Тренировочный день 3
Шрифт:
— Ты ко мне с губищами своими полез, скотина такая! А я не такой!
— О, господи, да заткнитесь вы уже! Поспать дайте! — стучат в стенку справа: — кому какая разница, какой ты там!
— Я не такой, чем вы там слушаете! Он первый начал! — повышает голос Батор.
— Батор, насрать. — говорят из-за стенки: — умри уже. Мне уже сегодня с утра на работу, а если ты…
— Уаааааааа!!!
— Самира! Алтынгуль снова проснулась! Кто по ночам орет?!
— Это снова Витька из седьмой!
— Да не я это! Это Батор ко мне приперся!
— Батор какого черта тебе не спится, а?!
— ДА ЗАТКНИТЕСЬ ВСЕ УЖЕ! — гремит голос, который Виктор
В звенящей тишине он перевел взгляд на Батора, который тоже выпучил глаза и затих.
— Самира Нурлановна? — прошептал он одними губами. Батор молча кивает и прижимает палец к губам. Кивает, мол следуй за мной. Виктор только вздыхает и натягивает треники, вставляет ноги в тапочки и молча выходит за ним. В коридоре они крадутся вдоль стены, потом так же молча — спускаются вниз. Во дворе их встречает утренняя прохлада и Виктор невольно ежится, майка-алкоголичка не сильно-то и спасает от холода, в ней только по вентиляционным шахтам небоскреба «Накатоми Плаза» ползать с зажигалкой в руке, отбиваясь от террористов с австрийским акцентом. А от утренней прохлады провинциального сибирского города белая майка-алкоголичка не спасает совсем. Скорее дань приличию.
Наконец Батор останавливается, зайдя за кирпичное здание трансформаторной будки во дворе, оглядывается по сторонам и тянет из кармана пачку сигарет. Молча протягивает Виктору, тот так же молча качает головой. Батор достает пачку спичек, вставляет сигарету в рот. Чиркает спичкой, прикуривает. Пламя от спички озаряет его лицо в утренних сумерках, делая его похожим на суровое лицо памятника героям Брестской крепости, которое по ночам освещают красными прожекторами.
— Так и чего тебе надо? — прерывает затянувшееся молчание Виктор: — чего приперся ни свет ни заря ко мне в комнату?
— Тут такое дело, Вить. — Батор отводит взгляд в сторону: — ты не подумай, я все понимаю. То есть… в общем так… с самого начала же нужно начать. Как бы его выразить… — он чешет затылок: — вот ведь, дикость какая. Жан Жак Руссо знаешь, как говорил? Это… типа тысяча дорог ведет к заблуждению и лишь одна к истине, вот. — он снова затягивается и с тоской смотрит на небо, которое потихоньку начинает заливаться алой краской зари.
— Угу. — Виктор складывает руки на груди и прислоняется спиной к кирпичной стенке трансформаторной будки. Отчаянно зевает, потому что рань-прерань, спать охота как из пушки.
— А мне сегодня еще на работу ехать. — делится Батор: — сегодня аврал объявили, наши план по человеко-километро-часам опять не выполнили, говорят премии лишать будут. А у меня карбюратор на сто тридцатом барахлит, снимать нужно и продуть, а не носиться между карьером и заводом по убитой дороге. Ты вот знаешь, что такое вибрационная болезнь, Витька? То-то же. Редкий водитель большегруза до своей пенсии доживает здоровым, я так сказать свое здоровье на алтарь всесоюзной стройки приношу, для будущих поколений и все такое. Эх… — вздыхает он и снова затягивается сигаретой.
