И поэтому получишь кувшин вина даром, а оплату, уж не обессудь, только после окончания дела.
Улиарис быстро согласился:
– Как изволит госпожа, как изволит… Так велите же принести кувшин!
Раб Евгений был дегенерат, но усердный - помогал грузить корзины на кухне, резал кур и свиней и умел разделывать туши; мог произнести всего лишь несколько слов, изъясняясь в основном отдельными звуками, но прекрасно понимал, что ему толкуют; пару раз был застигнут, покрывающим коз, но к суду за скотоложство привлекать его не подумали, видимо, считая, что и сам он больше похож на зверя, чем на человека разумного. Антонина решила, что такая парочка - Улиарис с Евгением - лучше всех подходит для осуществления её мести.
Поначалу она сама составила сонное зелье, подмешала в воду и дала напиться четверым своим жертвам - Македонии, няньке Агриппине и рабам Ираклию и Ставракию - всем, кто выдал её супругу. Те заснули быстро, Нино их связала и оставила лежать взаперти в тёмной комнате до вечера. Полночью Евгений и Улиарис, под командованием хозяйки, вынесли тела и свалили в подвале на кучу соломы. Те проснулись, зашевелились, начали стонать, удивляться, а поняв, в чём дело, принялись молить о пощаде. Но жена Велисария только рассмеялась: