Тоскин
Шрифт:
— Как поздно! Скоро двенадцать.
— Ну что ж, что поздно, — невозмутимо ответил Тоскин, — теперь неизвестно, когда ещё встретимся. А встретимся, вряд ли развяжется мой язык, как теперь. Если надоел, скажи прямо — не обижусь. Уже наслушался, перевидел всякого-разного, не привыкать…
— Кирик, что за слова… Рассказывай.
— Ну, тогда выговорюсь до конца. — Тоскин вилкой подцепил из консервной банки шпротину, не жуя, проглотил и со стуком бросил вилку на стол. — Не думай, Трофим, что наговариваю на Дашу. Эх, если бы так… На беду, всё это правда. Я рассказываю как было, ни убавляя, ни прибавляя. Я тоже не
Прошлой весной как-то приходит ко мне сокурсник по Тимирязевской академии Аян Тугуновский. Прежде мы с ним были друзьями. Первого его с Дашей познакомил, она ещё училась тогда. Он мне сказал: «Кирик, женись, такая один раз встречается». Ну вот, работали мы оба в Якутске, потом — в разных районах. Друг о друге узнавали от людей. Аян, не знаю почему, нигде прижиться не мог: то увольняют, то уходит по собственному желанию. Переезжал с места на место.
Три года назад в Якутске вдруг вечером встречаю его на улице. Одет небрежно, осунулся и даже постарел. Шагнул ко мне, улыбаясь, шутя, толкнул в грудь. А мне не до шуток — времени нет: спешу в гости к одному очень ответственному товарищу, он прошлой весной у нас охотился на уток, так и познакомились.
— Где-нибудь приземлимся, выпьем по рюмке, вспомним время золотое, — предложил Аян. — Или ты спешишь?
— Прости, Аян, не могу, дела…
— Тогда завтра?
А на завтра намечено было у нас совещание, а вечером мы наметили, так сказать, неофициальную встречу.
— Жаль, конечно, но завтра тоже не смогу, — сказал я.
Аян вдруг вспылил:
— А ты не жалей! — И, пристально вглядевшись в моё лицо, неожиданно выкрикнул, как будто выплюнул: — П-шёл!
Как думаешь, за что он обидел меня? А за то, что он неудачник. Неудачники все немного сумасшедшие, это уж точно, по себе теперь знаю: какая только чертовщина в голову не лезет… Я тогда хотел отчитать его как следует, да передумал. К большому человеку иду, неудобно опаздывать.
А в прошлом году Аян ввалился в райсовете в мой кабинет, и, заметь, выпивши. А я терпеть не могу такой распущенности в рабочее время. А тут ещё через несколько минут должны были прийти люди на заседание исполкома. Поэтому встретил я его не особенно дружелюбно, сам понимаешь.
Аян же, вместо того чтобы просить прощения за тот свой дикий поступок, с самого начала стал поддевать меня:
— Тойон председатель, не найдёшь ли время для разговора с таким маленьким человеком, как я?
Сначала я говорил с ним как можно мягче:
— Аян, сейчас действительно у меня нет свободного времени: исполком. Приходи-ка лучше вечером ко мне домой.
Казалось бы, чего ещё ему надо от меня: простил обиду, зову, как близкого, к себе домой. Так нет же!
— О-о, неужели есть в этом срединном мире что-нибудь изменчивей человека?! Тот самый Кирик, списывавший у меня на экзаменах, никак не найдёт свободной минуты принять меня.
В студенческие годы и другие грехи — куда их денешь — случались. И мой приятель склонен, кажется, был вспомнить
А утром узнаю: Аян просился на работу в районное управление сельского хозяйства. Начальник управления не принял Аяна на работу из-за его пристрастия к спиртному. Может, я дал тогда промашку — согласился с ним. Действительно, мне не хотелось, чтобы Аян оставался работать в нашем районе.
И вот через несколько дней Аян приходит ко мне домой. Я встретил его с прохладцей, держался строго, полагая, что он явился мстить мне за тот случай в кабинете. У Аяна был озабоченный вид, и говорил он, еле выдавливая слова. Подошёл к нему поближе, — нет, не выпивши. Если пригласить раздеться, принять как гостя, непременно нужно будет угощать и вином. Если угостишь вином — я его хорошо знаю — опять начнёт выяснять отношения, по душам говорить. Поэтому даже не пытался его удерживать, говорил с ним, стоя в прихожей.
— Кирик, я пришёл к тебе с просьбой.
— С какой?
— Деньги…
«Наверняка на вино просит, не дам больше десятки», — решил я.
— Сколько?
— Пятьсот рублей.
— Пятьсот?! — удивился я.
— Кроме тебя, нет у меня здесь приятеля, который мог бы дать такую сумму.
— Столько денег дома не держу. А сберкасса уже закрыта.
— Знакомых-то у тебя, должно быть, много. Если постараешься — найдёшь.
— Разве удобно в такое позднее время беспокоить людей?! Нет, нет!
— Нет?
— Нет.
Аян, словно соглашаясь со мной, несколько раз кивнул головой. Я-то думал, что прощается, а он вдруг с шумом захлопнул за собой дверь — да так, что в комнатах задребезжали стёкла.
На шум выскочила из спальни Даша.
— Что такое?
— А, гость был один, — ответил я.
— Кто?
— Аян.
— Какой Аян?
— Ну, Аян — зоотехник, учились вместе. Ты его знаешь.
— Тугуновский, что ли?
— Да, он. Отовсюду выгнали. Теперь вот облюбовал наш район. Изменился очень, стал озлобленным, нетерпимым. С таким лучше дружбу не водить. Позавчера пьяный явился ко мне в райсовет.
— Откуда он приехал сюда?
— Не знаю. Не было времени расспросить его — должен был начаться исполком.
— Постой, и сегодня он был нетрезв?
— Н-нет…
— Тогда почему не пригласил раздеться? Почему не усадил за стол?
Я молчал.
— Он ведь был твоим другом, если не ошибаюсь?
— Это прежде…
— А сейчас?
— Ты прекрати свой допрос! Не в гости он — по делу пришёл.
— Какое же дело?
— Деньги просил одолжить.
— Сколько?
— Ни много ни мало пятьсот, — усмехнулся я.
— А ты?
— Где взять пятьсот рублей в такое позднее время… По знакомым, что ли, бегать, собирать для него деньги?
— А если ему очень нужно? Ведь он — твой друг?!
— Тоже мне друг! Это прежде, когда были молодые, бестолковые…
— Прежде… Да если хочешь знать, настоящим другом только он и был тебе. Может, теперь его судьба решается, может, деньги для него теперь — дело чести. Ты же ни о чём его не спрашивал.
— Судьба его давно решена. Теперь уж вряд ли из него выйдет что-нибудь путное.