Третье пророчество
Шрифт:
Разница в возрасте у них была совсем небольшая – она была старше тутаевской девочки всего на год. Ее настоящего имени уже никто не знает. Даже если бы кто и захотел, так теперь бы уже все равно не смог узнать, как, впрочем, и она сама. Людмилой Волковой ее стали называть через пару лет после того, как умерла та самая девочка в Тутаеве. До этого – все годы обучения в специальном закрытом интернате, о существовании которого никогда не было сведений во всех органах народного образования Российской Федерации, – ее называли только именем. Совсем теперь не важно, каким именно. Фамилии у нее за все время обучения не было – как не было фамилии ни у кого из тех, с кем вместе она училась. Были только код подразделения и номер войсковой части, под которым скрывался этот интернат. Хотя до этого были у нее и фамилия и имя, конечно, были, только
Лет с семи, когда в детском доме начались занятия по школьной программе, в ней быстро заметили особенные способности. IQ не то что в российских детских домах – в российских школах никто никогда не считал, но учителям сразу стало понятно, что развитие интеллекта у девочки происходит почти пугающими темпами. Никаких паранормальных дарований у девочки не наблюдалось, если только не считать, что ее достижения в области математики сами по себе были паранормальными. Через год – в нарушение всех правил – ее отправили на региональную математическую олимпиаду, где девочка легко обошла своих соперников, которые были старше ее как минимум лет на пять – на шесть. Приглашенные на олимпиаду математические авторитеты профессорского и академического ранга немедленно заинтересовались совсем юным феноменом и были крайне разочарованы через год, когда на той же региональной олимпиаде не обнаружили ее имя в списках участников.
– Что вы себе позволяете?! – кипятился один приезжий из столицы крупный академик, собиравшийся определить запомнившуюся девочку на учебу в специальную школу в Москву. – Это же все равно что разбазаривать народное достояние!..
«Никуда не денешься», – отвечали академику в органах народного образования и детской опеки. Девочку удочерили, а кто удочерил, дескать, не ваше дело, – такие тайны у нас в стране охраняются законом.
– Все, к черту, в стране разваливается!.. – сердился академик. Как раз шел восемьдесят девятый год, и на академика смотрели с пониманием.
Хотя академик оказался не прав. Никто и не думал разбазаривать народное достояние в лице особо одаренных детей. Все обстояло совсем наоборот. Правда, потенциальную Софью Ковалевскую на самом деле вовсе не удочеряли. Хотя да, были и приемные родители, получившие все нужные бумаги из органов опеки, – и воспитатели их хорошо помнят, – были подписаны все необходимые документы, и девочку увезли из детского дома в другую союзную республику.
После чего она и оказалась в специальном закрытом интернате. Таких как она – будущих математических гениев, – здесь набралось сразу две группы. Были в интернате и группы по другим специальностям. Но некоторые дисциплины они проходили все вместе. На этих уроках детей готовили к жизни по совсем другим правилам, чем в обычных школах. И что уж тут говорить – с образованием этой девочке повезло. К тому же после интерната, когда ей уже исполнилось шестнадцать лет, система этого образования вовсе не закончилась. Еще через год ей вручили документы и ее новые и окончательные имя и фамилию. Так она и стала Людмилой Волковой. Вместе с именем и документами она получила фотографии своих родителей и распечатанную собственную биографию, знание которой нужно было доказывать на специальных экзаменах преподавателям каждые полгода.
Так что тот день, когда Люся Волкова возникла в приемной модельного агентства «Мадемуазель Икс» у Евгения Ароновича Линдермана, был запланирован ни Господом Богом, как это поначалу ошибочно решил Линдерман, ни Люцифером, как он полагал впоследствии, ни даже личными модельными амбициями девицы Волковой. Он планировался куда более тщательно и только с одной-единственной целью. Необходимо было максимально законспирировать сам факт существования выдающегося компьютерного аналитика и гения, прятавшегося под личиной вызывающе сексуальной, красивой девицы, мечтающей стать профессиональной моделью. С той же самой тщательностью, включавшей в себя продумывание всех деталей, была подготовлена и первая «романтическая» встреча Мелиссы с банкиром Кадочниковым. Будущие «влюбленные», разумеется, были представлены друг другу заранее, и у них была возможность обговорить любые нюансы предстоящих неожиданностей.
