Третий рейх. Зарождение империи. 1920-1933

Эванс Ричард Пол

Однако рейхсканцлер Брюнинг решил использовать полицию для усмирения политического насилия как справа, так и слева, потому что хаос на улицах отпугивал иностранные банки от выдачи кредитов Германии [662] . Его решимость усилилась благодаря двум инцидентам, случившимся в 1931 г. В апреле лидер коричневых рубашек на северо-востоке Германии, Вальтер Штеннес, выступил против руководства партии и быстро захватил центральные офисы нацистов в Берлине, выбив охранников СС, располагавшихся там, и заставив Геббельса бежать в Мюнхен. Штеннес обвинил партийных боссов в сумасбродстве и предательстве социалистических принципов. Но хотя он, безусловно, выражал чувства некоторых штурмовиков, у него было мало реальной поддержки. В действительности имеются некоторые указания на то, что его тайно спонсировало правительство Брюнинга, чтобы создать раскол внутри движения. Гитлер уволил лидера коричневых рубашек Франца Пфеффера фон Саломона, который не смог предотвратить случившееся, вызвал Эрнста Рёма из его боливийского изгнания, чтобы тот возглавил организацию, и заставил всех штурмовиков принести личную клятву верности себе. Штеннес был исключен из рядов партии, косвенным результатом чего стала убежденность многих консервативных бизнесменов в том, что нацистское движение потеряло изрядную долю своего подрывного влияния [663] . Тем не менее сохранялись существенные противоречия между беспрестанным активизмом штурмовиков и политическим расчетом руководителей партии. В будущем эти противоречия стали регулярно всплывать на поверхность [664] . Более важно то, что бунт Штеннеса показал, что многие коричневые рубашки жаждали начать революционное насилие в крупных масштабах, о чем нервное правительство рейха никогда не забывало.

662

Eichengreen, Golden Fetters, 286; Hornig, Br"uning, 525–36.

663

Patch, Heinrich Br"uning, 148-9; Bessel, Political Violence, 54–66.

664

H"ohne, The Order, 51–62.

Эти

подозрения получили подтверждение после того, как были обнаружены так называемые Боксхаймские документы в ноябре 1931 г. Бумаги нацистов, захваченные полицией в Гессене, свидетельствовали о том, что CA планировали жестокий путч, за которым должно было последовать нормирование продуктов, отказ от денег, введение всеобщего обязательного труда и смертной казни за неподчинение властям. Реальность несколько не соответствовала заявлениям полиции, потому что в Боксхаймских документах говорилось только о планах регионального масштаба, которые были разработаны без ведома вышестоящих партийных функционеров молодым нацистом Вернером Бестом с целью определения действий партии на случай коммунистического восстания в Гессене. Гитлер быстро дистанцировался от этого события, а всем командирам CA было предписано воздержаться от составления такого рода чрезвычайных планов. Уголовное преследование потом было прекращено из-за недостатка явных улик, которые могли бы изобличить Беста в государственной измене [665] . Однако ущерб был нанесен. Брюнинг 7 декабря издал декрет, запрещавший ношение партийной униформы, и жестко раскритиковал незаконные действия нацистов. Ссылаясь на постоянные утверждения Гитлера о том, что он намеревается прийти к власти легальным путем, Брюнинг сказал: «Если человек заявляет, что, придя к власти законными средствами, он выйдет за рамки закона, то это незаконно» [666] .

665

Herbert, Best, 111-19; Patch, Heinrich Br"uning, 225-7.

666

Ibid., 118–9.

