Трансильвания: Воцарение Ночи

Роксенбер Лорелея

Крепко сжав мои руки в своих, Владислав крепко обнял меня.

— Но почему родная мама ее убила? — Чуть ли не плача, спросила я.

— Аниита была беременна от меня. И не смогла этого скрыть. К сожалению, союз вампира и человека может подарить ребенка, пусть это и огромная редкость. Один случай на миллион. Охотница попала в этот список, потому что Адриана мне тоже была обещана Дьяволом, как и жена. Дети людей и вампиров развиваются в утробе матери очень быстро. Через неделю у юной Саливан уже был живот беременной как минимум четыре месяца. Таня все поняла. Она любила свою дочь, но мало того, что была охотницей, так еще и была причислена к Хранителям Баланса Измерений. Она не могла позволить родиться нашему ребенку. Неземной твари. А я… Понял, что случилось только после смерти первой реинкарнации Риты. Слов не хватит описать, насколько вина захлестнула меня и снова повлекла на дно. Моя женщина умерла опять, потому что не смогла преодолеть чувства ко мне и убить меня, как должна была. А Валерий-завоеватель был рядом. Он нашептал

Тане, что ее дочь не убила вампира отнюдь не потому что сил не хватило, а потому что захотела его всем организмом, да еще и понесла чадо от него. Быть может, сама Таня, как мать, и не дошла бы до такой жестокости. Но мозги ее уже были промыты моим гребаным папашей. Он воздействует на сознание. Он внушил ей, что убить Анииту — ее священная первостепенная миссия. А она очень легко поддалась внушению… Поспи еще, мотылек. Ты устала. Новые воспоминания не должны нахлынуть так быстро после старых. Восстанови силы.

Я уткнулась в грудь мужа, свернулась калачиком и сладко задремала, через несколько часов проснувшись побитой, но все-таки не столь уничтоженной, как при пробуждении от двух своих смертей, и констатировав, что Владислав был в корне не прав. Память рода Шиаддхаль вернулась за эти пару часов сна. Я своими глазами увидела любовь матери Аланы и вампира, правление Аланы, печальную долю своей прапрабабки Кармины Шиаддхаль, потерявшей мужа совсем молодой, правление гордой и величественной Изиды, выданной замуж за Иваниуса Шмидта так рано, побег Лары Далайны Авиры Рании Шиаддхаль из замка династии, ее роды и ее смерть на виселице. Вместе с этим я стала безмолвным свидетелем того, как отрубили голову моему отцу — Крегину, единственной и несчастной трагической любви моей покинувшей наш бренный мир столь рано матери…

====== Глава 24 – Гэбриэл Ван Хельсинг ======

ГЛАВА 24 — ГЭБРИЭЛ ВАН ХЕЛЬСИНГ

Давай останемся мы вместе,

На окровавленных устах

Почуем привкус сладкой мести,

Боль вековую, ужас, страх.

Новый сон снова вернул меня к кошмарам, которые в свое время подорвали мои нервы и психику, когда я еще была человеком.

Холодный алтарь. Мои руки и ноги не слушались меня, потому что были прикованы ледяными кандалами. Своды гробницы, которой мне казалось окружавшее меня мрачное и средневековое пространство, уходили вверх, теряясь в небесах. В этих темных небесах и темных настолько, что невозможно было определить раннее утро сейчас или же поздний вечер-ночь, с высоты нахально проглядывала и подмигивала своим желтым глазом полная луна. Вода капала с высоты с мерным и назойливым КАП-КАП-КАП, раздражая обостренный и чувствительный слух. Мое прозрачное розовое платьишко из ситца совсем не грело меня. На мне даже не оказалось исподнего, и крест с шеи тоже исчез. Я плакала, просилась домой к маме и папе, но моим похитителям не было до этого никакого дела. И никто не спешил прийти на помощь двенадцатилетней худенькой девчушке, пытавшейся стыдливо прикрыть себя руками, но не способной сделать это из-за прикованных рук. Скрежет отворившихся дверей, и лучи света поползли в проем, медленно и верно достигая алтаря. Мир для меня представал вверх тормашками. На фоне невыносимо яркого и слепящего этой яркостью помещения за дверьми обрисовалась черная фигура. Которая, однако, через доли секунды исчезла из поля моего зрения. Дуновение ледяного ветра заставило мою кожу покрыться мурашками и легким слоем инея…

