Трапеция
Шрифт:
Переодеваясь в уличную одежду, Томми ощущал уверенность, спокойствие и
немножко гордость. Даже если он сегодня и ошибался, то промахи были
небольшие, иначе Марго бы сказала. Выйдя к Джеффу и Нэнси, поджидающим у
ворот, он посмотрел на них с ноткой превосходства.
– Извините, что заставил ждать.
Джефф хохотнул, и смех был неприятным.
– Эй, а из тебя вышла симпатичная девчонка.
– Где твои белокурые локоны, Томми? – пронзительно рассмеялась
лучше называть тебя Тамми?
– Ах, а розовые юбочки! – проворковал Джефф.
– Прекратите, – напряженно сказал Томми. Он не возражал, чтобы над ним
подшучивали, но в глубине души чувствовал, что это удар ниже пояса. – Давайте
газировки купим. Куда пойдем? К Уолшу?
– Ты всегда играешь девочку? – поинтересовалась Нэнси.
– Нет… нет, конечно, – Томми недоумевал, к чему весь этот шум. – Я же говорил, у
нас женщина повредила ногу, и мне позволили заменить…
– Позволили? Да меня бы в жизни не заставили! – воскликнул Джефф. –
Напялить розовые юбки, парик и выходить на люди? Заплати – не пойду.
– Ой, – сладко хихикнула Нэнси, – но из него получилась очаровательная девочка.
Пусть его зимой запишут в девчачью группу на физкультуре.
Томми понял – хоть и поздно – что это не просто шутка. Над ним самым
натуральным образом издевались.
– Заткнитесь! – крикнул он. – Бетси поранилась! Должен же кто-то отработать
номер! Если вы считаете, что это смешно, сами бы попробовали!
– Оооо, – протянул Джефф тоненьким голосом, – ты был неотразим. Нэнси, давай вечером всех позовем. Парням понравится! Как они там говорят… красотки
из шапито. Эй, красотка из шапито… – он наклонился к Томми и вкрадчиво
спросил: – Хочешь встречаться, милашка? Будешь моей девочкой?
Слепой гнев наполнил грудь, сознание заволокло туманом, и Томми бросился на
Джеффа.
Следующее, что он осознал – как Пик Лейти их разнимает. У Томми под левым
глазом красовалась длинная царапина, губы распухли. Зато у Джеффа текло из
носа и заплыл глаз.
– А ты неплохо дерешься – для девчонки! – оскалился он.
– Пойдем, Томми. А вы, городские, убирайтесь, – Пик толкнул Джеффа, смерил
гневным взглядом Нэнси. Подобрал с травы ленту для волос и швырнул ей. –
Хороши же у тебя манеры, юная леди!
Выпроводив гостей, он переключил гнев на Томми.
– Стыдись, юный Том! Сам просил разрешения привести приятелей и устроил
драку на заднем дворе. Да еще с девочкой! Будь я твоим отцом, задал бы тебе
такую трепку, чтоб на три сезона запомнилось! А теперь иди и поразмысли как
следует!
Уставившись
вкус крови, костяшки тоже кровили. Хотелось плакать, но слишком болел глаз.
А он-то мнил себя воздушным гимнастом. И вот кем он был на самом деле –
танцовщицей, дурацким существом в идиотских юбках и блондинистом парике.
Наверняка все на зрительских рядах смеялись, заметив мальчика в девчоночьем
наряде. И Джефф видел этот позор. И теперь расскажет всем друзьям, детям, которых Томми знал и любил, что он выступает в цирке в парике и розовых
кисейных юбках!
А может, это расплата за хвастовство? Может, он заслужил? Погрузившись в
самобичевание, Томми добрел до трейлера. Мать уже накрывала ужин.
– Ты опоздал, – нахмурилась она, потом прищурилась. – Томми, ты что, подрался?
– Нет, мэм, – он скрестил пальцы за спиной. – Ударился головой об… об угол
лестницы.
– И пальцы ты ободрал об угол лестницы, и губу тоже об нее разбил?
– Брось, Бесс, – сказал Том Зейн, мывший руки над раковиной. – Какой мальчик
растет без драк. Иди умывайся, Младший.
За ужином Томми почти ничего не ел, и от матери это не укрылось.
– Ты не голодный?
Пришлось снова соврать.
– Перехватил пару хот-догов в ларьке.
– Сколько тебе говорить, чтоб не набивал живот всякой дрянью, – рассердилась
мать.
– Ничего страшного. Поест позже.
Томми понял: отец решил, что он нервничает перед представлением. Он и
нервничал, но вовсе не в том смысле. Снова придется напяливать жуткий
розовый костюм и, одетым в девочку, выступать перед целым городом, перед
людьми, с которыми он учился в прошлом году. Пробормотав извинения, Томми
вскочил из-за стола и помчался за отцом. Нагнать его удалось только возле
клеток. Томми знал, что отвлекать отца перед представлением – последнее
дело, но слишком велики были боль и смущение. Он рискнул.
– Пап, можно спросить? Как ты считаешь… как ты думаешь, надо мной смеются
из-за того, что я переодеваюсь в девочку?
Том Зейн раскладывал и проверял реквизит.
– С какой стати? Артист одевается так, как ему говорят.
– Пап, – сказал Томми. – А мне… обязательно участвовать в балете?
Отец развернулся.
– Так, слушай сюда. Последние два года я только и слышу от тебя – трапеция, трапеция, трапеция. Теперь ты начал выступать и будешь делать то, что говорят, носить то, что дают, и не спорить. Разговор окончен, сын, я занят. Брысь!