Третье рождение Феникса
Шрифт:
Вскочив, Тарас распахнул окно - холодный воздух ударил в лицо, погасил лихорадочный жар, объявший тело и душу. Неоконченная мысль была невыносима, и додумывать ее до конца Тарас не собирался.
– Я сам себя обманываю, - прошептал господин Михалин, с тоской глядя на бледный призрак города, проступающий сквозь белесую пелену.
– Я хочу скрыться от того, что проснулось во мне. Я жалок, ничтожен в этой ужасающей трусости перед самим собой, перед теми проявлениями моей натуры, которых я до сих пор не обнаруживал. Выходит, я - комедиант, разыгрывающий перед людьми
Он застонал и отошел от окна, оставляя раму открытой, опустился в кресло. Последний разговор с Феликсом возник в его воображении так ясно, словно они только что расстались. Словно не развели их в стороны навеки иные берега.
«Теперь мы встретимся там, - подумал Михалин.
– За чертой вины, раскаяния и непонимания. За чертой страха… За чертой, где все земное прератится в дым, в снежную пустоту…»
Порыв ветра надул синюю штору, зашелестел бумагами на столе кабинета.
– Прости, дружище Феликс, - сказал Тарас.
– Прости. Я запутался! Я стал слепым и глухим, подчиняясь неведомой мне силе. Меня оправдывает только то, что та же сила закрутила и тебя. Впрочем, опять я изворачиваюсь, пытаюсь ловчить и прикидываться! Оправдания не нужны… не стоит тратить на них время. Там нас рассудят. Там положат на чашу весов истинное и напускное, живую страсть и лживое притворство. Там справедливый судья воздаст каждому по заслугам.
– Справедливого суда не бывает!
– горячо возразил Феликс.
– Ни земного, ни небесного. Ты снова ошибаешься, друг. Ты ловишь химеру, которая уводит тебя от света. Нет суда людского, нет и суда божественного. Ничего нет… кроме любви.
– Но как же так? Ты любил Катю… тосковал по ней, был верен данной вами клятве, а потом… изменил всему этому?
– Клятвы иллюзорны, - спокойно улыбнулся Мартов.
– Они пытаются удержать во времени быстротечное. Тогда как само время - иллюзия. Я заблуждался. Самое страшное - изменить себе!
Зазвонил телефон, и тень Феликса изчезла, растаяла. Господин Михалин ощутил во всем теле дрожь, сильный озноб. Он поспешно прикрыл окно. Телефон продолжал звонить, напоминая о законах этого мира.
– Слушаю, - нервно сказал он в трубку.
– Да, Анжела. Поговорить? Разве еще остались какие-то недомолвки?
Она рыдала неистово, как умеют плакать очень легкомысленные люди. Через минуту бурный поток слез сменит столь же бурный хохот.
– Ты чудовище, Михалин!
– вопила Анжела.
– Я знаю, почему ты изменился! Догадалась наконец. Прохвост! Негодяй! Такая же сволочь, как все мужики! Я все расскажу отцу…
– Ка-а-ак?
– удивился он.
– Ты до сих пор не пожаловалась папочке? Беги скорее, детка!
– Скотина! Ты должен на мне жениться!
– С какой стати?
– расхохотался Тарас.
– Девственность ты потеряла еще в ранней юности, дорогая Анжела. Думаю, приблизительно в классе девятом. Или раньше? Так что извини,
Она бросила трубку. Михалин облегченно вздохнул, потянулся к чашке с чаем. Но не успел он сделать и пару глотков, как телефон снова зазвонил.
– Я не собираюсь жениться, Анжела!
– сразу отрезал он.
– По крайней мере, на тебе!
В трубке повисло молчание.
– Ха-ха!
– после паузы усмехнулся мужской голос.
– Любовная ссора? Как ты вульгарно, примитивно груб, Михалин. Разве бедная женщина этого заслуживает? Признаться, я был лучшего мнения о тебе.
– Вы кто?
– опешил Тарас.
– Извините, я…
– Не смущайся, чего уж там!
– издевался «голос».
– Голубки сначала воркуют, а потом жестоко клюют друг друга. Такова их природа.
– Кто вы такой? Назовите себя!
– Не горячись, господин хороший, - прошелестел «голос».
– Боюсь, мое имя придется тебе не по вкусу.
Самым правильным было бы положить трубку, но отчего-то Тарас не мог этого сделать. Он болезненно вслушивался в искаженные специальным приспособлением интонации незнакомца, ощущая ледяной комок в груди.
– Я хочу знать, с кем имею дело, - хрипло произнес он.
Во рту пересохло и горчило. Виски сдавила нарастающая боль.
– Похвально, мистер… лгун. Твой э-э… друг убит, мертв… а тебя даже совесть не мучает? Ты ведь рассказал следователю далеко не все? Я видел, как…
– Замолчите!
– не выдержал Тарас.
– Телефон может прослушиваться.
«Голос» рассыпался сухим, низким смехом.
– Так я и знал. Ты не только грубиян, но и трус. Значит, мы договоримся!
– Что вам нужно?
– разозлился Тарас.
– Денег? Чего вы добиваетесь?
– Где ты ее прячешь?
– Не понимаю, о чем идет речь. Кого?
Теперь рассердился «голос».
– Ты доиграешься, парень!
– пригрозил он.
– Даю тебе сроку десять дней! Если не одумаешься - позвоню следователю, расскажу обо всем, что видел.
В трубке раздались гудки, а Тарас все сидел, обливаясь холодным потом. Он закрыл глаза - и снова увидел Феликса. Тот смотрел на друга без осуждения, скорее даже с состраданием.
– Мне уже легко, - сказал он.
– А ты держись, Михалин. Ты один остался.
– Феликс!
– простонал Тарас.
– Что мне делать?! Подскажи…
Друг отрицательно покачал головой.
– Отсюда все выглядит по-другому. Вряд ли мои советы тебе помогут. У каждого своя чаша, Тарас. Я свою испил, а ты - еще нет.
Опять зазвонил телефон. Тарас схватил трубку и запустил ею в стену. В дверь постучалась секретарша.
– У вас все в порядке, Тарас Дмитриевич?
– испуганно спросила она.
– Да… да!
– крикнул Михалин, вытирая со лба испарину.
– Все нормально.
Он встал, сорвал с шеи галстук и зашагал по кабинету.
Тучи за окнами наконец разрешились обильным, густым снегом. Белые хлопья валили с небес, как будто это была их последняя возможность прильнуть к земле, даря ей холод и забвение. Неисчислимые лепестки ледяного небесного сада…