Он нависал надо мной. Мрачный, мертвый, источавший запах зефира, ванили и тления. Но теперь, помимо хищных, черных и неживых глаз, я смогла рассмотреть и его лицо. Лицо того, с кем меня связала судьба на двадцать с лишним лет по меркам нашего мира. Пелена тумана больше не скрывала его от меня, как в эпоху человеческих сновидений, доводивших меня до полубезумных вскриков во снах, подлетов на кровати по пробуждению, жутких мигреней и до страха… Ужаса, ледяного ужаса даже перед лицом собственной тени.

И он был диким. Неукротимым. Таким ужасающим чудовищем без чувств я не видела его даже в самые лихие моменты нашей совместной жизни. Столько ярости, безумия, жажды крови и похоти в его глазах не было даже, когда он превратил мою спину в лоскуты мяса, даже когда ставил меня на колени и бил по лицу в доме Джорджа Ласлоу.

— Пожалуйста. Отпустите. Прошу. Бога ради. Мама с ума сходит, не зная, где я… — Слезы растекались по моим щекам, уже заставляя меня хлюпать носом.

— Куда ж ты так быстро собралась, Рита. Ты еще не отдала мне то, что у тебя есть. Самое ценное для девочки. — Издевательски усмехнувшись, он протянул руку в мою сторону. К моему лицу. Зажав мой подбородок в руке, Владислав выпустил когти. А затем провел когтем большого и указательного пальцев по моим щекам от висков до подбородка. — Ты терзала меня, не позволяя мне обрести счастье ни с одной другой женщиной. Я все еще жив, а девушка, к которой я испытал нежные чувства в тысяча шестьсот пятьдесят шестом году, сгинула от чахотки. Смотри мне в глаза, ведьма.

Подняв мой подбородок, он продолжил. — Затем три моих невесты. Их убил мой лучший некогда друг и его подружка, цыганская принцесса Анна. Я пытался их любить своим бездушным вампирским сердцем, но все они сгинули, как одна. Умерла даже Анна, с которой мне не посчастливилось танцевать на балу накануне Самайна в Будапеште в девятнадцатом веке. Я не хотел убивать Лизбет, но что-то подтолкнуло… Какой-то безумный импульс,

который я пытался побороть, пока он не выжрал мне мозги. Элеонора, моя жена, сгорела на солнце. Все века ты будто следила за мной, не позволяя обрести счастье с другой. Как Элизу Вестфальскую при жизни, так и после смерти ты убирала конкуренток. Но теперь, когда ты вернулась, месть сладка, любимая. Боишься за свою невинность? Это ты не напрасно. Сейчас ты познаешь боль. Но не переживай. Я буду настолько аккуратен, насколько это вообще возможно. Не только месть движет мной, Рита. Я скучал и ждал. Но ровно столько, сколько мог при всем моем ужасном характере. А сегодня я возьму то, что мне причитается. Точно так же, как взяла ты в ночь танца в таборе. Твоя переродившаяся душа, видимо, еще не успела накликать на себя пороки. Поэтому в твоем мире, мире без магии, мне не было бы прощения, как растлителю малолетней. Но я это вижу несколько иначе. На самом-то деле мы с тобой знаем твой истинный возраст, пятьсотвосьмидесятисемилетняя мертвая ведьма, которая прокляла меня, обрекая на невозможность влюбиться и быть с кем-то без последствий. Получи же своего мужчину, Маргарита Ланшери. Как ты сделала меня своим рабом, заставив страдать из-за тебя пять столетий и уничтожая каждую девушку, к которой я был неравнодушен, из своего загробного мира для ведьм, так ты в жизни новой станешь моей и только моей. Меня коснулась твоя тьма, как ты и предсказывала. Я прожил пять столетий в захлестнувшей меня боли. Тебе, сам ли Дьявол или кто еще, дал новое тело и очистил в этой реинкарнации от тьмы, значит, я верну ее тебе. И обреку на существование в ней моей женой, шлюхой и рабыней. Я верну тебе твое зло, повергну в омут твоей тьмы, и мы с тобой, отныне оба, будем вариться в ней вечно.

