Трапеция
Шрифт:
столько времени и сил. Том, похоже, твоя задумка пролетает.
– Я не против, – сказал Томми. – Я согласен с Марио.
Джонни криво усмехнулся.
– Не буду спорить с эстетами.
Томми удивился, что Джонни вообще известно это слово.
– С вашего позволения вернемся хоть на минуту к делу. Без этого трюка у нас в
номере появляется такая дыра, что грузовик проедет. Чем будем заполнять?
Сосредоточьте свои эстетские помыслы на этом, а?
Но
он похож на Папашу – не умеет долго сердиться».
Вот только заветный проблеск в глазах Марио снова угас.
«Нет, он все еще там. Но Боже, как глубоко. Он появлялся, когда Марио летал. И
до сих пор хоть слабо, но показывается. А больше нигде. Даже…– смущенный
собственной мыслью, Томми все-таки додумал до конца: – …даже в постели».
Потом рутина тренировки взяла верх, и Томми стало некогда размышлять. Когда
они закончили и перебрались в раздевалку, Джонни со смехом натянул свитер.
– Знаешь, Мэтт, по-моему, это первый спор, в котором я дал тебе выиграть. Так
нечестно… женщины всегда становятся на твою сторону. Когда мы были детьми, ты объединялся против меня с Лисс, а теперь со Стеллой!
Марио, ссутулившись, сидел на лавке.
– Я не получаю никакого удовольствия от того, что с тобой спорю.
Томми смотрел на него с изумлением.
Он же вне себя от счастья должен быть. В кои-то веки не дал Джонни себя
переспорить.
Когда дело доходило до чего-то важного, Марио умел быть убедительным и
даже весьма красноречивым.
А сейчас просто сидит с видом смертельно больного.
Джонни тоже заметил.
– Эй, Мэтт, ты чего? Что-то не так?
– Зуб дурацкий. Дантист поставил какую-то временную пломбу… жутко болит.
Дня через три-четыре идти снова. А мне еще надо Барта отвезти. Его машина в
ремонте.
Но Томми понимал, что не все так просто. На боль Марио реагировал совсем
иначе. Томми знал его слишком долго, чтобы на это купиться. Ему приходилось
видеть, как Марио вытворял в воздухе чудеса, и свежие ссадины и ожоги на
руках, от которых впору было взвыть, ему совсем не мешали.
Встревоженный, не зная, что еще сделать, Томми предложил:
– Расслабься, Мэтт, я подвезу Барта домой. Ты все равно не в форме, чтобы
сидеть за рулем. Поднимись наверх и прими аспирин.
– Аспирин, ну да, – скривился Марио. – Лучше я попрошу у дяди Джо хорошую
порцию виски и посмотрю, поможет ли.
– Ты, наверное, попросту отключишься, – сказал Джонни. – А это тебе, полагаю, и
надо.
Барт Ридер успел переодеться, и Томми обратился к нему резче, чем
намеревался.
– Пойдем, Барт, отвезу тебя домой. Только будешь
знаю, где ты живешь.
– Знаешь, как выехать отсюда на новую трассу?
– Разумеется.
Выбравшись на подъездную дорогу, они несколько минут молчали. Затем Ридер
сказал:
– Неплохо водишь. Пробовал выступать на гонках?
– Не выпадало шанса. Когда я был младше, на улицах много гоняли, но мне это
всегда казалось глупым занятием. В любом случае, у меня не было своей машины.
За границей съездил разок в Ле-Ман. Только мне не особо нравится сидеть и
смотреть. А для участия я не на том уровне.
– Я тоже. Иногда думал, что неплохо бы сесть за руль одной из этих душегубок в
«Формуле-1», но свои пределы я знаю. Хотя я дважды ездил с Тони Роджерсом в
Милле Милья[1].
– Вряд ли это намного лучше, чем просто смотреть.
– Вот и видно, что ты мало в этом разбираешься. Это единственный шанс попасть
на гонку, когда ты не пилот. И поверь, никто не возьмет тебя в свою машину, если
ты назубок не знаешь, что там делать. Каждый фунт своего веса надо
распределять так, чтобы это помогало пилоту, – Ридер хихикнул. – Я тут
подумал, что Тони перед гонкой осматривал меня точно так же, как Мэтт сегодня
перед аппаратом. Наверное, эксперт есть эксперт, в чем бы ни было его
искусство.
– Искусство?
– Ну да. Гонки – это такое же искусство, как все остальное. Там нужен талант, опыт и специальная подготовка, как и в балете. Или в полете. Или даже игре на
скрипке. А помимо всего вышеперечисленного, еще и что-то особенное. Я бросил
балет, потому что во мне этого особенного не было. Я был просто способным
танцором. А в балете быть способным – это не значит быть хорошим.
Выезжая на трассу и набирая скорость, чтобы влиться в поток транспорта, Томми поразмыслил над этим.
– Мэтт как-то говорил что-то похожее.
– Том, что случилось с Мэттом?
Ридер тоже это почувствовал?
– Ты про ту ссору с Джонни? Она ничего не значит. Они с Джонни все время
находят повод поругаться.
– Я не про то, – сказал Барт. – С ним что-то не так. Том, я знаю его больше десяти
лет. Я смотрел, как он танцует и думал: «В нем есть что-то очень особенное».
Думаешь, я не заметил?
Несколько секунд преданность заставляла Томми молчать. Но потом он не
выдержал и сказал с отчаянной тревогой, которую Ридер наверняка различил.
– Барт, я просто не знаю. В нем будто свет погас. Я не знаю, что делать, и это
пугает меня до чертиков, – Томми услышал дрожь в собственном голосе, разозлился и умолк. – Куда поворачивать?