Третий берег Стикса (трилогия)
Шрифт:
«Зачем он всё это мне рассказывает? Не от испуга, точно. Арон после того, как началось очищение, говорить перестал, а этот треплет первому встречному. За кого он меня принимает?»
— Говорю вам в надежде, что замолвите словечко, если… — Алтын замялся, показав допросчику щёлку правого глаза. — Когда Он вернётся.
«Вот в чём дело! Этот мыслитель с чего-то взял, что я эмиссар князя-изгнанника, и торопится выслужиться. Авансом, так сказать. Мерзость какая. Но не всё я ещё из него вытряс. Трясти так трясти. Перстень тебе? Будет тебе перстень».
— Встань, Алтын Бугаев, — сухо приказал Волков. Оказавшись лицом к лицу с живо вскочившим менялой,
«Это что ещё за клоунада?» — изумился Саша, отступая, чтобы уберечь штаны, но безуспешно. Как от него избавишься, если ползёт следом и, того и гляди, загонит в угол? «Но время не ждёт, этак я ничего не выясню, если буду с ним в пятнашки играть. Кажется, опять придётся орать, хоть и без того в горле першит после вчерашнего», — решил капитан и заорал, но не слишком рьяно, чтобы не сорвать окончательно голос:
— Прекратить! Встать! Сесть, я сказал! Да не на пол, а обратно на стул!
«Фу-у, кажется, получилось. Надо с ним полегче, чтоб в обморок не брякнулся»
— Алтын Бугаев, — пытаясь, насколько это было возможно, смягчить перехваченный голос, произнёс лже-князь, — вижу, вина твоя тяжела, но если покаешься — станет легче. Рассказывай, но помни: мне нужна правда, только правда и ничего кроме правды.
Пройдясь по комнате, Волков заметил — на дощатый пол легли косые солнечные четырёхугольники, разделённые решетчатой тенью.
— Правда, только правда и ничего кроме правды, княже, — с готовностью подтвердил Бугаев, держа руку у сердца, если там, куда угодила его ладонь действительно было сердце, а не желудок. — Спрашивай.
— Ты близко знаком с Кием?
— Да, княже, так уж вышло. Любой банкир с ним знаком, как же иначе? Не каждый, конечно, месяц Кий является самолично, чаще всего вместо него дракон приносит наместника, но бывает и сам Кий. Забирает камни и золото, взамен оставляет бумажные деньги.
— Что за дракон?
— Обычный дракон. Садится прямо у меня во дворе, для того и двор такой большой, чтоб ему приземлиться было удобнее.
«Ладно, это пока оставим. Будем считать, что дракон — просто летательный аппарат. Называют же они автомобиль медведем. Брось тратить время на пустяки, ближе к делу. Что бы я у этого ни разузнал, а Матвея всё равно нужно догнать».
— Куда направился твой сообщник? И как давно?
— На север, княже. Давно, тебе его уже не догнать.
— И всё-таки: как далеко он мог успеть отъехать?
— На двадцать одну версту.
«Всего-то? Хотя шут их знает, сколько в их вёрстах километров. Но откуда он?..»
— Откуда ты знаешь?
— Он, княже, сейчас на переправе у Гнилого Моря. Раньше, чем откроется переправа, никак ему на другой берег не попасть. Придётся-таки Гарику, паршивцу, там попариться до полудня, а то и позже, если задержится паромщик. Обыкновенно он не торопится.
— Чего ты приятеля своего паршивцем назвал? Вместе же работали.
— Потому что паршивец он и есть паршивец, — заявил меняла, аккуратно стукнув кулаком по колену. — Я его, щенка, подобрал полумёртвого, выходил, научил всему,
— Ну-ну, — остановил его Саша. — Договорились же, только правду. Брось ломать комедию.
— Это вы называете комедией? Это трагедия, вот что это такое! Уговор был — оставить мне камень, вы думаете, он мне его оставил? Договаривались делить деньги поровну, и где теперь мои деньги? Всё забрал, паршивец, всё! У, с-сучонок, блохастый выродок! И камень, и деньги, и то, что в шкафах нашёл — всё выгреб! И вам же он тоже карманы обчи… Ох, прости князь! И хотелось бы, но не знаю как помочь тебе вернуть камни.
— Это не твоя забота. Скажи лучше, с чего вдруг он так с тобою? От жадности? Ведь не первого же меня вы… гм-м… обработали. Раньше-то он честно с тобой делился?
— Не было ещё никогда такого камня, — прошептал меняла, глядя на Волкова глазами кролика. — Чтоб его купить, никаких моих денег не хватит. А ты, княже, прости меня грешного, почём зря коробкой светил, а в коробке…
— Понятно, — с досадой прервал его Саша.
— Гарик как ненормальный сделался, когда ты, княже, изволил отойти ко сну. Да и я тоже, что греха таить. Сцепились мы с ним, но он моложе, сильнее. Избил, всё болит у меня. Связал, а напоследок, когда мешок на голову напяливал, сказал: дожидайся волкодавов, старый хрен, окружного как раз этот дурак… — ох, прости, князь, это он тебя так, а не я, — окружного, мол, он самый и завалил. Одной верёвкой, говорит, вас удавят. На меня, княже, тогда и нашло озарение. Вспомнил, что Арон говорил, понял: неспроста всё это. Пожаловал ты к нам не зря, и камни у тебя такие не зря. И на окружного руку ты осмелился поднять не просто так. Я Гарику это сказать пробовал, но во рту же кляп и на голове мешок. Послушал он как я мычу, посмеялся и ногой, паршивец, пнул на прощание, попал прямо в копчик. Больно, обидно. Ведь мальчишкой полудохлым его подобрал, выкормил, воспитал как сына родного. А он со мной как…
— Ну, хватит, — остановил Волков причитания Матвеева воспитателя. — Пора мне догонять твоего выкормыша. Ты, Алтын, сам виноват. Хочешь, скажу в чём твоя беда?
— Да, княже, — проговорил Бугаев. Оглядывался на ходу, искал способ поймать княжеский взгляд.
— Осторожнее, сверзишься с лестницы. Ничего ты по малолетству не понял из того, чему тебя учил Арон. Не те ценности накапливал.
— Не те? — искренне удивился меняла. — Какие же надо было?
— Сложно объяснять, дня не хватит. Некогда. Ты уже не молод, Алтын, в отцы мне годишься. Вспомни, хоть раз в жизни захотелось тебе что-нибудь сделать просто так, не из выгоды?
Стояли уже во дворе. Бугаев глянул на сияющий бок идола, уставившего в зенит острия рогов, прищурился, губы его сжались в линию, дрогнули.
— Судишь меня, — сказал он изменившимся голосом. — Осуждаешь. Правильно, думал о выгоде. Мальчонку того из выгоды подобрал, от волкодавов прятал тоже из выгоды. Конечно, княже, тебе виднее. Но возьми в расчёт, когда будешь подводить итог: не будь Алтына Бугаева, что станет с изгоями, которые южнее пролива живут? Не продаст Бугаев камни и золото Кию в Драконов День, останется им с голоду подыхать или гоям резать глотки. Как думаешь, княже, что они выберут? Вот и выходит: не волкодавы берегут глотки гойские, а бумажки Киевы. Выгода! Да не будь меня, видели бы изгои от Кия одни облавы. Волкодавы Киевы только и знают, что портить девок да обирать всех и каждого. А я… Да, княже, живу ради одной выгоды.