Приподняв подол моего розового ситцевого платья, его ледяная рука поползла скользкой змеей по моей ноге. Все выше и выше. Мою голову прострелила мигрень, а тело еще несколько раз передернуло и покрыло мурашками холодное омерзение. Ледяные пальцы мертвеца коснулись меня, несколько раз дразняще скользнув вверх и вниз вдоль лона, а потом резким движением проникли внутрь. Тошная своей сладостью волна боли пронзила меня с ног до головы, и я вскричала, точно подстреленная, пока вампир, со свойственной лишь ему одному ухмылкой, насиловал меня своей грубой рукой, игнорируя мои слезы и крики. Затем он прижал меня собой сверху, бессовестно целуя и вылизывая мои губы холодным языком, и овладел мной снова, всем своим мертвым естеством вгрызаясь в меня, терзая мою обнаженную грудь через тонкий ситец платья ледяными руками и намертво впившись удлинившимися клыками мне в шею, толчками вытягивая мою жизненную силу и энергию. Когда он решил, что с меня уже достаточно, он кликнул своих слуг. Стерев кровь с губ коронным жестом окровавленной моей невинностью руки и окинув меня полупрезрительным неприязненным взглядом, Владислав коротко бросил глухим и лишенным жизни голосом отвратительным, мелким, что-то постоянно чавкающим карликам. — Снимите кандалы. Пусть она примет ванну, а затем отведите ее к Амбердо. Он должен доставить ее домой к родителям в ее измерение. Пока она не только физически, но и морально не готова ко мне. И к нам с ней. Я найду ее позже. И тогда она останется здесь навсегда.

Он стоял ко мне спиной, облаченной в черное. Его волосы, забранные в хвост, разметались по плечам…

С меня сняли кандалы небрежными грубыми движениями мелкие уродцы и, дрожащей рукой, я заправила прядь каштановых волос за ухо. У подножья алтаря я увидела какой-то кинжал, и вскипевшпая во мне обида дала о себе знать. Молниеносным движением наклонившись и подняв оружие, с неистовым воплем я кинулась на маньяка, занося руку для того, чтобы нанести удар вслепую.

Его реакция оказалась достойной восхищения. Быстрым движением он схватил меня за запястье и уже через долю секунды вжимал в стену, одним ударом пригвоздив к ней и мою руку, стиснув ее так, что я снова вскрикнула от боли. Кинжал звякнул об пол, и в этот момент я разразилась такими переливами отборной брани, что сама от себя никак не ожидала.

— Будь ты проклят! Ненавижу! Убью!

Черные глаза впиявились в меня, точно колючие иглы. От этого взгляда дрожь пробежала по коже, и я моментально почувствовала себя маленькой, ничтожной и убогой перед могущественной силой зла. Мои конечности тут же налились свинцом, а тело стало непослушным и тяжелым.

— Убьешь? — В холодном взгляде черных, как бездна ада, глаз на мгновение мелькнула озорная заинтересованность. — Попробуй, Рита. Посмотрим, как у тебя это получится, ведь когда-то ты отдала мне свою кровь, чтобы я, никчемный верующий смертный мальчик, жил вечно. Спасибо тебе. Без тебя я был бы все таким же жалким, убогим человечишкой. Теперь-то я вижу, почему ты не желала со мной дело иметь. Я, действительно, был глупым, малолетним юнцом в глазах такой женщины. Но эта версия меня первую тебя вполне бы устроила. С таким мной вольготно гореть в аду рядом…

Из сна меня выдернуло так же резко, как и внесло туда. Перекатившись с боку на бок и с силой выдохнув, я встретилась глазами с мужем, прижимая простыню к груди.

— Двухтысячный? Подземелье?

Я коротко кивнула. Сопоставив увиденное с тем, что являлось мне в кошмарах, я решила задать заинтриговавший меня, но такой неловкий вопрос. — Все было, как я сейчас видела?

— Да. Почему у тебя есть повод думать, что было как-то иначе? — Он удивленно приподнял бровь, и я отметила, что все-таки клеймо принадлежности к цыганскому народу прописано у него на лбу.