Тощий Мемед
Шрифт:
— Нет, — ответил Реджеп.
— Значит, до самых скал идти? Если так, дело плохо, — добавил Дурду.
— До скал остановиться негде. Даже мне, старику, с моими ранами придется идти… Остановок не будет.
К рассвету, когда подходили к скалам, люди потеряли последние силы. Хорали всю дорогу кого-то ругал неизвестно за что. Он и сейчас еще продолжал браниться. Реджеп Чавуш не выдержал; стиснув зубы, он начал тихонько стонать.
Изможденный, раненный Дурду присел у скалы. С трудом свернул цигарку и закурил. Несколько раз затянувшись, он обратился к Мемеду:
— Знаешь,
— Нет.
— Я хотел бы отрезать голову Черному Мустану, которого убил, и выставить ее напоказ всей деревне. За что он меня преследовал? Какое ему дело до меня, скажи, брат Мемед?
Издали послышался голос Джаббара:
— Вы как хотите, а я не могу больше терпеть. Рана болит…
— Соберись с силами!.. Будешь молодцом, — подбодрил его Дурду.
— Замолчите и послушайте. Где-то далеко лают собаки. Деревень здесь нет. Что, по-вашему, может означать этот лай? — перебил Дурду Джаббар.
— Слушай, Джаббар, много видел я дураков, но глупее тебя еще не встречал, — со стоном проговорил Реджеп.
— Это почему же, Реджеп?
— Не видел, и все.
— А, чтоб тебе… — выругался Джаббар. — Глядите, как пали мы в глазах Реджепа.
— Неужели, осел, ты все еще не догадался, откуда доносится лай собак?
— А почем я знаю, я их не рожал…
— Пойми, осел, это лают собаки у шатров юрюков [27] . Недалеко отсюда юрюки разбили свои шатры. Теперь понял?
27
Юрюки — турецкие кочевники. — Прим, персе.
— Понял.
— Наконец-то.
— Если так, — сказал Джаббар, — мы с Мемедом пойдем к ним и попросим хлеба. Пойдешь, Мемед?
— Идите, а мы здесь разведем огонь, погреемся и подождем вас, — сказал Дурду.
— Хорошо, Джаббар, сходим, — согласился Мемед. — Но посмотри, на кого мы похожи? Нас примут за цыган или за избитых до полусмерти собак…
— Не обращай внимания на одежду, — сказал Джаббар. — Умоемся, и все будет в порядке.
До равнины они спускались молча, боясь повернуть голову и посмотреть друг другу в лицо. Словно совершили какое-то страшное преступление.
Наконец Джаббар протянул руку и взял Мемеда за палец. Мемед медленно поднял голову, посмотрел на Джаббара. Тот в свою очередь взглянул в глаза Мемеду. Так, уставившись друг на друга, они простояли некоторое время.
— Нехорошие это люди, а мы к ним идем, Джаббар.
— А все равно! Увидим на месте.
Солнце стояло высоко, когда они подошли к шатрам. Навстречу им выскочило несколько огромных собак.
— Держите собак! — закричал Джаббар.
Из шатров выбежали дети и тут же опять скрылись с криками:
— Разбойники) Разбойники идут!..
Из шатров показались женщины, за ними мужчины.
— Салям алейкум! — приветствовал Мемед юрюков, сбежавшихся к большому шатру.
Юрюки удивленно смотрели на этого маленького разбойника и на крупного, сильного Джаббара, который стоял с ним рядом.
Бородатый юрюк пригласил их в шатер. Нагнув голову
Посреди шатра стоял резной стояк с летящими ланями. Шкурки ланей светились, словно были сделаны из перламутра.
— Что онемел? Проснись! — толкнул Мемеда Джаббар.
— Я первый раз в жизни в шатре. Как в раю… До чего красиво! — улыбнулся Мемед.
— Чей это шатер? — спросил Джаббар.
— Мой, — ответил седобородый улыбающийся старик с розовым лицом и добрым взглядом. — Меня зовут Керимоглу.
— Слыхал. Значит, ты и есть Керимоглу?
— Да, это я.
— Я много слышал о тебе, ага, а вижу впервые. Ты Керимоглу, вождь племени Сачыкаралы, не так ли? — продолжал Джаббар.
Керимоглу подтвердил.
В шатре запахло горячим молоком.
Керимоглу и Джаббар посмотрели друг на друга.
— Эти парни, кажется, голодны, — обратился Керимоглу к жене. — Дай им скорей поесть!
— Молоко греется. Как вскипит, сразу подам, — ответила она.
Мемед улыбнулся.
— Мой нос… — показал он Джаббару.
— Что с твоим носом? — спросил Джаббар.
— Он еще на улице почуял запах молока. И не ошибся…
— И мой тоже. У голодных носы одинаковые.
И без того красное лицо Керимоглу покраснело еще больше, когда он застенчиво спросил:
— Вы, надо полагать, только что из боя?
— Асым Чавуш совсем было задушил нас. Слава богу, выбрались, — ответил Джаббар.
— Он, должно быть, трус, — сказал Мемед. — Ведь мог нас переловить, как куропаток.
— Не выпустил бы, — вставил Джаббар. — А он только зря расстреливал патроны.
Жена Керимоглу поставила посреди шатра столик. Керимоглу, с лица которого не сходила улыбка, раздвинул его. Мемеду все было ново; он впервые почувствовал себя неловко. Он посмотрел на свое ружье, потом на свою одежду. На груди висели крест-накрест патронташи, сбоку — большой нож и ручные гранаты. На голове грязная, помятая фиолетовая феска, которая досталась ему от Шалого Дурду уже поношенной.
«Итак, я стал разбойником? — мелькнуло у него в голове. — Теперь я всю жизнь буду разбойничать!..»
Сначала подали горячее молоко, от которого поднимался голубой пар. Сверху плавали пенки. Потом принесли бекмес и жаркое. У гостей текли слюнки. Улыбнувшись, они переглянулись, как дети. Керимоглу понял их радость и тоже улыбнулся, сверкнув белыми зубами.
— Угощайтесь. Не ждите особых приглашений.
Гости взяли ложки… С жадностью набросились они на молоко. В одно мгновение весь хлеб на столе был уничтожен. Подали еще. Потом принесли еще молока.