Тот, кто подводит черту

Артемьева Галина Марковна

Мама не сказала ни да, ни нет.

– Ты детей еще не видела? – забеспокоилась Леся.

Самое главное чуть не забыла – показать детей бабушке. Надо сделать все, чтоб она осталась с ними. Тогда Леся не уедет. Честное слово, не уедет никуда и все, если с ней останется ее мама.

Мама просто ждала и смотрела серьезно.

Лесе очень хотелось прижаться к ней, обнять и не отпускать. Она почему-то не решилась.

– Ты не уйдешь? – спросила она маму. – Я детей приведу.

Мама надежно сидела на любимом своем месте.

Леся

в каком-то темном коридоре, вроде бы и не в их квартире, нашла детей. Они были чем-то напуганы, жались друг к другу, упирались.

– Бабушка ждет! Скорее, – приказывала Леся, сердясь.

Она очень волновалась, что мама не дождется, обидится, что Леся теперь любит своих детей и забыла о ней.

А Леся совсем не забыла. Она просто боялась вспоминать, чтоб не раскисать, чтобы были силы дальше жить.

И сейчас, когда мама ждала, Леся знала, что должна успеть сказать ей о своей вечной любви.

У нее уже почти не осталось сил, когда она втащила детей на кухню.

Напрасно волновалась: мама сидела на прежнем месте. Дожидалась, бедненькая. Внуки, росшие без бабушки, даже не понимают, как это важно, увидеть мамину маму. Как это маме необходимо, чтобы ее мама похвалила. Сказала бы: «Молодец! Справилась!»

– Вот, – сказала Леся, – мамочка, это твои внуки, Люба и Ян.

Мама протянула к детям руки. Леся подтолкнула их к бабушке.

Мгновение спустя мама с внуками уже стояла на подоконнике распахнутого настежь окна. Когда оно открылось? Леся не заметила, как это получилось.

Доля секунды – и все. Ни мамы, ни детей. Лесю сковало ужасом. Шагу ступить не может. Крикнуть не получается. Сердце бьется немыслимо.

Пробуждение

Она просыпается в ледяном поту. Дрожит и задыхается. Что это было? Неужели сон? Не может быть! Какое счастье – всего лишь сон! Все в порядке! Ночь. Тишина. Машина на улице протарахтела.

Мамочка! За что? Что я делаю не так, что не по-доброму ты пришла? Приди, утешь хоть во сне! Родненькая моя! Помоги!

Уснуть трудно. Леся включает музыкальный центр, в котором на случай бессонницы (а она почти всегда бывает в отсутствие мужа) установлены сразу шесть СД (на всю ночь) со звуками, помогающими успокоиться: шум океана и крики чаек, пение лесных птиц, журчание родниковой воды.

В дневное время Леся пользуется этими дисками, когда принимает клиентов: очень помогает расслабиться.

Ночью звуки природы спасают ее. Она и Саше иногда на ночь ставит их для лучшего отдыха. Он не возражает. Ему это что есть, что нет – все равно. Чем бы дитя ни тешилось.

Сейчас шуршание волн умиротворяет ее, она укладывается на бочок, укутывается одеялом. Спит.

К бабушке

И снова мама пришла. Как ни в чем не бывало! И Леся счастлива и не в обиде, хотя и помнит мамин поступок. Но за что же обижаться, ведь то был сон! А сейчас…

– Мамочка!

Ты здесь! Мамочка, миленькая, вернулась! Я столько тебе должна рассказать. Мне твой совет нужен. Кто посоветует, как не ты? Устала? Молчишь! Я понимаю. Тебе нельзя! У тебя что-то болит, и тебе запретили разговаривать, да? Сядь, отдохни, мамулечка! Я одна не могу больше. У меня муж, мамочка. Плохо ему. Его убить могут. Скажи, ехать нам с детьми или нет? Я квартиру продала! Почти продала! Родное гнездо! Но тут было столько горя, столько слез! И на все – я одна. Всегда. Помоги мне. Подскажи хоть как-то, что делать мне.

Ой, ты же еще не видела своих внуков, Любочку и Яника. Они такие хорошие. Хочешь посмотреть? Сейчас приведу. Только ты не уходи, ладно? Дождись нас, пожалуйста! Мне это очень важно, чтоб ты дождалась и познакомилась с ними. У них трудный период. Мы скоро уедем. Все пойдет по-новому у них. Хорошо бы, к счастью. Хорошо бы улучшить их жизнь, а не испортить. Откуда мне знать, как все будет?

Сейчас мы придем, мамочка, посиди пока.

Мама остается сидеть.

Леся бежит в коридор, по каким-то лабиринтам с отвратительным запахом. Неужели это в ее квартире такое есть? Почему это она раньше здесь не была? Дети жмутся друг к дружке, сидя на земляном полу.

– Пойдемте скорее, бабушка дома! – торопит их Леся.

Они упираются. Пытаются хныкать, отталкивают ее.

Руки стали свинцовыми, пока их тащила. Конечно, что им родная бабушка! Не видели, не знают, помнить – и то, что помнить, если только на фотках и видели.

Мамочка! Вот! Видишь: Любочка и Яник. Они спали просто. Долго не шли. Посмотри – хорошие, да? Яник на тебя похож! Я еще в роддоме заметила: вылитый ты. Губки, бровки, носик. А Любочка в отца. В своего папу, Валеру. Помнишь Валерку Егорова из нашего класса? Я за него замуж потом вышла. Это его детки. Мы все Егоровы. Красивая девочка, да, мамуля?

Мама внимательно слушает.

Леся понимает, что надо организовать чаек, чем-то угостить маму и деток.

Она ставит сервизные чашки на стол, ложечки звенят. Заваривает чай, торопится. Вдруг маме надо уйти, а она тут возится с угощеньем.

Дети сидят, как чужие, в ее, Лесину, сторону и не взглянут. Но на бабушку смотрят не отрываясь.

Мама выглядит молодо, совсем не состарилась за годы. Они теперь как сестры. Наверняка Любе и Янику не верится, что эта молодая женщина – их бабушка. Ничего, привыкнут.

Леся пододвигает всем чашки с дымящимся чаем.

Мама достает что-то из кармана халата. Она в халате к ним пришла, надо же! В руках у мамы пузырек темного стекла с прилепленной на него белой бумажкой. На бумажке две большие черные буквы: «ЯД».

Мама, не скрываясь, льет из пузырька тягучую жидкость в чашки детей. Те видят и – пьют.

– Мама! Зачем? – кричит Леся, не веря своим глазам.

Но мама, взяв детей за руки, исчезает. Леся рыдает, зовет. Голос срывает.

– Мама! Мама! Мама!