Третье рождение Феникса

Солнцева Наталья

–  Нет такого.

–  Как нет?
– огорчился сыщик.
– Вы не путаете?

–  Может быть, ваш друг печатался под псевдонимом?
– сжалилась над посетителем Ступина.
– А названия статьи, тематики вы не знаете?

Смирнов не привык сдаваться.

–  Панкрат Раздольный!
– неожиданно вылетело у него.
– Когда-то Феликс пользовался этим псевдонимом.

Шанс был минимальным. Панкрат Раздольный - псевдоним Тараса Михалина, но… чем черт не шутит?

–  Есть, - сказала Ступина.
– Действительно,

в конце декабря были уплачены деньги за публикацию статьи Панкрата Раздольного. Она называется… «Невыразимое имя», основана на вымышленных событиях.

Надежды Смирнова разлетались в прах. Статья с таким названием никак не могла содержать ни криминальных разоблачений, ни политического компромата. Зачем вообще Мартов ее писал? И Мартов ли? Может быть, ее писал как раз Тарас Михалин? Тогда он, естественно, воспользовался своим прежним псевдонимом. Но почему же он промолчал, не признался?

–  А ты его и не спрашивал, - подсказал сыщику внутренний голос.
– Ты интересовался Мартовым. Черт тебя попутал, Всеслав! Выходит, статью писал Михалин, а Феликс ему содействовал? Что-то не вяжется…

–  Молодой человек!
– окликнула его госпожа Ступина.
– У вас все?

–  Н-нет… Нет!
– опомнился посетитель.
– Статья уже напечатана? Я хочу приобрести пару экземпляров журнала на память.

Стоило выяснить, о чем же писал Панкрат Раздольный, чтобы больше к этому не возвращаться.

Дама снова защелкала клавиатурой.

–  Статья не вышла, - удивленно подняла она брови.
– Ваш друг передумал.

–  Позвольте… - растерялся Смирнов.
– Как же так? А материалы? Они хотя бы остались?

Ирина Павловна Ступина пожала плечами, обтянутыми полупрозрачной блузкой.

–  Побеседуйте с Женей Шаповал, - посоветовала она.
– Он готовил статью к изданию.

***

Костров. Год назад

Дурацкая сцена в сквере расстроила Марию Варламовну. Она пришла домой сама не своя и сразу закрылась в комнате.

–  Иди ужинать, - позвала ее Татьяна Савельевна.
– Все стынет.

Из-за двери не доносилось ни звука. Тишина встревожила Симанскую-старшую.

–  Маша!
– крикнула она, приникая ухом к щели.
– Что с тобой? Ты не уснула, часом?

–  Я устала, мама. Голова болит.

Голос дочери звучал ровно, спокойно. Татьяна Савельевна поняла, что ей придется ужинать в одиночестве. Блинчики с мясом казались безвкусными, чай горчил.

–  Ах ты, беда какая!
– вздыхала Симанская-старшая.
– Прямо извелась девка! Хоть самой в церковь иди, ставь свечки за здравие. И за что меня господь наказывает?

В чем именно состоит наказание господне, она толком сказать не могла, но чувствовала неладное. Будто огромная черная туча нависла над их домом, вот-вот разразится громом и молнией.

Мария

Варламовна сидела в своем любимом кресле у печки, погрузившись в глубокие раздумья. Жизнь, которую она считала простой и понятной, казалась ей теперь запутанной, полной противоречий. Ей скоро тридцать, а замуж не хочется. Почему? Может быть, она не такая, как все? Чем плох хотя бы тот же Чернышев? В юности она обожала его, замирала от страсти, целуясь с ним в темноте, ощущая горячие прикосновения его подбородка и щек, шершавых от выросшей за день щетины. А те тайные, безумные ночи, проведенные вместе? Куда все это ушло? Сколько раз она мучилась чувством вины, пока не решилась написать ему письмо с отказом! И вот он снова появился на ее пути.

–  Но я не испытываю к нему того, прежнего чувства, - шептала Мария Варламовна, прислушиваясь к себе.
– Ложь ужасна и бессмысленна. Я не хочу жить во лжи!

Перед ней возник образ Вершинина - юного, страстного мальчика, который готов был ради нее на все. Он был забавен и развлекал ее. Пожалуй, что как любовник он оказался бы неопытен… зато нежен и ненасытен. Чего не скажешь о зрелых мужчинах. Выйти за него, что ли? Свадьба взбудоражила бы весь Костров. Несколько сладких месяцев промелькнут, как дым… А дальше как?

–  Это слишком скоро мне надоест… уж я знаю!
– признавала Мария Варламовна.
– Чего же я хочу? Чего мне надо?

Она вспомнила вчерашний разговор с Ольгой Вершининой. Вечером, когда последний ученик вышел из ее класса, в дверь постучали.

–  Входите…

У Ольги Степановны были заплаканные глаза, ее курносый носик покраснел.

–  Маша, что у тебя с Сергеем?
– без предисловий спросила она.

–  Ничего.

–  Но… как же ничего, если ты… кокетничала с ним, улыбалась, завлекала, давала надежды? Он наивный, чистый мальчик…

–  Брось!
– перебила ее Мария Варламовна. Она достала пудреницу и принялась поправлять макияж.
– Твой Сережа, будучи курсантом, трем девчонкам головы кружил и каждой небось обещал жениться.

–  Он не обещал.

Ольга прикусила губу - Симанская была права: Сергей нравился девушкам и вовсю пользовался этим. Сестра как-то нашла у него кучу писем от разных подружек и потом долго возмущалась.

–  Ну, не женитьбу, так любовь обещал… А это еще худшее злодейство!
– засмеялась Мария Варламовна.

–  Он любит тебя! Места себе не находит. Извелся весь, высох…

–  Утешится. От любви не умирают.

–  Ой, Машка!
– прижала ладони к лицу Вершинина.
– Мне такой сон страшный приснился после… той вечеринки… Ночь. Снег. Луна… и Чернышев с пистолетом, а напротив него - Сергей… И будто бы они стреляются. Из-за тебя.

–  «Паду ли я, стрелой пронзенный? Иль мимо пролетит она?» - пропела своим превосходным сопрано Мария Варламовна.
– Прямо сцена из оперы: дуэль Ленского и Онегина! Ужасно трогательно.