Запрет униформ не имел особого успеха, потому что коричневые рубашки продолжали маршировать, только уже надев белые рубашки, а насилие продолжалось и зимой. Слухи о надвигавшемся коммунистическом восстании вместе с давлением со стороны Шлейхера заставляли Брюнинга воздерживаться от резких действий в этот период, однако неудачи коммунистов на выборах в Гамбурге, Гессене и Ольденбурге убедили его весной 1932 г. в том, что настал момент полностью запретить движение коричневых рубашек. Под сильным давлением со стороны других политических партий, в особенности социал-демократов, и при поддержке обеспокоенных военных Брюнинг и генерал Грёнер (которого канцлер назначил в октябре 1931 г. министром внутренних дел в дополнение к должности министра обороны, которую тот занимал) убедили сопротивлявшегося Гинденбурга 13 апреля 1932 г. издать декрет, ставивший штурмовиков вне закона. Полиция устраивала рейды по домам штурмовиков по всей Германии и конфисковывала обмундирование и знаки отличия. Гитлер был вне себя от ярости, но ничего не мог поделать. Однако, несмотря на запрет, число тайных членов движения во многих областях продолжало расти. Например, в Верхней и Нижней Силезии было 17 500 штурмовиков в декабре 1931 г. и не менее 34 500 в следующем июле. Объявление коричневых рубашек вне закона лишь немного снизило уровень политического насилия, а наличие среди нижних полицейских чинов симпатизировавших нацистам давало нацистским боевикам определенную свободу для продолжения своих операций [667] . Поэтому утверждения о том, что нацистская партия и ее военное крыло фактически исчезли бы, продлись запрет год или больше, были далеки от истины.

667

Ibid., 249-51; Bessel, Political Violence, 29–31.

Новое положение дел после избирательного триумфа нацистов не только резко повысило уровень насилия на улицах, но и радикально изменило природу заседаний в рейхстаге. И так весьма шумные и хаотичные еще до сентября 1930 г., они стали фактически неуправляемыми, когда 107 нацистов в униформе и коричневых рубашках, объединившись с 77 дисциплинированными и хорошо организованными коммунистами, начинали беспрерывно требовать изменения регламента, скандировать лозунги, кричать, прерывать ораторов и при каждой возможности демонстрировать свое полное презрение к законодательному процессу. Рейхстаг терял власть с пугающей быстротой, поскольку практически каждая сессия заканчивалась беспорядками, а призывы к ведению конструктивной работы казались еще более бессмысленными. С сентября 1930 г. в рейхстаге ни одна партия не имела большинства. В феврале 1931 г., осознав невозможность продолжения работы, депутаты сделали перерыв на шесть месяцев, когда экстремальные левые и правые партии демонстративно покинули заседание после внесения поправок в парламентский свод правил, усложнявших для них попытки мешать рабочему процессу. Депутаты не вернулись до октября [668] . Рейхстаг заседал в среднем сто дней в году в период с 1920 по 1930 год. Он работал пятьдесят дней между октябрем 1930 г. и мартом 1931 г., после чего снова собрался на двадцать четыре дня до выборов в июле 1932 г. За шесть месяцев, прошедших с июля 1932 по 1933 год, он собирался всего на три дня [669] .

668

Bracher, Die Aufl"osung, 377-88.

669

Thomas Mergel, Parlamentarische Kultur in der Weimarer Republik: Politische Kommunikation, symbolische Politik und "Offentlichkeit im Reichstag (D"usseldorf, 2002), 179-81.

Поэтому к 1931 г. решения принимались уже не в рейхстаге. Политическая власть перешла к другим людям — кругу, образовавшемуся вокруг Гинденбурга, которому принадлежало право издавать декреты и право назначать правительства, а также на улицы, где продолжало расти насилие, а усиливавшиеся бедность, отчаяние и беспорядок заставляли людей противостоять государству в стремлении к активным действиям. Оба эти процесса сильно увеличили влияние армии. Только в этих обстоятельствах одним из ключевых игроков в последовавшей драме мог стать такой человек, как самый значительный политический представитель армии, генерал Курт фон Шлейхер. Честолюбивый, находчивый, красноречивый и весьма любивший использовать политические интриги в своих целях, Шляйхер был относительно неизвестной фигурой до своего внезапного взлета в 1929 г., когда он возглавил специально созданное для него ведомство, представлявшее вооруженные силы в их отношениях с правительством. Шлейхер многие годы был близким соратником Грёнера и учеником одного из выдающихся генералов начала 1920-х гг., Ганса фон Секта. Он имел обширные политические связи благодаря работе в разных должностях, сочетающих военные и политические функции, в последнее время в армейском отделе министерства обороны. Русский коммунист-диссидент Лев Троцкий говорил о нем как о «вопросительном знаке с эполетами генерала», а один современный журналист называл его «сфинксом в униформе». Однако в основном цели и убеждения Шлейхера были вполне ясными: как и многие немецкие консерваторы в 1932 г., он считал, что законность авторитарного режима можно обеспечить за счет использования народной популярности национал-социалистов. В этом случае немецкая армия, от лица которой выступал Шлейхер и с которой он продолжал иметь тесные контакты, смогла бы получить то, что хотела в плане перевооружения [670] .

