Товарищ "Чума" 4

lanpirot

— Я могу поспособствовать, чтобы ты сам попал ему в башку, — прокашлявшись в кулак, ответил бригадефюрер СС. — У меня есть пара подходящих практик, способствующих расширению сознания. А я научу тебя, как проникать с их помощью в чужое… А там ты уже «пойдёшь» своим ходом по чужим пыльным закоулкам памяти! Только нет никакой гарантии, что ты вернешься обратно…

— Какова вероятность, что я не вернусь? — прямо поинтересовался Хорст.

— Пятьдесят на пятьдесят, — Карл усмехнулся бескровными губами, и отер их тыльной стороной ладони.

— Не густо, — покачал головой Хорст.

Так

рисковать своей головой ему совсем не хотелось. На мгновение представив себя «овощем», лежащим на соседней койке с Трефиловым, он даже вздрогнул от нахлынувшего ужаса. Но с другой стороны, вероятность не настолько уж и маленькая…

А влачить жалкое существование забытого всеми «гения», когда-то подающего ба-альшие надежды, он давно устал. К тому же, погибнуть на передовом научном посту его прельщало куда больше, чем повеситься, или вышибить себе мозги из пистолета.

— Если бы твой подопечный был хоть немного вменяем, — словно услышав его мысли, произнес Вилигут, — вероятность добиться успеха была бы очень велика… Но я уже видел «изнутри», что с этим русским не всё в порядке…

— А знаешь, что, Карл? Я подумаю над твоим предложением, — уверенно произнес Хорст. — Подождём, может быть препарату Рудольфа удастся немного «починить» русского профессора. Либо залезу к нему в башку, если уже не останется другого выхода.

— Подумай, мой юный друг, — кивнул старик, — хорошенько подумай! И, вообще, в этой богадельне найдется хоть капля шнапса, чтобы немного взбодрить мой истерзанный и разбитый организм? — Вилигут неожиданно решил сменить тему.

Его «ученики» облегченно вздохнули — этот эксперимент вымотал не только пожилого генерала. Едва высокое начальство покинуло палату, к вновь привезенному пациенту направилась бригада врачей и медиков. Вскоре гауптманна Кюмайстера переодели, перевязали и утыкали капельницами.

Покидая палату никто из врачей не заметил, что истощенный русский профессор, к которому все давно привыкли за шесть лет, проявил не свойственную ему активность — шевельнул пальцами правой руки и приоткрыл левый глаз. Дверь в палату захлопнулась, оставляя двух коматозных пациентов наедине друг с другом.

В очередной раз профессор Трефилов пришел в себя уже не в темном деревянном ящике с просверленными в стенках отверстиями, и набитым какой-то мягкой «шелухой с опилками», а в нормальной кровати. Самочувствие его было препоганейшим, особенно чудовищная слабость, не дающая ему не то, что поднять голову от подушки, а даже рукой нормально пошевелить было тяжело.

Однако, болезненные травмы, полученные в результате аварии отбитые ребра больше не болели, не ныли ушибленные лоб и челюсть. Ну, не могло же оно просто так за один день пройти? Или не за один? В набитую, словно ватой, голову Трефилова закрались нехорошие подозрения. Сколько же он был без сознания, если у него ничего не болит? Вот только чудовищная слабость и немощность весьма его напрягали.

Голова не желала сдвигаться ни влево, ни в право, «удобно» устроившись в углублении подушки, так что внимательно рассмотреть, где же он очутился, с первой попытки не удалось. Перед глазами маячил лишь девственно белый потолок, да часть побеленной стены.

Скосив немного

глаза, Бажену Вячеславовичу удалось рассмотреть кусочек белоснежной наволочки, на которой он заметил какой-то фиолетовый оттиск. Скорее всего, это штемпель с название лечебницы, в которой он очнулся. Иначе, как объяснить сильный специфический запах лекарств и крови, а также слабый оттенок мочи и дерьма, который Трефилову, пусть и не без труда, но всё-таки удалось распознать.

Похоже, что он провалялся здесь куда дольше нескольких дней, если из-под него (а из-под кого же ещё?) выносили утку. Напрягая зрение, он постарался распознать, что пропечатано на штемпеле? И ему это удалось. Правда, никакой радости это знание не принесло, поскольку надпись была выполнена на немецком языке. Значит, Хорсту-таки удалось вывести его бессознательное тело в Германию.

Черт! Как же ему вернуться обратно в СССР, если он такой беспомощный. Навряд ли у него это получится, если немецкий профессор для того, чтобы получить информацию об изобретении «накопителя» пошел на смертоубийство.

Трефилов был убежден, что ни старший лейтенант госбезопасности Фролов, ни его водитель, не выжили в той страшной аварии с последующим расстрелом покорёженного автомобиля из автоматов. Даже он, находясь тогда в полубесознательном состоянии, видел во что превратились тела чекистов.

Слегка поведя глазами в сторону, он заметил стоявший у кровати металлический штатив с подвешенной на нем «кверху ногами» стеклянной бутылочкой, из которой к нему тянулась резиновая канюля[1].

Похоже, капельница, опознал профессор нехитрый прибор. Надпись же на этикетке бутылочки тоже была выполнена на немецком языке, что еще больше убедило Бажена Вячеславовича, что он находится в Германском рейхе.

Немного передохнув, профессор, наконец, сумел заставить руку немного сдернуть простынку с собственного тела. А затем, скосив глаза, его внимательно рассмотреть. На нём ожидаемо (по крайне мере на груди) не оказалось ни синячка, ни царапины! Что, в принципе, невозможно, если исходить из тех болевых ощущений, которые он испытывал, пока не потерял сознание. Вернее, покуда его основательно не траванули хлороформом.

Либо у похитивших Трефилова немцев было чудо-лекарство, залечившее мгновенно все его раны, либо, что более вероятно, он провалялся без памяти куда дольше нескольких дней. А вот то, что его ребра реально выпирали из-под бледной и почти прозрачной кожи, грозясь ненароком её проткнуть, поставило его в тупик.

Когда же это он умудрился так сильно схуднуть? Конечно, его никогда нельзя было назвать плотным или упитанным, но и настолько истощенным Трефилов себя никогда не видел. Даже в весьма и весьма голодные годы. Вот откуда «растут ноги » у той чудовищной слабости, не дающей ему нормально двигаться! Организму просто не хватает на это энергии! Сколько же он здесь провалялся?

Черт! Похоже, он был без сознания слишком долго. Память профессора-биолога, услужливо подсказала, что синяки обычно полностью сходят не менее, чем за семь-десять дней. Значит, как минимум, две недели, чтобы еще и так похудеть — прямо шкилет какой-то, право слово! Значит, две недели, если не дольше… А сколько? Месяц? Два?