Третий берег Стикса (трилогия)

Георгиев Борис

— Ой… Иван Арнольдович, что это…

Шаги торопливые каблучками по плитам. Волков попробовал приоткрыть глаза. Белая тень мелькнула, скрипнула дверь, каблучки дробно, гулко застучали в отдалении, и опять женский голос, но уже далеко, крикнул:

— Иван Арнольдович! Иван Арно…

— Ты, — глухо прозвучал Ирочкин голос, и — кап! — что-то на щёку.

— Са-шеч-ка, — по слогам, шёпотом. И снова капля на щёку, и ещё…

— Не плачь, Иришка, — дивясь собственному хриплому голосу, сказал жене Волков. — Всё хорошо. Конечно, я тебя не оставлю.

* * *

Ego Omnituens

Эго-Волков

остался доволен результатом. Получилось хорошо. Можно было оставить надоевший бурый маленький шарик, который человечки почему-то называют именем придуманного ими самими жестокого юного божка. Оставить и отправиться в путешествие. Только память того человечка придётся пока сохранить на всякий случай, потому что по-прежнему нет полной уверенности, что судьба его сложится благополучно. Но ничего. Человечья жизнь — миг. Эго мог себе позволить прихоть — на этот короткий миг одну из бесчисленных своих рук оставить в слабом и непрочном человечьем теле.

Глава девятнадцатая

Госпиталь поселения «Центрум», кратер вулкана Олимп, Марс.

Семнадцатого числа первого весеннего марсианского месяца президент Внешнего Сообщества пришёл в себя. Ему казалось — только что он пытался ответить «Да!» на глупый вопрос, придуманный программистом, но…

— Володя? — услышал он и открыл глаза. Мягкий свет из окна сквозь тонкие шторы. Несколько силуэтов. Люди? На лбу чья-то ладонь.

«Было же подземелье, выстрелы, — вспомнил Владимир Борисович, — удар в левое плечо, кровопотеря, приклад карабина, осколки терминала летели на пол…»

— Что с Сашей? — спросил он. Собственный его электронный голос прозвучал непривычно.

— Всё в порядке, Володенька, — отозвалась Аня Волкова. «Её ладонь на лбу», — понял очнувшийся паралитик. «На нас смотрят. Но я не хочу шевелиться, пусть смотрят. Больше не хочу ничего скрывать. Голос Анюткин дрожит. Значит, было всё-таки с Сашей не всё в порядке».

— Он сегодня пробовал вставать, — сказал от окна голос Ивана Арнольдовича Короткова. — Ещё одно доказательство нашей близорукости. Тянемся к звёздам, тщимся мир переделать, но о самих себе не знаем ничего. Понимаешь, Володя? Ни-че-го.

— Это скорее дальнозоркость, чем близорукость, Ваня, — проворчал президент и попробовал осторожно приподняться. Кресло слушалось прекрасно, однако что-то переменилось в управлении.

— Володя, Володя! — предостерёг голос Лосева, — не торопись шевелиться, освойся сначала. Мы переделали интерфейс и кое-что поменяли в контроллере.

Глаза Владимира Борисовича привыкли к свету в достаточной мере, чтобы оглядеться.

Анютка рядом, смотрит снизу вверх. Глаза счастливые, но складки в уголках губ. Значит, чего-то боялась, но это прошло. Ваня Коротков. Этот наклонил голову, щурится. Переживает собственную близорукость. «Вернее дальнозоркость», — поправил себя президент

и глянул на тех, кто поодаль. Лёшка Лосев. Доволен. Руки за спиной, нос вперёд. Победитель. Балтазаров — тот, как всегда. Знал заранее, что всё будет хорошо, и теперь нам всем об этом тридцать раз напомнит. Исаак Лэннинг собственной персоной. Бакенбарды — горизонтально. Похаживает. Ну и Харрис, конечно. Мрачный прорицатель. Неизвестно, мол, каким поражением обернётся эта ваша победа. «Они не просто так собрались, — понял президент. — Не просто для того, чтобы дождаться, пока меня включат. Любопытно».

— Вы решили устроить выездное госпитальное заседание комитета? — съязвил он. — Все в сборе. Кворум.

— Володя, я здесь останусь, так и знай, — безапелляционно заявила Анна Волкова, с тревогой заглядывая в глаза мужа, для чего ей пришлось приподняться на цыпочки.

— Вообще-то срочной необходимости нет, — осторожно заметил Лосев, — Но…

— Я понимаю, Лёша, понимаю. Но вам придётся смириться с присутствием на заседании моей жены, поскольку выдворять её я не стану и вам не позволю. И ещё. Скажет мне, наконец, кто-нибудь, что с моим сыном?! Рэтклифф…

— Рэтклифф не смог, — поспешил успокоить выздоравливающего больного Лосев. — Вы с Гэмфри подоспели вовремя. Если бы не стрельба охранника…

— Что с ним? Я надеюсь, Морган удержался в рамках?

— Да. Этот охранник… Зовут его Клод. Он рвался поговорить с тобой, но мы решили сначала спросить тебя.

— Что тут спрашивать? Конечно, мне нужно поговорить с ним. Вина его сомнительна. Что об этом… мм-м… инциденте думает Гэмфри?

— Они долго беседовали с Клодом. И я знаю, о чём ты. Действительно, Морган со своим карабином…

— Ладно, это потом. Вы всё время увиливаете от ответа. А я ведь прямо спросил: что с Сашей?

— Очень сложно в двух словах рассказать, что натворил твой сын на пару с Джеффри Морганом, но я попробую, — смакуя каждое слово, проговорил глава Сектора Планетологии. — Тем более что я готов разделить ответственность за его поступки, да и тебе, господин президент, пожалуй, придётся поучаствовать. Они подошли к указанной тобою точке на «Улиссе», оставили корабль на орбите, а вместо него пустили к поверхности гравитационный призрак. Твоя же придумка? Что? В соавторстве с Сашей? Хорошо, слушай дальше. Сами они пошли к поверхности на ботах.

— Мальчишки, — проворчал Владимир Борисович.

— Ты сам был не лучше, за что и получил в награду кресло, — напомнил Алексей Мстиславович. — Если бы они этого не сделали, всё могло закончиться банально — аварией полярной энергостанции. И мы бы долго пытались разобраться в причинах чрезвычайного происшествия, но твой сын вместе с отпрыском Моргана сунулись прямо в эпицентр. Говорят — случайно получилось. Но как тогда объяснить то, что их вдвоём однажды уже ловили в двух километрах от этого самого места больше десяти лет назад? А после, лет пять спустя, практикант Сектора Планетологии Морган в нарушение всех запретов пытался ковырять там базальт в одиночку, но сломал бур. Такая настойчивость подозрительна, господин президент, и указывает на умысел. Однако на сей раз им всё-таки удалось проникнуть в подземную пустоту.