670

Carsten, The Reichswehr; 259–63, 296–308. Полезная краткая характеристика Шляйхера дана в Henry Ashby Turner, Jr., Hitler's Thirty Days to Power: January 1933 (London, 1996), 7, 19–21. Тонкая оценка отношений Шляйхера с Тренером имеется в Theodor Eschenburg, ‘Die Rolle der Pers"onlichkeit in der Krise der Weimarer Republik: Hindenburg Br"uning, Groener, Schleicher’, VfZ 9 (1961), 129 c. 7-13. Парадоксальное мнение о том, что Шляйхер на самом деле хотел сохранить демократию за счет усиления исполнительной власти см. в Wolfram Pyta, ‘Konstitutionelle Demokratie statt monarchischer Restauration: Die verfassungspolitische Konzeption Schleichers in der Weimarer Staatskrise’, VfZ 41 (1999), 417-41.

Правительству Брюнинга все труднее было находить взаимопонимание со Шлейхером и людьми вокруг президента Гинденбурга после выборов в сентябре 1930 г. В условиях, когда коммунисты и нацисты требовали его крови, националисты пытались отстранить его, а участники правых маргинальных групп не были единодушны в вопросе о его поддержке, Брюнингу ничего не оставалось, кроме как полагаться на помощь социал-демократов. В свою очередь руководители партии, которая по-прежнему оставалась крупнейшей в рейхстаге, были достаточно сильно шокированы результатами выборов, чтобы пообещать не отклонять бюджет, как они это делали раньше. Зависимость Брюнинга от молчаливого согласия социал-демократов с его политикой не могла обеспечить ему никакого доверия со стороны людей из окружения Гинденбурга, во главе которых стояли сын президента Оскар и статс-секретарь Мейснер, который считал сложившееся положение постыдной уступкой левым [671] . Теперь основные приоритеты канцлера лежали в области иностранной политики, где он добился некоторого прогресса в вопросе о прекращении репарационных выплат, приостановленных мораторием Гувера 20 июня 1931 г. и окончательно отмененных на Лозаннской конференции, для которой Брюнинг проделал большую подготовительную работу в июле 1932 г. И хотя ему не удалось добиться создания таможенного союза Австрии и Германии, он смог провести успешные переговоры в Женеве по вопросу международного признания равенства Германии в вопросах разоружения, что было окончательно признано в декабре 1932 г. Однако ничто из этого не смогло усилить политическую позицию канцлера. После многих месяцев в правительстве он так и не мог завоевать симпатии националистов и зависел от социал-демократов. Это означало, что любые планы, которые могли предложить сам Брюнинг или люди из окружения Гинденбурга с целью радикального изменения конституции в авторитарном направлении, блокировались, поскольку это было решением, на которое социал-демократы никогда не дали бы своего согласия. Люди вроде Шлейхера все больше убеждались в том, что правительство должно искать массовую поддержку не у социал-демократов, а у нацистов [672] .

671

Rohe, Das Reichsbanner, 360-65.

672

Carsten, The Reichswehr; 333.

III

На закате 1932 г.

