Трапеция
Шрифт:
Слушай, я хотел поговорить о… ну, о прошлой ночи… и вдруг понял, что не знаю, что сказать…
Томми вертел клейкую ленту в руках. Сейчас он выглядел очень маленьким и
сконфуженным – с шелушащимся лбом и лоскутками кожи на плечах.
– Ты с этими ожогами как бифштекс, – не к месту заметил Марио. – С кровью или
прожаренный?
Томми, глядя в пол, скатывал ленту в шарик.
– Не надо ничего говорить, – сказал он. А потом вдруг уронил липкий комочек на
пол
– Следи за языком, – машинально предупредил Марио. Потом до него дошел
смысл слов, и он уронил голову на сжатые кулаки. – Господи, Томми!
– А что, нет? Ты знал, что я не сплю. Думаешь, я не понял, что тебе нужно?
Считаешь, я совсем без мозгов?
Марио густо покраснел, на лбу проступили вены.
– Ну да, – выдавил он. – Я знал. А еще я знал, что ты не станешь поднимать шум, когда остальные рядом. Я хотел, чтобы ты понимал, что можешь остановить меня
в любое время… ну, проснувшись. Или притворившись, что проснулся. Чтобы ты
знал, что я не сделаю ничего такого, чего ты сам не пожелаешь. Я хотел, чтобы
ты знал… – он запнулся. – Все, забудь, забудь, не надо было мне затевать этот
разговор…
– Я рад, что ты сказал, – тихо проговорил Томми. – Мне было… интересно.
– Что ж, теперь ты знаешь, – Марио отвернулся. – И можешь назвать меня любым
грязным словом. Гей. Гомик. Извращенец. Или еще как-нибудь похлеще.
– Зачем так сразу? – голос задрожал, и Томми отчаянно попытался взять себя в
руки. – Я хотел поговорить об этом… я собирался сказать… я… Выходит, раз я
сам этого хотел, и раз ты тот, кем себя назвал, я, должно быть, тоже такой, да?
Марио метнулся к Томми.
– Ради бога, не говори так, малыш!
Его пальцы отчаянно сомкнулись у Томми на обгоревших плечах, и мальчик
взвизгнул.
– Ай, больно!
Руки Марио соскользнули ему на предплечья.
– Прости, малыш. Ты задел меня за живое – вот и все. О чем ты хочешь
поговорить? Я явно задолжал тебе этот разговор.
– Не знаю. Ни о чем особенном. О многом. Тебе не нравятся… женщины?
– Не особенно. Не в этом смысле. О Господи… – голос Марио звучал сдавленно. –
Я не знаю, что сказать, а Анжело или Папаша могут войти в любую минуту. Я не
пытаюсь увильнуть от твоих вопросов… Клянусь, мы поговорим обо всем, о чем
попросишь. Только не здесь и не сейчас. Но… но ты не сердишься? Я знал, что
ты на меня не настучишь… Но я так себя ненавижу.
Томми, сам не зная почему, снова отвернулся.
– Нет, не сержусь. Просто не понимаю. Мне действительно иногда
обсудить. И я рад, что это случилось, потому что теперь мы можем поговорить. Я
думал, может, ты… ты хотел, чтобы я притворился, будто ничего не было. Как в
прошлый раз.
Теперь настал черед Марио отворачиваться, и Томми увидел, как щеки его опять
заливаются краской.
– Проклятье, Томми! Я… я снова не знаю, что сказать.
– Марио, ты злился на меня этим утром? Поэтому ничего не получалось?
– Злился на тебя? Господи, нет, малыш, – Марио секунду подумал и добавил: –
Скорее, мне было стыдно. И я вымещал все на тебе.
Он осторожно повернул Томми к себе лицом.
– Все нормально? Ты точно на меня не сердишься? Мы по-прежнему друзья?
Первым порывом Томми было обнять его, но мальчик откуда-то знал, что этого
делать не стоит. Поэтому он просто сказал:
– Конечно. Ты же знаешь.
– Сегодня утром я… я пытался выключить все внутри. Не знаю, наверное, это
каким-то образом оказалось частями одного и того же. Ты понимаешь, о чем я?
Томми медленно кивнул. Он и раньше ловил себя на смутной мысли, что их работа
на аппарате и близость, которую он ощущал с Марио, происходят из одного
внутреннего источника.
– Да, кажется, понимаю.
– Я оплошал, не ты. Ты как раз был в порядке. Что бы ни помогало нам хорошо
работать вместе, а я этому сопротивлялся. Что-то в этом духе. Том… малыш, пообещай мне одну вещь.
– Никому не говорить? И без тебя знаю, глупый!
Марио снова вспыхнул и опустил голову.
– Нет, не то. Другое. Слушай, Том, что бы ни случилось, давай… никогда не
позволим этому мешать нашей работе. Давай… оставлять все чувства внизу. Не
давать им сказываться на полетах. Обещаешь?
Томми не совсем понимал, о чем речь, но взволнованный голос Марио пробирал
до глубины души.
– Конечно, Марио. Я обещаю.
Он не знал, что это короткое, толком не осмысленное обещание уверенно
проведет их через бесчисленные бури.
Их единственное данное друг другу обещание, которое они ни разу не нарушили.
Премьера состоялась в Браунсвилле, штат Техас, в душный влажный жаркий
день. В первом отделении у Томми было с десяток мелких обязанностей: стоя у
подножия лестницы, он придерживал канат для женщины из воздушного балета, уносил с манежа реквизит после номера с дрессированными собаками, держал
кольца и мячи для жонглера... Не обошлось без накладок и ошибок. Двое