Третий берег Стикса (трилогия)
Шрифт:
— Врёшь, собака, мы из одной бутылки пили!
— Но рюмки-то были разные! Я расскажу, всё расскажу! — торопливо бормотал Алтын, пытаясь сесть. — В рюмке было зелье, я заранее… Десять капель, не больше, клянусь! Зачем мне неприятности? Утром бы вы проснулись, нашли меня связанным…
— Почему «бы»? Так ведь и вышло, — мрачно проговорил Волков, переживая собственный обидный прокол: «Дешёвый трюк, Сашечка, на дурака вроде тебя. В рюмку десять капель, раздать эти стекляшки и только потом налить коньяку, или чем он там меня поил? Мог бы и сам додуматься, господин эмиссар, ведь читал же у мадам
— Не так! Всё не так пошло, как мы с Гариком договаривались!
— У вас, стало быть, уговор был на такой случай заготовлен, — рассеянно глядя поверх головы менялы проговорил Волков, подумал: «Догонять Матвея? Нет, Саша, надо сначала с этим красавцем разобраться. Тряхнуть его как следует, всё вытрясти, что есть за душой. Кажется это называлось моментом истины?» И преодолевая отвращение, капитан Волков рявкнул:
— А ну-ка, встать! Пошевеливайся, бычок, и не стони. Не туда! На стул садись.
— За-зачем са-садиться? — осведомился с опаской Алтын, нависая над стулом. И сесть боялся, и ослушаться, но капитан Волков прекратил колебания просто. Заорал: «Сидеть!» — и сиденье затрещало под весом рухнувшего тела.
— Ворота бы закрыть, — рискнул предложить хозяин дома, поворачивая голову к допросчику, оказавшемуся за его спиной. — Блохастые набегут и мало ли кто ещё. Можно…
— Сидеть, — остановил его Саша. — Сам закрою.
Он подошёл к окну, выглянул — никого у ворот, — и повернул торчавший книзу кол рукояти управления. Под полом вздохнуло, заскрежетало. Поднявшееся у ворот облачко пыли пронизали косые лучи восходящего солнца.
Волков резко повернулся, упёр руки в бока (в правой по-прежнему нож), и двинулся к Бугаеву неторопливо, вкрадчивым тоном спрашивая:
— Так ты говоришь, был с Матвеем в сговоре?
— Был, — ответил, следя за капитаном, меняла, — но ничего преступного, Босом клянусь! Он приводит изгоя или пузырника, преступно сокрывшего ценности от глаз княжьих, я покупаю.
— Вперёд смотри! — прикрикнул Саша, снова оказавшийся у Бугаева за спиной. — Кого покупаешь?
— Це-ценности, конечно, не изгоя. Зачем мне подлый раб? Рот лишний, корми его, охраняй. Истинные ценности — иоланты и золото. Так мне и говорил Арон когда-то: всё, мол, на его памяти было — и тот князь, и этот, всё преходяще, а истинные, мол, ценности были, есть и пребудут неизменными. Но вы не подумайте, Александр, что я имею что-то против нынешней власти, это же Арон говорил, не я…
— Ты уверен, что Арон имел в виду иоланты и золото?
— Что же ещё? — Бугаев собирался оглянуться, но вспомнил, что не велели и, втянув голову в плечи, продолжил:
— Так он и говорил всегда: имеющий уши да слышит, ценности неизменны, а что ещё неизменного в этом мире? Иоланты и золото, больше ничего. И ещё говорил: князь, мол, тот, с кем Сила, а Сила, известно всем, в перстне княжеском. А перстень это что? Иоланты и золото.
«Бред сумасшедшего. Свихнулся от ужаса или Матвей по голове его треснул?» — подумал Волков, бросив мимолётный взгляд на обломанную ножку стола.
— Ну хорошо, оставим это, — сказал он. — Купил ты у изгоя ценности, дальше что?
— А дальше вы сами уже знаете. Обмываем с клиентом покупку, как положено, а утром он просыпается
— Ну, а почему же клиент на вас не пожалуется? — поинтересовался Саша, испытывая желание наградить предприимчивого банкира хорошим подзатыльником. И загривок был соблазнительно близко…
— Кому? — банкир, не сдержавшись, хихикнул.
— Волкодавам, к примеру.
— Ну, если он полный идиот, тогда милости просим, пусть жалуется. С меня какой спрос? Я иолант купил, так мне на то князь деньги даёт — скупать ценности, а он, негодный, откуда взял камень? Да не дерзнёт изгой владеть — так и в указе княжьем писано! — ни иолантами, ни золотом, ни другим имением, кроме живота своего. А буде завладеть дерзнёт, так лишить его, преступника, живота, а само имение в казну сдать княжью. И выходит, жаловаться ему — так уж лучше сразу в петлю. И хлопот меньше, и не так мучительно. Поплачет такой, бывало, тут у меня и восвояси отправится.
— Погоди, я что-то не совсем понял. Ну разыграли вы с приятелем своим представление, он скрылся, тебя оставил ни с чем.
— Это почему же ни с чем? — возмутился Алтын, приободрившийся в ходе беседы. — Иолант обычно у меня остаётся, как иначе я перед князем отчитаюсь в Драконов День?
«Снова он о драконе. Надо бы разузнать, что это за день такой. Но это после. Вы поняли схему работы этой парочки, господин эмиссар? Это вам только кажется, господин эмиссар, остались ещё вопросы. Ну-ка».
— Какой же тебе смысл устраивать этот спектакль? Купил бы у бедняги камень, и всё.
— Вы не поняли, Александр, — изрёк менторским тоном Бугаев. На стуле выпрямился и голову больше не втягивал в плечи. — Деньги мы делили с Гариком поровну, что он со своей долей делал — не знаю, а я свою скромную лепту обращал в золото. Деньги хорошая вещь, но нужно думать о будущем. Арон Коэн… Вы ведь тоже знаете Арона? Так вот, он говорил мне, когда я был ещё сопливым мальчишкой: мальчик, — говорил он, — всё это кончится. Вернётся Он, чтобы судить нас всех, и тогда одни лишь истинные ценности послужат нам оправданием и залогом прощения.
— И ты решил насобирать немного истинных ценностей, — сказал Саша, выпрямляясь. Поискал, куда деть нож, потом отшвырнул в угол и сунул руки в карманы и продолжил: — Накопить, чтобы было чем оправдаться перед тем, кто придёт. Кто же придёт? Этого тебе Арон не рассказывал?
«Уши у него поджались опять. Насторожился, затеял что-то. Или боится, что стану бить?»
— Имейте в виду, Александр, строго между нами. Вам я по дружбе скажу, тем более свидетелей нашего разговора нет, а вам, если что, никто всё равно не поверит. Арон говорил: вернётся князь истинный. Потом, правда, когда сожгли библиотеку и началось очищение, говорить перестал, но я был мальчиком умным, и память у меня хорошая. За нынешним князем Сила, я сам видел у него перстень Северного Княжества. Но я хорошо знаю и самого Кия, он был здесь много раз, и могу вам сказать — он боится. Чего может бояться человек, на руке которого перстень? Я долго размышлял, вспоминал разговоры с Ароном и понял: перстень Южного Княжества Кию не достался. И значит, старик прав — рано или поздно вернётся тот, у кого перстень, и будет судить.