подошел к концу семилетний срок пребывания в должности президента почтенного Пауля фон Гинденбурга. Учитывая свой преклонный возраст, а ему было 84, Гинденбург не хотел снова выдвигать свою кандидатуру на выборах, однако дал понять, что готов был продолжить свою службу, если бы его пребывание в должности продлили без выборов. Переговоры по автоматическому возобновлению президентского срока Гинденбурга сорвались из-за отказа нацистов голосовать в рейхстаге за необходимое изменение в конституции без одновременного отстранения Брюнинга и проведения новых всеобщих выборов, на которых они, разумеется, рассчитывали получить еще больше голосов [673] . Таким образом, Гинденбурга принудили к унизительному для него участию в избирательной кампании. Однако в этот раз ситуация намного отличалась от первых выборов в 1925 г. Конечно, Тельман снова выступал от коммунистов. Однако в то же время Гинденбурга намного обошли справа, вообще весь политический спектр сместился вправо после феноменального для нацистов результата на выборах в сентябре 1930 г. Когда объявили о выборах, Гитлер не смог не выставить свою кандидатуру. Прошло несколько недель, пока он колебался, опасаясь последствий борьбы с такой националистической иконой, как герой Танненберга. Более того, формально он даже не мог участвовать в выборах, потому что еще не получил немецкого гражданства. Были предприняты спешные меры, чтобы назначить его на должность государственного служащего в Брауншвейге, что автоматически давало ему статус немецкого гражданина, который был подтвержден клятвой верности (Веймарской конституции, что обязаны были делать все госслужащие) 26 февраля 1932 г. [674] Его кандидатура превратила выборы в борьбу между правыми и левыми, в которой Гитлер, несомненно, был кандидатом правых, что невероятным и непостижимым образом делало Гинденбурга кандидатом левых. Центристы и либералы поддерживали Гинденбурга, но особенно потрясающим был уровень поддержки, полученный им от социал-демократов. Такая ситуация сложилась не только потому, что партия считала его единственным человеком, который мог остановить Гитлера (этот тезис партийная пропаганда повторяла постоянно в ходе избирательной кампании), но и в силу положительных причин. Партийные лидеры отчаянно хотели переизбрать Гинденбурга, потому что считали, что тот оставит Брюнинга на посту и таким образом будет сохранена последняя возможность вернуть демократический порядок [675] . Гинденбург, по словам прусского министра-президента социал-демократа Отто Брауна, был «воплощением спокойствия и постоянства, мужественной приверженности и верности долгу для всего народа», «человеком, работа которого позволяла другим продолжать его дело, потому что он был человеком чистых помыслов и ясных суждений» [676] . Уже в то время, о чем свидетельствуют эти удивительные высказывания, социал-демократы начинали терять связь с политической реальностью. Восемнадцать месяцев согласия с ограничениями Брюнинга во имя предотвращения чего-то более худшего привели их на обочину политики и лишили права принимать решения. Как и следовало ожидать, их дисциплинированная партийная организация, несмотря на разочарование и бегство некоторых ее членов, предоставила более 8 миллионов голосов человеку, которому предстояло разрушить республику сверху в попытке сохранить на посту канцлера человека, которого он не любил и которому не доверял и чья политика снижала уровень жизни и уничтожала рабочие места тех самых людей, которых представляли социал-демократы [677] .

673

Otto Meissner, Staatssekret"ar unter Ebert — Hindenburg — Hitler: Der Schicksalsweg des deutschen Volkes von 1918–1945 wie ich ihn erlebte (Hamburg, 1950), 215-17.

674

Rudolf Morsey, ‘Hitler als Braunschweiger Reigierungsrat’, VfZ 8 (1960), 419-48.

675

Donna Harsch, German Social Democracy and the Rise of Nazism (Chapel Hill, NC, 1993), 179.

676

Vorw"arts, 10 марта 1931, цитируется в Winkler, Der Weg, 514.

677

Harsch, German Social Democracy, 180, цитируется в Carlo Mierendorff, ‘Der Hindenburgsieg 1931’, Sozialistische Monatshefte, 4 anp. 1932, 297; см. также: Erich Matthias, ‘Hindenburg zwischen den Fronten 1932’, VfZ 8 (1960), 75–84.