— Угу. — кивает Виктор и снова зевает. Он уже понял, что пока Батор не выговорится — к делу он не приступит, а перебивать его и вопросы уточняющие задавать, типа «какого хрена ты меня в четыре утра поднял чтобы о Жан Жаке Руссо поговорить?!» — только растянет эту болезненную процедуру. Лучше уж помолчать и подождать пока
— Вот ты скажи, Полищук, у тебя баб много — как ты с ними справляешься, а? — спрашивает Батор: — что ты такого делаешь? Я же слежу за тобой, ты, падла такая, жрешь в три горла, довольный ходишь, лыбу вон на тридцать два по всей шайбе давишь, вчера тете Глаше помогал вареники на кухне лепить, счастливый ты конь. А ведь у тебя… мы с Гоги Барамовичем со счету сбились… дай-ка сообразить… — он вытягивает вперед свою руку, распопырив пальцы во все сторону: — вот смотри… Айгуля высокая, которая за тобой в общагу приходила, красотка и спортсменка, тебя на голову выше. Эта, которая училка в шляпе, как ее там, со сложным именем… потом Гоги говорит, что за тебя в парке четыре девицы дрались, это уже шесть… да еще та, которая в бежевом плаще, это семь. А ты ходишь довольный, скотина такая!
— Угу. — машинально говорит Виктор и зевает. Сталкивается с яростным взглядом Батора и поднимает руки: — то есть ужас какой, конечно. Поступки несовместимые со статусом комсомольца и все такое.
— Да насрать мне на комсомол! — вскипает Батор: — ты мне скажи, как это у тебя получается?!
— Ээ… в смысле? Я и сам не знаю. И потом, Батор, вот зафига тебе столько баб? От них одни непрятности…
— Знаю! Именно поэтому… мне и не нужно много! Я хочу знать как хотя бы с одной справится!
— В смысле? — хмурится Виктор: — я думал ты сейчас как Гоги — будешь просить открыть секрет «стрел Купидона» и рецепт «Как кадрить девушек щелчком пальца».
— Да не. Я уже понял, что это… как там говаривал Демосфен — берегись своих желаний, вот. — Батор гасит сигарету об кирпичную стенку трансформаторной будки и чешет в затылке.
— Ни Демосфен, ни Жан Жак Руссо такого не говорили… — машинально замечает Виктор: — это ты сам все придумал.
— Ой, заткнись, Витька. Ты вообще физрук, что ты в классике понимаешь. Твое дело — ноги на ширине плеч, раз-два… — сердится Батор: — в общем как его… у меня свидание было со Светкой, вот!
— Ну и прекрасно. — пожимает плечами Виктор: — она хорошая девушка. Умная, в институте учится. Не гляди что в малярной бригаде работает, она далеко пойдет. Да и жена из нее что надо будет. Совет да любовь. Или ты на мою комнату нацелился? Не надо, вам предприятие свою комнату выделит в малосемейке, как только поженитесь.
— Что за бред ты несешь, Полищук?! — шипит на него Батор: — ты себя сам слышишь вообще?!
— А что? Не понравилось? То есть ты такой «поматросил и бросил» нашу Светлану? Ну так у меня для тебя дурные новости, она тебе это припомнит. Человек она незлобивый, обязательно отомстит, а чтобы не забыть — в книжечку тебя запишет. В черную. Земля тебе пухом товарищ Кривогорницын Батор Маданович. — Виктор снова зевает. Рановато все-таки…
— Млять. Полищук. Ты издеваешься? Сейчас я тебе точно врежу.
— Только попробуй. Я тебе уже аванс простил, ты и так меня по голове стукнул. Вот только попробуй, Батор, я тебе голову в задницу вобью. — предупреждает его Виктор: — у меня вчера тоже день был не сахар, надо мной целой командой потешались, а у меня психика хрупкая.
— Витька! — повышает голос Батор: — ты не понимаешь! Я бы на ней прямо сейчас женился!
— Ну. — моргает Виктор: — я ж говорю — совет да любовь, испачканные простыни потом во двор вывесите, загс по будням и выходным работает с девяти до пяти, вперед. Только свою комнату я вам не уступлю, так и знай.