Трагедия капитана Лигова
Шрифт:
Тернов весь напрягся, ожидая, что Ясинский сейчас спросит о доверенности и векселях, которые он выдал ему для ведения дел от его имени. И тогда Тернов нанесет первый удар, который заставит Ясинского со многим примириться, но коммерсант закивал:
— Я знаю, дорогой Федор Иван… Иоаннович, знаю и верю и доверяю вам, как самому себе. Я должен обо всем подумать, все взвесить. Отложим деловые разговоры до завтра. А сейчас мы должны отпраздновать ваш благополучный приход.
Тернов ожидал, что Ясинский вызовет горничную, прикажет готовить ужин,
— За счастливое возвращение, — и залпом выпил коньяк, как водку. Тернов неторопливо выпил свою рюмку. Ясинский наполнил вновь:
— За ваш хороший отдых. За…
— …Счастье, которое от вас зависит, от вашего слова и согласия, — перебил его Тернов.
— Согласие всегда было и будет между нами, — проговорил Ясинский. — А мое слово коммерсанта вы же знаете.
— Вы не поняли меня, Владислав Станиславович, — поднялся с кресла Тернов и, подняв рюмку, глядя в глаза Ясинскому, отчетливо проговорил: — Я намереваюсь просить руки вашей дочери, Тамары Владиславовны!
Ясинский замер с поднесенной ко рту рюмкой и удивленно смотрел на Тернова. По лицу пошли красные пятна.
— Я не… не… — начал он и замолк, а Федор Иоаннович сказал:
— Вы не ослышались, Владислав Станиславович, я прошу руки вашей дочери и почту себя наисчастливейшим человеком…
— Не надо, не надо, замолчите, — шепотом сказал Ясинский и, выпив коньяк, потянулся к бутылке. Тернов оставил свою рюмку и холодно, почти вызывающе проговорил:
— Я не понимаю вас, Владислав Станиславович. Вы что же, считаете меня совершенно недостойным Тамары Владиславовны? Вы же знаете, как я вам предан. Семейные, родственные узы помогут нам…
— Садитесь, прошу вас, — страдальчески морщась, указал Ясинский на кресло. — Я сейчас все объясню.
Тернов холодно следил за коммерсантом, который вновь наливал себе коньяк. Рука его дрогнула, и золотистая жидкость пролилась на стол, но Ясинский не обратил на это внимания… «Если откажешь, — злобно подумал Тернов, — разорю, уничтожу».
— Тамары дома нет, — смотря куда-то мимо Тернова, заговорил Ясинский. — Нет, она ушла, ушла от нас и, нарушив все законы, все правила приличия, стала женой Клементьева без нашего родительского благословения.
— Что? — закричал Тернов. — Какой Клементьев, что вы говорите? Где Тамара Владиславовна?
Он перестал владеть собой и готов был с кулаками броситься на Ясинского. Тот попросил:
— Ради бога потише. Жена очень больна. Это для нее такой удар…
Но Тернов считал, что его обокрали. Слушая хозяина и понимая, что гибнут его мечты стать владельцем всего дела Ясинского, Федор Иоаннович наливался ненавистью к Клементьеву. Как, он еще и друг Лигова? Тернов вспомнил и расправу с ним Лигова в бухте Счастливой Надежды, и презрение китобоев… Все это еще не отомщено. А ему нанесен новый удар: Тамара —
Когда Ясинский кончил говорить, в кабинете наступила долгая пауза. Было слышно, как часы отсчитывают время, как прошла через гостиную горничная, как где-то в глубине дома хлопнули двери…
— Они обвенчались? — спросил Тернов.
Ясинский покачал головой. Тернов заходил по кабинету и почти тоном приказа заговорил:
— Вас здесь в городе хорошо знают и уважают. Все порядочные люди вам сочувствуют. Священнослужители без вашего согласия не освятят этот возмутительный брак, и ваша дочь вернется к нам… то есть к вам. И я буду рад повторить свое предложение.
— Но… — Ясинский сидел, обхватив голову руками.
— Вы хотите сказать, что они в фактическом браке?
Ясинский молча кивнул. Тернов сверху с пренебрежением посмотрел на коммерсанта и подумал: «Да пусть она спит с кем угодно. Мне нужно…» Он осмотрел кабинет, бросил взгляд за окно на бухту, где стояла шхуна, куда скоро придут и другие суда Ясинского. Приближался вечер.
— Я выше предрассудков, — заговорил Тернов. — И я готов ради вашего честного благородного имени…
— Спасибо, спасибо, — Ясинский со слезами на глазах встал и обнял Тернова. — Ты должен стать моим зятем.
Коммерсант был уже изрядно пьян. Тернов откланялся.
Первые сумерки уже опускались на город. Тернов вышел на Светланскую улицу, остановился около базара, решая, куда лучше пойти, где провести этот вечер. Друзей, знакомых, с которыми можно было бы посидеть, у него не было. Коньяк, выпитый у Ясинского, давал себя знать. Хотелось гульнуть, повеселиться. Федор Иоаннович жадными глазами оглядывал проходивших мимо женщин. Он вспомнил о заведении мадам Загорской, где всегда был желанным гостем, и направился туда.
На углу Китайской улицы Тернов увидел идущего навстречу Мэйла. Негр быстро шагал, размахивая руками. Лицо его было задумчивым, в больших глазах застыла тоска.
— Джо! — воскликнул Тернов, хватая негра за руку. — Гуд дэй, Джо!
— Добрый вечер, — сказал вежливо Мэйл, вопросительно глядя на остановившего его хорошо одетого господина. «Кажется, я его не знаю, — подумал Джо. — Что ему надо? Откуда он знает мое имя?» Мэйл насторожился. Незнакомые белые почти всегда доставляют неграм горе. Может, это кто из американских китобоев? Но Тернов рассеял все сомнения. Он, быстро назвав себя, напомнил:
— Мы тебя в лодке нашли, помнишь, в море, связанным. Мэйл вспомнил все — и Хогана, и Дайльтона, и китобоев, и лодку, и русских, что его спасли. Он радостно улыбнулся.
— О, мистер Тернофф, вери гуд. Я есть счастливый вижу вас, — мешая английские и русские слова, говорил Джо. В его голосе были, благодарность и неподдельное уважение. Тернов и его друзья спасли его от верной смерти, стали его друзьями. Правда, Джо знал, что белые плохо отзывались о Тернове за то, что он продавал водку, но Мэйл в этом не видел ничего дурного.