Трагедия господина Морна

Набоков Владимир Владимирович

Ты думаешь? Да, правда, светит солнце… И выстрелы умолкли… Не открыть ли окно, не посмотреть ли? А?

ДАНДИЛИО:

К тому же есть у меня одна вещица… хочешь, я покажу? Вот тут, в футляре мягком… Мой талисман… Вот, посмотри…

КЛИЯН:

Корона!

ДАНДИЛИО:

Постой, уронишь…

КЛИЯН:

Слышишь?..

Боже… Кто-то… По лестнице… А!

ДАНДИЛИО:

Говорил — уронишь!

Входит Тременс.

ТРЕМЕНС:

Гром золотой! Я тронут. Но напрасно вы собрались меня короновать. Поздравь, Клиян: обещано полцарства за плешь мою!..

(К Дандилио.)

Скажи-ка, светлый старец, как и когда тебе достался этот кусок сверканья?

ДАНДИЛИО:

Продал за червонец один из тех, кто некогда дворец обыскивал.

ТРЕМЕНС:

Так, так… Давай-ка. Впору. Но я сейчас, признаться, предпочел бы ночной колпак. Где Элла?

ДАНДИЛИО:

Рядом. Спит.

ТРЕМЕНС:

А… хорошо. Клиян, чего ты стонешь?

КЛИЯН:

Я не могу… Зачем я, Тременс, Тременс, шел за тобой?.. Ты — смерть, ты — бездна! Оба погибнем мы.

ТРЕМЕНС:

Ты совершенно прав.

КЛИЯН:

Мой друг, мой вождь… Ведь ты мудрее всех. Спаси меня — и Эллу… Научи — что делать мне?.. Мой Тременс, что мне делать?

ТРЕМЕНС:

Что делать? Спать. Я снова зябну; снова наложница нагая — лихорадка — льнет к животу холодной ляжкой, спину ладонью ледяной мне гладит, гладит… Дай на плечи мне что-нибудь накинуть, старик. Вот так. Да, милый мой Клиян, я убедился — правы были наши друзья, когда предупреждали… Кстати, всех четверых я истребил — предать они меня пытались… Очень нужно! Я буду спать. Пускай солдаты сами найдут меня.

КЛИЯН:

(кричит)

А!..

ДАНДИЛИО:

Не кричи… не надо… Вот. Так и знал.

Входит Элла, справа.

ТРЕМЕНС:

Дочь, Элла, ты не бойся: все хорошо! Клиян тут распевает последние свои стихи…

ЭЛЛА:

Отец, ты

ранен? Кровь…

ТРЕМЕНС:

Нет.

ЭЛЛА:

У тебя рука опять, опять холодная… а ногти, как будто ел ты землянику… Я останусь, Дандилио, здесь… Прилягу, подушку дайте… Право, лучше мне… Всю ночь палили… мой ребенок плакал… А где же ваша кошка, Дандилио?..

ДАНДИЛИО:

Шутник какой-то каменной бутылкой хватил ее… Иначе попугая я б не купил…

ЭЛЛА:

Да, огненный… Да, помню… Мы пили за его здоровье… Ах!..

(Смеется.)

«…И все же я тебя боюсь… Как смерть, бываешь страшен ты…» — откуда это? Откуда? Нет, забыла.

КЛИЯН:

Полно… Элла… моя любовь… Прикрой глаза…

ЭЛЛА:

…Ты — белый, как свежая сосновая доска… и капельки смолы… Мне неприятно… ты отойди…

КЛИЯН:

Прости меня… не буду, я только так… Хотел тебе подушку поправить… Вот…

(Он поникает у ее изголовья.)

ТРЕМЕНС:

Что бишь я говорил? Да: плохо ищут; там, вокруг сената, вокруг дворца народ толпится: чистят покои королевские, ковры вытряхивают — и мои окурки, и шпильки Эллы выметают… Очень занятно! И какой занятный слух, что будто бы грабитель — где-то там на юге, видите ли, в дом забрался и бац в башку хозяина, — а тот — извольте — объявился властелином, свою столицу кинувшим полгода тому назад… Я знаю, знаю, — это все выдумки. Но выдумкой такой меня смели… Вот Элла спит. Мне тоже пора бы… Гладит, крадется озноб вверх по спине… А жалко, Дандилио, что вымышленный вор не уничтожил придуманного короля!.. Смеешься? Что, славно я шучу?

ДАНДИЛИО:

Да — бедный Ганус! Не повезло…

ТРЕМЕНС:

Как — Ганус?..

ДАНДИЛИО:

Он письмо ведь получил… Мне Элла говорила… Как хорошо бедняжка спит… Клиян, прикрой ей ноги чем-нибудь…

ТРЕМЕНС:

Послушай, послушай, Дандилио, может быть, есть у тебя среди твоих игрушек старинных, безделушек пыльных, книг магических — полдюжины хороших горячечных рубашек? Одолжи…