Единственной незапланированной импровизацией во всей этой истории стала поездка Волковой в Турцию. Это не было предусмотрено первоначальным сценарием, как и кастинг в рекламном агентстве, которое готовило съемки в Анталии. Она легко могла бы отказаться от приглашения пройти этот кастинг. Но здесь, похоже,
Конечно, куда проще было бы зачислить Людмилу Волкову в штат научного центра виртуальных технологий, который работал в системе институтов, конструкторских бюро и лабораторий под общим наименованием «Феникс», но ценность этого сотрудника была слишком велика, чтобы вот так запросто взять и раскрыть его, вернее, ее. У нашей контрразведки не было никаких сомнений в том, что охота за автором грандиозного компьютерного проекта «Серый кардинал» начнется с той самой минуты, как только сведения о сути этого проекта, не дай Бог, просочатся во внешний мир. Так, собственно, все и случилось, только никто, конечно, не ожидал, что охотники так быстро смогут вычислить личность этого самого автора – Людмилы Волковой.
Тут не стоит грешить на разработчиков легенды Людмилы Волковой, они-то как раз постарались не за страх, а за совесть. Сработало другое. Тот самый фактор, который ненавистен любому профессиональному контрразведчику. Случайность, дурацкая мелкая случайность, которая всегда с блеском ломает самые сложные и серьезные планы.
У военных летчиков-испытателей начали твориться любопытные вещи с бортовыми компьютерами на истребителях нового поколения. Когда звено истребителей поднималось в учебную атаку, компьютеры с каждой боевой машины связывались между собой, создавая некое единое информационное поле. В современном воздушном бою атаки происходят на таких скоростях и в таких режимах, что летчик не в состоянии вовремя принять множество нужных решений, – даже если бы он и захотел этого, то все равно бы не успел. Тут и вступают в дело компьютеры, выполняя задачи, непосильные человеку.
Так вот именно компьютеры и повели себя как-то странно. Первым на это обратил внимание старший звена истребителей полковник Шакиров. Но делиться своими наблюдениями ни с товарищами пилотами, ни с техниками опытный полковник не спешил. Он хорошо помнил, что бывает с теми военными летчиками, которые, заприметив что-нибудь необычное в небе во время полетов, писали об этом обстоятельные рапорты начальству. Истории о поломанных таким образом летных карьерах в их среде давно уже стали поучительными притчами, которые с удовольствием рассказывали каждому новичку. Тех, кто считал своим профессиональным долгом сообщить о необычном явлении командиру, в лучшем случае отправляли на доверительную беседу с психиатром, не давая ход этому делу, ну а в худшем – старались как можно быстрее направлять особо впечатлительного летуна на официальную медицинскую комиссию, что означало прямой выход на пенсию по состоянию здоровья.
То, что заметил в воздухе полковник Шакиров, смело можно было отнести к категории необычных явлений.
Сначала бортовой компьютер не подчинился команде летчика, а продолжал ту программу полета, которую счел нужным сам. Истребитель к тому моменту уже был близок к критическим скоростям, и бортовые компьютеры самолетов, связавшись между собой, включили систему автопилота. Это как раз было нормально и задано программой. Но та же программа предусматривала, что у летчика остается право накладывать запреты на те или иные решения компьютеров, если только человек посчитает это нужным. Полковник Шакиров как раз посчитал нужным отменить решение компьютера, но тот и не подумал его слушаться. Уже потом, очутившись на земле, Шакиров пробежался в памяти по случившейся ситуации и понял, что компьютер оказался совершенно прав: если бы он послушался полковника, самолет рисковал не вынырнуть из опасного маневра. Но вопрос оставался вопросом. Как вообще могло такое случиться, что железка не послушалась человека, если в программе этой железки изначально было заложено, что табу летчика – превыше всех ее собственных решений? Да, железка оказалась сообразительнее летчика в критической ситуации и вообще, может быть, спасла ему жизнь, но она не смела, просто не имела никакого права не обратить внимания на его приказ, и тем не менее она проигнорировала его. Вот что поставило полковника Шакирова в тупик. Еще получалось, что железка скакнула выше того интеллектуального уровня, который в нее был заложен программистами. А этого случиться уж никак не могло.