Трапеция
Шрифт:
плечо – во тьме, которая походила на темноту глубокого сна. Он слышал, как
Марио дышит, чувствовал, как поднимается и опускается его теплая грудная
клетка. Возможно, Марио тоже спал. Но была в нем эта странная выжидающая
настороженная неподвижность.
И вдруг Томми понял: Марио ждет от него какого-то знака. Прекрасно знает, что
он не спит, но зачем-то хочет удостовериться, что он продолжит притворяться.
Изображать спящего стало почему-то очень важно.
дыхание. В голове будто лампочка загорелась: той ночью в доме… Он тоже знал, что я не сплю…
Полностью сознавая, что делает, Томми, по-прежнему вжимаясь лицом Марио в
плечо, одной рукой обнял его за спину. Это движение и стало заветным знаком: Марио задышал свободнее, Томми ощутил, как хватка на его плечах крепнет, но
продолжал жмуриться и прятать лицо. Ладонь Марио начала двигаться по его
телу, опустилась к пояснице и ниже, коснулась бедра, скользнула в широкую
штанину шорт. Теперь Томми безошибочно знал, что за возбуждение шевелилось
внутри – неожиданное, нежеланное… но, как ни странно, приятное.
Где-то на заднем плане проскользнуло полузабытое воспоминание о вороватом
эксперименте с одноклассником много лет назад. Мы же совсем детьми были, дурачились – вот и все. Как-то отец предупреждал, что порой мальчикам следует
вести себя очень осторожно с некоторыми мужчинами. Он дал им имя: извращенцы. В устах отца это звучало чем-то отвратительным, и Томми
разрывался между омерзением и неясным любопытством. Сделавшись взрослее, он стал находить эту мысль раздражительно-интригующей. Узнал слово «гей» и
начал обращать внимание на несоответствия, указанные школьными друзьями.
Из разговора с отцом у него осталась туманная мысль, что не следует мешкать в
общественных уборных, потому что там к нему могут пристать всякие неприятные
незнакомцы с неприличными предложениями.
Но это был Марио, и Томми снова осознал – как и в ту ночь – что он, сам не зная
почему, всегда хотел, чтобы Марио касался его вот так. Теплые пальцы доводили
его до экстаза, и Томми вдруг показалось, что всю минувшую зиму он вращался по
кругу, центром которого был Марио, что он жил по-настоящему лишь тогда, когда
Марио был рядом, что все странное напряжение и беспокойство неотвратимо
вело его к этой самой минуте. Он вспомнил (и лицо его вспыхнуло даже в
темноте), с каким смущающим вниманием и чувством, в котором угадал сейчас
зависть, смотрел, как Марио обнимается и целуется с братом. От воспоминаний
загадочное возбуждение только усилилось.
Ладонь Марио двигалась
тянуло нервно захихикать. Он понятия не имел, что случится дальше. Анжело на
переднем сиденье все еще насвистывал монотонную мелодию, несколько
мучительно знакомых тактов, повторяющихся снова и снова. Сна теперь не было
ни в одном глазу, Томми сидел напряженный, почти перепуганный, и стояло у
него до боли. Сквозь вихрь эмоций пробивался вполне банальный страх: а ну как
Анжело решит обернуться или остановить машину? И что только Марио себе
думает…
Марио сделал долгий глубокий вдох. Томми не оставляло чувство, что от него
ждут чего-то, какого-то действия, но чего именно – он не знал. Только прижался
к Марио теснее, потом подвинулся так, чтобы губами касаться его голой груди.
Ощущение обнаженной кожи подхлестнуло воображение, в голове откуда ни
возьмись заворочались бесформенные образы, странные мысли… Было бы
неплохо… мне почти хочется… мне надо… Он вслепую зашарил перед собой.
Марио быстро подхватил его ладонь и положил, куда надо. Томми чувствовал его
твердое горячее возбуждение, но был еще слишком неуверен, чтобы
действовать, и потому просто держал дрожащую ладонь на месте. Машина
качалась и подпрыгивала на неровной дороге, Марио прижимался к нему всем
телом, Анжело насвистывал мотив, который, казалось, вздымался и утихал почти
в такт с прикосновениями, затмевавшими все остальные чувства. Ладони Марио
были крепкие, требовательные, почти до боли настойчивые… Напрягаясь все
больше, Томми невольно двигался, и дыхание перехватило со звуком, в котором
он не сразу распознал судорожный всхлип. Потом в ушах зазвенело, в голове
поселилась приятная пустота, а тело обмякло. Под его щекой дыхание Марио
замедляло темп, постепенно возвращаясь к нормальному. Наклонившись, парень
мазнул шершавым подбородком по его щеке. Томми вздрагивал, в шортах было
тепло и липко. Шепот прозвучал легким выдохом на ухо.
– Все, малыш, все. Шшш. Спи.
И спустя секунду Томми уже спал – уложив голову Марио на плечо и слушая
тихое насвистывание, звучащее даже во сне. Позже – намного позже, потому что
ветер стал влажным и прохладным – он ненадолго проснулся. Машина не
двигалась, снаружи доносилось звяканье заправочного пистолета. Томми
выпрямился, глядя на неоновую вывеску заправочной станции. Папаша Тони
поменялся с Анжело местами, и тот, перегнувшись на заднее сиденье, негромко
спросил: