Товарищ "Чума" 4

lanpirot

— А твой «магический препарат» этого, разве не может? — спросил Волли у Левина, предпочитающего не мешать своему старшему товарищу по партии.

— Увы, нет, дружище, — ответил Левин. — Добиться такого эффекта мне, к сожалению, не удалось. Мой препарат может использовать только Карл. А я бы тоже с удовольствием заполучил подобный дар! — озвучил вслух свою мечту Рудольф. — Ты только представь, Воли…

— Постойте, камрады, но откуда в этом русском профессоре магический дар? — Хорст никак не мог поверить в услышанное.

— Это ты мне скажи, мой мальчик, — усмехнулся в усы Вилигут. — Но

я могу предположить: он стал таким, испытав своё изобретение на самом себе.

— Причём здесь «субстанция времени» и «магия»? — спросил старика Хорст. — Это же совершенно разные…

— Боюсь, мой мальчик, что всё это — одна и та же энергия, просто с разными векторами приложения силы! — возразил Виллигут. — Не хочу вводить тебя в курс дела вот так, на бегу. Слишком многого ты не знаешь.

— Не обижайся, дружище, — поддержал старика Левин, — у тебя совершенно отсутствует понятийный аппарат. Но я этим займусь. На днях подготовлю основную документацию, касающуюся самых базовых определений. И как только ты войдешь в курс дела, мы с тобой поработаем в плотной связке…

— Но к цели будете двигаться точно так же — с разных сторон! — непререкаемо заявил старик. — Сейчас самое главное — берегите этих двоих как зеницу ока! То, что содержится в их головах куда ценнее золота и брильянтов!

— Да я вообще не знаю, осталось ли вообще у этого русского что-нибудь в голове! — нервно заявил Хорст. — У него была серьёзная травма головного мозга. И в коме он уже шесть лет. Я специально занимался изучением этого состояния…

— Тихо, мой мальчик, успокойся! — ласково произнёс старик. — Мы сумеем разобраться со всеми проблемами.

— Вы же не понимаете, — убитым голосом произнёс доктор Хорст, — чем дольше человек находится в этом состоянии, тем меньше у него шансов на выздоровление. Вообще, кому, которая длится больше года, называют «мертвой зоной», а близких пациента готовят к тому, что человек проведет в этом состоянии всю оставшуюся жизнь. Даже если случается чудо, и такие пациенты выходят из комы, сознание и рефлексы у них могут абсолютно не работать! Как я могу вам гарантировать, что он очнётся хоть сколько-нибудь вменяемым? А?

— Это действительно проблема, — согласился Вилигут. — Что, ребятки, придётся мне тряхнуть стариной… — Старик взял стул и уселся у кровати Трефилова. — Сейчас я всё выясню.

— Как ты собираешься это сделать? — воскликнул было Хорст, но его коллега — профессор Левин, прижал указательный палец правой руки к губам:

— Т-с-с! Не мешай ему, Волли — Карл знает, что делать.

И Хорст заткнулся, отойдя к забранному решеткой окну, но не выпуская старика из поля зрения. Пожилой генерал поерзал грузной задницей на жестком сиденье стула, а затем взял в свои руки иссохшую кисть русского учёного, обтянутую сухой желто-пергаментной кожей.

— Когда-то я проделывал такие фокусы, совсем не имея магических сил, — произнёс Вилигут, закрывая глаза. Несколько раз глубоко вдохнув, он добавил:

— Alter ist ein schweres Malter…

[Аналог русской пословицы «старость — не радость». Дословный перевод: 'возраст — трудное дело (нем.)]

Неожиданно

Хорст обратил внимание, как в месте соприкосновения рук русского профессора и старого бригадефюрера сверкнул какой-то изумрудный «огонёк», после чего их фигуры окутала призрачная «дымка», отдающая всё тем же зеленоватым оттенком. Их силуэты словно бы смазались и задрожали, как при турбулентной конвекции[3]. А после в палате стремительно похолодало…

[1]Психокинез — в парапсихологии способность человека усилием мысли оказывать воздействие на физические объекты.

[2] Магнетизер — тот, кто якобы использует животный магнетизм для приведения человека в транс (для лечения или подчинения своей воле (устар. В наше время используется термин гипнотизёр).

[3] То, что воздух поднимается над нагретыми предметами, при этом неравномерно «дрожит» — называется турбулентной конвекцией. Конвекция — передача тепла потоком жидкости или газа, а турбулентная — так как поток неоднородный, хаотический.

Глава 8

1942 г.

Третий рейх

Берлин

— Хм, интересно, — весь окутанный зеленоватым сиянием, глухо произнес бригадефюрер Вайстор, продолжая удерживать ладонь профессора Трефилова в своих руках. — Сплошной бред на «поверхности», словно никакого разума не осталось и в помине…

— Он не «в себе», Карл! — не зная, слышит ли его Вилигут, воскликнул Хорст. Из его рта вырвались жиденькие клубы пара — температура в палате отчего-то продолжала падать. — Парни при захвате перестарались… Видимо, повреждение головного мозга оказалось обширнее, чем я предполагал. А после — серьезное отравление хлороформом и длительная кома. Он и так был на грани… — убитым голосом добавил Волли. — Всё пропало, Руди! Всё пропало! — Хорст вцепился скрюченными пальцами в рукав мундира коллеги-профессора, стоявшего рядом с ним у окна.

Но немецкий мистик, цепко ухватившийся за ладонь русского учёного, и не подумал её отпускать:

— Пойду «глубже», — прокаркал он совершенно чужим голосом, а затем неподвижно замер. Похолодало еще сильнее.

Старик сделал небольшое усилие, погружаясь на следующий, более глубинный уровень сознания коматозника. До подсознания русского учёного было еще далеко, но и на этом «рубеже» работать было намного тяжелее — «ментальное тело» немецкого мага налилось тяжестью, перестав с легкостью скользить как в предыдущем «погружении».

Неожиданно «духовную составляющую» старого оккультиста потянуло куда-то «вбок». Понятие направлений в ментальном пространстве — не более чем условность, но Вилигуту показалось что поток неведомой силы завернул его куда-то и заставил вращаться, словно на бешеной карусели с пошедшим в разгон движком.

«Перед глазами» проносились кусочки жизни профессора Трефилова, которые двоились-троились-четверились и накладывались друг на друга. Они могли растягиваться во времени, либо стремительно проноситься мимо. Пожилой бригадефюрер уже совсем не понимал, что происходит в голове этого унтерменша. Мимо него проплывали неясные фигуры людей без лиц, которых русский ученный, вероятно, не мог вспомнить, хотя был «уверен», что прекрасно их знает.