Трапеция
Шрифт:
Марио вернуться на мостик, как Анжело кувыркнулся в сеть. От гнева он
практически потерял дар речи.
– Ты точно сломаешь свою чертову шею, – заорал он. – Или мою!
Когда Марио и Томми спустились на землю, Анжело отослал мальчика по
поручению и поманил Марио.
– Давай поговорим.
Тот подошел, поеживаясь, поправляя наброшенный на плечи свитер. По лицу его
стекал пот. Достав сигареты, Анжело прикурил и потребовал:
– Рассказывай, что с тобой
Марио в раздражении дернул головой.
– Если есть претензии, выкладывай.
– Я бы выложил, да свободных выходных нет. Тебя так беспокоит запястье?
Съезди к доктору.
– Все нормально.
– А я вижу, что не все.
– Просто не выспался.
– Как и все остальные. Я был за рулем всю ночь, помнишь? И я видел, как ты
работаешь с ободранными руками – это тоже не то. Слушай, если тебя
раздражает мальчишка…
– Он здесь ни при чем… ради бога, не сваливай на него вину. Эй, дай сигаретку, а?
– Certo, – Анжело снова выудил пачку и подержал для него спичку. – Может, тебе
стоит начать курить? Ты слишком раздражительный.
Марио, фыркнув, сделал осторожную затяжку – затяжку некурящего, без
вдыхания дыма.
– Анжело, ты меня убиваешь. Сначала ты всю жизнь день и ночь читаешь мне
лекции, как я должен избегать всех приятных пороков. Не кури, не пей, не… ну, ясно. А теперь требуешь, чтобы я становился на их путь, дабы сберечь нервы.
– Излишества вредны. В том числе и в воздержании, – Анжело опустился на
барьер. – Давай же, ragazzo, что тебя гложет? Раскрой душу.
Марио отбросил сигарету. Он не выкурил и половины.
– Да ничего. Просто нервы. Может же у меня быть неудачный день. Если хочешь, полезли наверх, еще попробуем.
– Забудь. Я бы посоветовал принять горячий душ, выпить и поспать, но как
знаешь, – Анжело вмял сигарету в песок и тщательно растер ее ногой. – И
слушай… я, конечно, много кричу, но если тебя действительно что-то беспокоит, мы можем поговорить. Ты же знаешь, да?
– Да, конечно, – сказал Марио, глядя в сторону. – Спасибо за сигарету.
Он скрылся между фургонов, и походка его была грациозна даже со
сгорбленными плечами. Из-за спины Анжело вышел Папаша Тони и спросил по-
итальянски:
– Ты выяснил, что его беспокоит, сын?
Анжело, качнув головой, ответил на том же языке:
– Один Господь знает. Возможно, он просто потерял уверенность. Он придет в
себя к тому времени, как мы будем открываться.
– Как ты считаешь, я должен убедить его обратиться к доктору? У него что-то
болит?
Анжело снова покачал головой, все еще глядя на место, где
– Нет, Папаша, – сказал он, наконец. – Оставьте его.
В дороге семья Сантелли жила в старом трейлере, но на время сезона
специальная приписка в контракте – привилегия, которой не пользовалась ни
одна другая труппа у Ламбета – позволяла им переодеваться в грузовике с
оборудованием. Так не приходилось захламлять трейлер костюмами и гримом.
Хотя они не гримировались в обычном смысле этого слова, Томми быстро
научился специальным лаком убирать с глаз свои непокорные кудряшки, припудривать обожженный лоб и заклеивать небольшие порезы пластырем
телесного цвета – таким образом он всегда выглядел аккуратно и
безукоризненно, как требовали того Сантелли. Теперь грузовик пустовал: тяжелое оборудование вынесли для генеральных репетиций – и Томми
занимался тем, что перетаскивал туда гардероб из трейлера. Он повесил на
гвоздь большое зеркало, расставил раскладные столы, установил вешалки и
принялся развешивать костюмы. Когда дело подходило к концу, вошел Марио.
– Господи, да тут почти все готово! Попросил бы нас помочь.
– Ничего, я подумал, что у вас другие дела. Как твое запястье?
– Неплохо, – Марио снял кожаную защиту, распутал завязки и начал сдирать
пластырь.
Левой рукой он не справился, попробовал зубами, но также безуспешно, и в конце
концов протянул руку Томми.
– Сдерни эту дурацкую штуку, а?
Томми осторожно попытался разорвать концы ленты.
– Ты ее что, гвоздями прибил?
– Пот под кожаной полосой, наверное.
– Сейчас попробую разрезать.
Томми поддел пластырь снизу, и Марио ойкнул.
– Тише ты! Порвешь кожу – прибью!
– Если это я ее так закрепил, можешь съесть меня на завтрак.
Аккуратно поворачивая лезвия, Томми сумел разрезать пластырь. Отложив
ножницы, он взял один из концов ленты и дернул.
– Ай, черт!
– Ты мне сам говорил, что лучше сдирать сразу, чем по чуть-чуть. Так разве не
лучше?
– Наверное, – Марио взял Томми за запястье, все еще обернутое тканью.
Касание это настолько отличалось от легкого хлопка, которым Марио подавал
сигналы на манеже, или грубого тычка, которым он требовал внимания или
подкреплял приказ, что Томми едва не выдернул руку. Затем, слегка
ошеломленный, заставил себя расслабиться – именно в тот момент, когда
парень, ощутив его состояние, начал было отпускать.
– Слушай, Том… – выговорил Марио. Запнулся и продолжил почти жалобно: –