Трамвай отчаяния
Шрифт:
Варвара чуть приподняла бровь, словно ей хотелось развить эту мысль, но лишь сказала:
– Если у вас есть сомнения в моих методах, вы можете обсудить их с Геннадием Игоревичем. Он, вероятно, лучше объяснит вам, почему вы здесь.
Санин улыбнулся шире. Её ответ лишь развлёк его.
– Никаких сомнений, – произнёс он. – Просто наблюдаю. Вы кажетесь человеком, который привык всё держать под контролем. Это… необычно.
Она выдержала паузу, затем наклонилась чуть вперёд.
– Вы правы, я действительно держу под контролем всё, что касается МОЕЙ работы, – сказала она выразительно,
Его взгляд задержался на ней дольше, чем нужно, но он не ответил. Варвара видела, что он не собирается извиняться или менять своё поведение. Её раздражение усилилось, но она подавила его, решив не вступать в бессмысленные перепалки.
Несколько минут они сидели в напряжённой тишине. Варвара вернулась к изучению материалов, делая пометки в блокноте, но ощущала, как Санин продолжает наблюдать за ней. Она догадывалась, что ему нравится проверять её терпение.
– Ладно, – сказал он вдруг, нарушая тишину. – Где мы начнём?
Она подняла глаза. Её лицо оставалось непроницаемым.
– С анализа координат старых маршрутов, – повторила она, возвращаясь к своему прежнему тону, без льда в голосе. – Я уже подготовила запрос в архив. Нужно понять, почему именно это депо. Что связывает его с погибшим и… со следами, которые мы нашли.
Санин кивнул, но в его взгляде всё ещё сквозила насмешка.
– Значит, всё же сначала бумаги, потом поле? – уточнил он.
– Именно, – ответила его напарница, уже не скрывая сарказма. – И, пожалуйста, не тратьте моё время на очевидные вопросы.
Санин хмыкнул и больше ничего не сказал. Он явно наслаждался тем, как её раздражение нарастает, но Варвара знала, как сдерживаться. Сейчас главное – дело. Всё остальное было второстепенным.
Следует отметить, что Санин только недавно вернулся с войны. О том, где именно он был и что видел, он говорил редко, а если и говорил, делал это так, будто рассказывал не о себе, а о вымышленном герое из фильма или книги.
Его прошлое казалось затуманенным, словно сам он старался отгородиться от воспоминаний. Но в его настороженном и немного хищном взгляде иногда мелькала тень тех событий, которые оставили на нём незримую отметину.
Квартира Санина, расположенная на окраине города, была небольшой и почти пустой. Простая мебель, лишённая всякого изыска, книги на полке, несколько фотографий, которые он так и не повесил на стены. Там было тихо, даже слишком тихо.
Единственным источником звука был старый механический будильник, тикавший в углу на тумбочке. После возвращения он неохотно обустраивал это пространство, как будто не верил, что задержится здесь надолго.
Виталий жил один. Холостяк, не искавший отношений и не стремившийся к ним. Его прошлые попытки построить личную жизнь всегда заканчивались одинаково – либо его отсутствие, вызванное частыми командировками, становилось преградой, либо его молчаливость и нежелание говорить о своих эмоциях.
Однажды, много лет назад, была женщина, которая, казалось, понимала его без слов. Но их история закончилась так же тихо, как началась, оставив после себя лёгкую горечь, которую он больше
Его дни дома были однообразными. Утром он пил крепкий чёрный кофе, смотрел в окно на двор, где играли дети, или просто сидел, слушая радио. Иногда он выходил на пробежку, стараясь не терять форму, к которой привык за годы службы. В его шкафу висела аккуратно сложенная форма, которую он уже не носил, но не мог выбросить. Она была частью его, как и те шрамы – видимые и невидимые, – которые он привёз с собой.
В работе Санин находил своего рода убежище. Он был человеком действия, привыкшим к ясным целям и конкретным задачам. Его решения часто казались импульсивными, но те, кто знал его ближе, понимали, что за каждым его шагом стоит точный расчёт. Он не любил пустых разговоров и лишних формальностей, что делало его неудобным коллегой, но незаменимым в сложных ситуациях.
Его боевое прошлое, наполненное напряжением и опасностями, наложило на него отпечаток. Санин умел замечать то, что ускользало от других: тонкие изменения в интонации, незначительные детали в обстановке. Этот навык сделал его ценным оперативником, хотя сам он редко задумывался о своей значимости. Для него это была просто работа.
Виталий не стремился к теплу или уюту, не искал понимания. Иногда он возвращался домой после долгого дня, включал старый телевизор, но почти никогда не смотрел его. Время от времени он доставал из ящика письменного стола фотографию – выцветший снимок, на котором он, моложе и улыбающийся, стоял рядом с товарищами. Эти лица были единственным, что он сохранил из своей прежней жизни, и даже их он позволял себе видеть лишь изредка.
Он редко заводил друзей. Ему было проще оставаться на расстоянии, не привязываться. Те немногие, кто всё же считался его приятелями, знали, что обращаться к нему за помощью можно в любое время, но при этом не стоит ждать от него долгих разговоров. Виталий был человеком поступков, а не слов.
Его возвращение в Москву было возвращением в другую реальность. Город, который казался ему таким знакомым, изменился. Или, возможно, изменился он сам. Шумные улицы, вечный поток людей, неоновый свет витрин – всё это теперь раздражало его. Или он просто потерял способность наслаждаться миром, лишённым опасности. Но в этом новом, странном мире у него оставалась работа, и он цеплялся за неё, как за якорь.
Виталий привык, что в его жизни нет ничего постоянного. Он давно не строил планов на будущее и не пытался найти смысл там, где его, возможно, и не было. Но даже в этой упорядоченной пустоте что-то в глубине его сознания иногда напоминало: ты жив, а значит, всё ещё можешь что-то изменить. Только он не знал, что именно.
Санин, помолчав некоторое время, внимательно наблюдая за Варварой, снова нарушил тишину. Его голос звучал спокойно, но в нём чувствовалось лёгкое напряжение, словно он подбирал слова, чтобы не показаться излишне резким.
– А вы не думали, что вся эта история с фарами, звуками и бумагой – просто хорошо поставленный спектакль? – спросил он, слегка наклонившись вперёд, но удерживаясь от пересечения личных границ. – Ну, знаете, чтобы отвлечь от чего-то более реального. Например, от махинаций руководства депо?