Товарищ "Чума" 4

lanpirot

Вопросов было много, а вот ответов… Бажен Вячеславович дрожащей рукой, с которой после небольшой «борьбы» всё-таки сумел совладать, прикоснулся к голове в поисках той самой огромной шишки, о которой тоже прекрасно помнил. Но её так же не оказалось на искомом месте. Сдулась полностью, даже никаких ощущений не осталось…

Профессор немного промял сбоку подушку, чтобы она не закрывала обзор, и с трудом, помогая себе рукой, поверну голову на бок. А в палате-то он оказался не один. На второй больничной койке лежал под капельницами еще один пациент —

молодой мужчина. И, судя по окровавленным бинтам на груди, он был серьёзно ранен.

От усталости и без того слабое зрение профессора «двоилось и расплывалось». Но даже без очков под рукой, пациент на соседней кровати показался ему смутно знакомым. Да, нет! Он выглядел точной копией его студента — единственного, кто выжил кроме самого профессора после испытания машины. Только выглядел он на несколько лет старше, чем его помнил Бажен Вячеславович.

— Ваня… — сипло прошептал Трефилов, надеясь, что молодой человек его услышит. — Ваня… Чумаков… Это ты?

[1] Канюля (от лат. саппа — трубка), полая трубка, форма к-рой в зависимости от того или другого назначения весьма разнообразна. Канюля употребляется для введения различных веществ в кровеносную систему (в составе т. н. капельницы).

Глава 9

Язычки чёрного огня стремительно увеличивались в размерах, так что мне пришлось вновь скользнуть по прибрежному льду в ледяную воду и погрузиться в неё с головой. Тело вновь заломило, лютый холод, казалось, пробрал до самых костей. Похоже, что я сам того не желая, раньше времени попал в настоящий ад.

Но даже в аду матёрые грешники либо горят на медленном огне, либо вморожены в лёд. А мне приходится одновременно терпеть две этих пытки. Интересно, насколько меня хватит? Пусть организмы ведьм и ведьмаков куда выносливее обычных человеческих, но не настолько же!

Я вынырнул на поверхность, но в этот раз выходить из воды не спешил, хотя колотило меня изрядно. Найдя глазами неподвижно стоявшего на берегу лешего, я крикнул дрожащим голосом, попутно выбивая зубами настоящую барабанную дробь:

— Спаси… — Едва не произнёс я запретное слово, но вовремя остановился. Еще не хватало, чтобы меня и по этому поводу скрючило. — Благ-годарс-с-т-твую за п-п-помощь, д-дед-дко Б-больш-шак! Но д-долго я т-так т-тоже н-н-не п-прот-тяну. М-мож-жет-т-т п-пот-теплее вод-доём с-сооб-бразишь? З-замёрз-з уже, как ц-цуцик! Н-ни н-ног, н-ни р-рук н-не ч-чую уж-же…

— Не благодари, друг мой Чума, — мотнул седой головой лесной владыка. — Понимаю, что надолго тебя не хватит, но «другая вода» твоё пламя не собьёт — и под водой гореть будешь. А в этой пещере вода особая — это бывшие хоромы водяного. Весьма могучим был владыка воды. Но против хтони подземной, у которой он эти пещеры ранее оттяпал, устоять не смог — тут концы и отдал…

— А х-хтонь эт-та? — Я с опаской взглянул в прозрачные воды озера, но дна рассмотреть так и не сумел. — Н-не в-вс-с-сп-плывёт с-с-сейчас, к-как «Н-наутилус»?

— Не знаю, что за зверь

такой, твой нутилус, — ответил лесной владыка, — только и хтонь долго не протянула — тоже как раз в этой пещере от полученных ран сгинула. Вон, за тем каменным выступом, — он ткнул рукой куда-то в темноту, — её неприкаянные косточки лежат. А вода этого озера настолько силой двух противоборствующих духов воды и земли пропиталась, что теперь сама чужую магию гасит. Только здесь тебя чёрный огонь пожрать не в силах, — словно извиняясь, пояснил леший.

— Т-так я т-т-тут н-нат-турально д-дуб-ба д-дам! — Остановить дробь, выбиваемую зубами, было совершенно невозможно. Ног я уже совершенно не чувствовал, да и руки занемели. — И чт-то эт-то за д-д-дрянь ко мне п-прис-с-ст-тала?

— Слишком быстро ты возвысился, друг мой Чума, — попытался объяснить очевидное (очевидное всем, кроме меня) лесной хозяин, — слишком большую силу сквозь себя пропустил и в резерве оставил. А тело твое еще к таким непомерным нагрузкам не готово оказалось. Слабое оно для обладания таким могуществом. Духовные каналы ты сжег — истончились они. «Лишняя» сила выйти из тебя теперь не может, — повторил он другими словами то, что недавно мне пыталась втолковать Глафира Митрофановна.

— И ч-что т-теперь?

— А теперь она, сила, «пытается» выход найти. Живому мертвецу, кощею, например, духовные каналы не нужны. Вот и выжигает из тебя жизнь…

— Т-твою же рев-волюцию! — выругался я, растирая руки друг о дружку, чтобы хоть немного вернуть им утерянную чувствительность. — А д-другого в-выхода н-нет, к-кроме, к-как с-сдохнуть и с-ст-ать эт-тим… к-как его… лич-ч-чем?

— Кощеем-то? — переспросил леший. Похоже, что заграничного термина «лич», используемого в обиходе мамашкой, он не принимал.

— Аг-га.

— От лишней силы тебе нужно срочно избавиться, пока поздно не стало… А пути у неё другого нет… — Виновато развел руками лесной дух и потупился.

— П-пост-т-той, д-дедко… — Мне пришлось вновь окунуться с головой в ледяную воду подземного озера, чтобы сбить с волос вновь начавшее припекать «лысину» черное магическое пламя. — Лих-хорук… — Выдохнул я, едва высунув голову из воды.

— Что Лихорук? — затупил старичок.

— С-сдес-с-с Лих-хорук, п-пратиш-шка Ш-шума! — Вот и злыдень наривался, хрен сотрёшь. Да он и был всё время рядом, только не проявлялся физически.

Вот теперь мы с ним точно, как два брата-акробата: один заикается и шепелявит, а другой дрожащей челюстью походные марши отбивает. Мы с ним, как говорится, нашли друг друга. И одной неразрывной «веревочкой» теперь связаны — клятвой магической, абсолютной, которую так и не похерили.

Хоть и не слуга мне теперь Лихорук, а настоящий боевой братишка, но связочка магическая нас частенько выручала! Ведь именно по ней можно было аккумулированную в резерве силу в обе стороны гонять. От него ко мне и в обратную сторону. Ведь самые первые крохи сил во время последнего сражения с фрицами ко мне так и попали.