Тот, кто не спит
Шрифт:
Пробуждение прошло под аккомпанемент воробьиной драки - из-за кусочка бутерброда, расточительно оставленного на салфетке. Пока двое наскакивали друг на друга, появился, как обычно бывает, третий, ухватил клювом спорный кусочек и полетел, стараясь удержать равновесие, а драчуны поспешили за ним, объединенные жаждой справедливости.
Вертолеты стрекотали далеко, у горизонта. И не надоест?
Он причесался, оглядел себя, прихорашиваясь, салфеткой прошелся по сапогам. Нет, адъютант его превосходительства не получится.
Он спускался с возвышенности, порой потревоженные камешки скатывались по склону, но, встретив неровность, стебелек травы или другой камешек, останавливались. Какая малость нужна, чтобы удержаться…
Староскотинное осталось позади. Два часа буераков - и вот впереди новая посадка. Зеленая. Невысокая. Молодая.
Он подошел поближе. Лет двадцать дубкам, не больше. Деревья посажены ровно, рядами, в середине - широкий проход, утоптанный копытами. Лепешка конского навоза - старая, трехдневная. Питаются кони скудно. А с той стороны что?
Поле, просторное, ухоженное. Порубленный осот жух на солнце, а цепочка полеводов, расставленная через рядок, шла навстречу, пропалывая кормовую свеклу, буряк. Тяпки, тяжелые, треугольные, поврозь взлетали и падали вниз, подрубая сорняк и рыхля землю. Аккуратно работают, не спехом, а женщина на краю, в красной косынке, успевает и свой ряд полоть, и замечание сделать - звеньевая, видно. Три человека из семерки - мужчины. В диковинку у нас.
Он вышел на идущую вдоль поля дорожку - неширокую, с глубокими узкими следами подвод.
– Здравствуйте!
Тяпки железными головами уткнулись в землю, спины распрямились.
– Не признаю вас что-то, - звеньевая уголком платка промокнула лоб. Остальные переводили взоры - с него на звеньевую, со звеньевой на него. Запарились здорово… Одежда - то же наследство империи - галифе да гимнастерка, на женщинах - форменные юбки, но все старое, застиранное до седины. И обувь - лапти. Оно и лучше, нога дышит, но - непривычно.
– Не признаю, - повторила звеньевая.
– Да мы с вами незнакомы, я впервые в этих местах. В Курносовку иду, да с пути, боюсь, сбился. Куда прибрел, не подскажете?
Лицо звеньевой, миг назад усталое и смущенное, построжало, закаменело.
– Какую Курносовку? Не знаем никакой Курносовки. Идете - и идите себе, не мешайте трудиться, - говор вязкий, с двойными ударениями в длинных словах. Она склонилась больше прежнего, лезвие срезало бок буряка, и, не дойдя рядок, звеньевая перешла на новый, а за ней и все звено.
– То не бригадир ваш?
– Петров указал на всадника, показавшегося на краю поля.
Звеньевая обернулась, закричала обрадованно:
– Степан Матвеевич, сюда, сюда, кормилец! Но всадник - будто и не слышал.
Тяпки вновь заклевали,
– Чудаки!
– Петров пошел по прополотому рядку. Не так чисто и пололи, на троечку, не больше, даром, что бригадир конный и при нагане. Насчет нагана - это догадка. Далеко.
Петров остановился, повернулся. Метров двести прошел, а бригадир проскакал всю версту. Преимущество коня перед офицером в закрытых позициях любил доказывать предок, даже в учебник внес сию мудрую шахматную мысль.
Бригадира окружили, звеньевая вяло жестикулировала, а тот, потрясая револьвером (наган, наган!) убеждал ее так и растак.
Убедил.
Всем звеном, женщина в красной косынке впереди, они потрусили к Петрову.
– Стой! Стой, вражина!
Выстрелом поверх голов бригадир поддержал товарищей.
Бегущие приободрились и, подняв тяпки, подступили к Петрову.
– Ложись на землю, вниз лицом!
– скомандовала звеньевая.
– Вы что, перегрелись?
– дыхание у всех короткое, запаленное. А бежали - пустяк.
– Ложись!
– и, замахнувшись тяпкой, она шагнула к Петрову.
– Глупая баба!
– он легко вырвал тяпку из рук женщины, но тут, загалдев, на него накинулись и остальные.
Даже грустно. Шел человек, гулял, и на тебе! Гуртом налетели, сельскохозяйственными орудиями машут до свиста, а угоди, например, в голову? Но хлипкий народ, жидкий, откуда и злость. Ничего ведь плохого сделать не хотел, разве поучить, вразумить малость, чтобы вдругорядь вежливее были, а они от любого удара с ног - брык! И лежат, уткнувшись в землю. Последняя баба, не сводя с него глаз, пыталась поднять выбитую тяпку.
– Ладно, ладно, - он легонечко вытянул ее вдоль спины, а та, как картонный солдатик, завалилась на бок и затихла.
Он наклонился. Зажмурясь, та закрыла лицо локтем.
Ясненько.
Он осмотрел тяпку. Ручка гладкая, отполированная мозолями, а железная часть - грубой, неряшливой ковки.
Всадник скрылся в посадке, топот быстро затих за зеленой стеной. Хорош. Люди, как порубленные, землю устилают, а бригадир, нет, кормилец - симптомчик!
– деру. А куда?
Мужичок, упавший неловко, тихонько зашевелился, меняя позу. Невмоготу, раз на такой риск идет.
Петров деликатно отвернулся.
Синдром опоссума. Полеводческое звено опоссумов. Опоссумизация поведения как реакция адекватного ответа на внешние раздражители в сельских местностях северо-восточного Нечерноземья. УДК 615.5.006 - 666. Берете тему, коллега? Ученый совет через две недели, готовьтесь к утверждению и включению в план.
Люди лежали смирно, не решаясь очнуться от глубокого беспамятства. Кого, интересно, боятся больше? Друг друга?
– Столбняк не подхватите, - Петров бросил тяпку и пошел, не оглядываясь, по полю. Гектаров сорок полюшко.