Тренировочный день 3
Шрифт:
— Ээ… нет! — Батор закрывает ладонью стакан алкоголика Женечки: — пока не объяснишь все путем — никакого алкоголя, алкоголик!
— Это тавтология. — замечает Виктор: — никакого алкоголя алкоголику. Грустно. А у меня вот вопрос, Женечка. И Гоги Барамович тоже. Вот скажите… теоретически — чего ей от меня нужно, а? Я же вижу, что мы с этой Альбиной ну не пара никак. И она это понимает. И в тот раз меня отшила уже. Ладно в классе — испугалась что этот Негатив на ней блузку порвал, вот и прибежала, но потом-то чего?
— Негатив к ней приставал значит? А ты у нас — рыцарь Айвенго значит? Мало ты ему прописал…
—
— Товарищи трудящиеся. — к ним подсаживается сосед, который уже закончил партию в шахматы за соседним столом, он достает свой крученный, разноцветный мундштук из оргстекла: — доброго вечера. О чем речь?
— У вас стакан есть, Леопольд Велемирович? — задает вопрос Гоги: — а то у нас тары свободной нет.
— Таки разве ж это проблема, уважаемый Гоги Барамович: — разводит руками Леопольд Велемирович: — в столь уважаемом обществе? Я вообще человек непьющий, но видит бог, не пьем, а лечимся. Секунду. — он раскладывает на столе шахматную доску и достает пластиковую фигурку ладьи. Переворачивает ее и демонстрирует что фигурка — полая. Ставит ее на стол и пододвигает к Гоги. Тот уважительно качает головой.
— Все-таки до чего интересно с вашим поколением, Леопольд Велемирович. — говорит он: — у вас всегда все схвачено.
— Вы меня с мысли не сбивайте. — поднимает палец Виктор: — давайте этого типа осуждать. Светки ему мало, Маринку ему подавай. Ты чего, Батор, совсем?! Видел какая Светка замечательная? Она, между прочим, в политехе учится и на стройке работает. А ты — водила, прости господи. Она вот институт свой закончит и инженером будет, у нее зарплата твоей в два раза больше будет, а такими как ты она будет командовать на производстве. У нее и амбиции есть и характер. А ты? Если и растешь, то только вширь, пузо вон отращиваешь, животновод… — он тычет его пальцем в живот и Батор — отодвигается.
— Да знаю я! — говорит он: — знаю я что она классная! Сам все видел ночью… какие у нее эти… — он описывает руками в воздухе полукружья: — амбиции. Упругие и две штуки сразу. Но у Маринки тоже амбиции есть! Мы пока со Светкой в их комнате… там на спинке стула бюстгальтер висел, розовый такой и по размеру понятно, что не Светкин, Светка он высокая и стройная, а Маринка — ниже ростом, но… — он снова описывает полукружья, на этот раз побольше: — вот такие! Колоссальные сиськи! Как представлю, что за богатство в этом лифчике прячется…
— Всех баб не перетрахаешь, мой друг Горацио. — замечает Виктор: — все это тщета и суета сует, Батор.
— Всех не перетрахаешь. — соглашается с ним Батор: — но уж попытаться-то можно? И потом — кто бы говорил?! Сколько у тебя баб у самого? У нас с Гоги Барамовичем уже национальный вид спорта — всех твоих женщин считать! Я лично уже дюжину насчитал! А у меня одна! Была…
— Sic transit gloria mundi… — вздыхает Виктор: — и так проходит слава земная… наслаждайся тем, что у тебя есть, а не гонись за призрачным успехом.
— Так у меня теперь и нет ничего. — грустит
— На самом деле это хороший признак. — говорит Гоги, наливая всем вина: — была бы она к тебе равнодушна — ударила бы не так сильно. А тут… даже кулак довернула… явно неравнодушна к тебе.
— Ты ему дурные идеи в голову не вкладывай. — предупреждает Виктор: — он же все понимает на свой лад. Пусть погрустит немного, а уж потом мириться идет, а то…
— Гоги Барамович! — сияет Батор: — так что ты говоришь?! Значит она ко мне — неравнодушна?! Я сейчас же пойду к ней и…
— В этот раз я тебя точно перекрещу…
Глава 17
Глава 17
Маленькая девочка приходит из детского сада вся в слезах.
Встревоженная мать спрашивает: — Что случилось, доченька?
— Мне страшно! Воспитательница весь день пугала: съест КПСС, съест КПСС…
Тем временем вечерело. В теплом, летнем воздухе на улице загорелись фонари ночного освещения, об стеклянную поверхность которых тут же начали стучаться мотыльки и прочие мелкие насекомые. Бутылка вина, принесенная Гоги уже закончилась, и Леопольд Велемирович сходил в свою комнату за заначкой — бутылкой «Пшеничной» с крышечкой «бескозыркой», которую тут же свернули набок и набулькали «по пять капель» всем присутствующим.
Гоги Барамович сказал, что пить больше не будет. Потому что он не алкоголик, а гордый сын грузинского народа и весь этот ваш спирт из картофельных очисток сделанный и разведенный водопроводной водой глыкать не собирается… разве что грамм по пятьдесят, потому как хорошо сидим. И, конечно, выпил. Усы вытер и крякнул. Закусил плавленым сырком «Дружба», оставив на усах немного фольги от обертки.
Алкоголик Женечка сказал, что он как бывший интеллигентный человек, то есть Б. И. Ч. и философ в душе вообще всю эту водку отвергает как напиток. Те, кто водку пьют — они душу свою дьяволу продают, потому как после водки в душе наступает тягость и депрессия, тоска тягучая, древняя и темная как судьба русского народа, страдающего за грехи прочих народов. Потому те, кто водку пьют — остаются дремучими варварами в тоске своей дремучей и в поисках высшего смысла на земле недоступного. Так что позволить людям водкой нажираться он, Женечка, позволить не может, но и поделать с этим… а что поделаешь? Разве что только свою долю выпить, чтобы остальным меньше яду досталось. Да, таков путь бича, путь нелегкий и неблагодарный, уж вы будьте так добры налейте, товарищи, а он, бич Женечка — все до донышка выпьет, не извольте сумлеваться. Ибо за человечество и за веру. И за партию.
Батор сказал, что он выпьет без этих всех экивок, потому что у него на работе неприятности, говорил он что ему карбюратор промыть нужно, а они не слушают, вот и результат — завтра целый день на приколе в гараже стоять будет. Все, хана сто тридцатому… будет ремонтироваться дня два как минимум. А план горит. И хер с ним, с планом. Вот что со Светкой делать, а? Она же… такая… и удар у нее поставленный. Я, говорит Батор, стуча своим жестяным стаканом по столу, я еще больше ее любить стал! Вот она — и инженер и маляр и амбиции у нее и в постели — ого! А вы все… наливайте короче…