Угроза победы нацистов была весьма реальна. Пропагандистская машина Геббельса нашла способ бороться с Гинденбургом, не оскорбляя его: он сослужил прекрасную службу нации, но теперь для него настало время уступить дорогу более молодому человеку, иначе сползание в экономический хаос и политическую анархию неизбежно бы продолжилось. Нацисты организовали массированную кампанию съездов, маршей, парадов и митингов, подкреплявшихся плакатами, листовками и беспрестанными призывами, звучащими в прессе. Но этого было недостаточно. В первом круге Гитлеру удалось получить только 30 % голосов. Однако, несмотря на усилия социал-демократов и уверенные позиции центристской партии, Гинденбургу не удалось набрать абсолютное большинство. Он получил только 49,6 %, самую малость не добрав до нужного результата. Другим кандидатом от левых был Тельман. Справа Гинденбурга обошел не только Гитлер, но и Теодор Дюстерберг, кандидат от «Стального шлема», получивший 6,8 % в первом круге, которых бы более чем хватило, чтобы протолкнуть Гинденбурга за победную черту [678] .

678

Winkler, Der Weg, 519; см. также: Alfred Milatz, ‘Das Ende der Parteien im Spiegel der Wahlen 1930 bis 1933’ в Matthias and Morsey (eds.), Das Ende, 743-93, c. 761-6.

Во время второго тура голосования, в который прошли Гитлер, Гинденбург и Тельман, нацисты сделали все возможное, чтобы добиться успеха. Гитлер нанял самолет и летал по Германии из города в город, проведя 46 выступлений по всей стране. Результат такого беспрецедентного шага, названного гитлеровским «полетом над Германией», был удивительным. Усилия оправдались. Доля Тельмана снизилась до несущественных 10 %, а Гитлер резко увеличил число своих голосов до 37 %, т. е. получил поддержку 13 миллионов человек. А Гиндендбург при поддержке всех основных партий, кроме коммунистов и нацистов, смог увеличить свои голоса только до 53 %. Разумеется, несмотря на осечку в первом туре, его переизбрание было предсказуемо с самого начала. Что было действительно важно, так это триумфальный марш нацистов. Гитлер не был избран, но его партия набрала больше голосов, чем когда-либо. Нацисты начинали казаться неодолимыми [679] . В 1932 г. лучше организованная и финансируемая, чем в 1930 г., нацистская партия провела президентскую кампанию в американском стиле, сфокусировавшись на личности Гитлера как представителя всей Германии. Она сосредоточила свои усилия не столько на завоевании поддержки рабочих — в этом отношении их кампания 1930 г. в основном и не дала результатов, — но на объединении голосов среднего класса, которые раньше распределялись между мелкими партиями, а также партиями, ориентированными на либеральный и консервативный протестантский электорат. После восемнадцати месяцев усиливавшейся безработицы и экономического кризиса эти избиратели еще сильнее разочаровались в Веймарской республике, президентом которой последние семь лет был Гинденбург. Пропаганда Геббельса нацеливалась на отдельные группы электората с большей точностью, чем раньше, и в первую очередь на женщин. В протестантской сельской местности недовольство крестьян возросло до такого уровня, который позволил Гитлеру победить Гинденбурга во втором круге выборов в Померании, Шлезвиг-Гольштейне и Восточном Ганновере [680] . А новый статус нацистской партии как самой популярной политической партии Германии был подчеркнут дальнейшими победами на региональных выборах, проводившихся позже весной: 36,3 % в Пруссии, 32,5 % в Баварии, 31,2 % в Гамбурге, 26,4 % в Вюртемберге и в первую очередь 40,9 % в Саксен-Ангальт — результат, который дал им право сформировать местное правительство. И снова Гитлер поднялся в воздух и за короткое время выступил с 25 речами. И снова нацистская пропаганда доказала свою эффективность и динамизм.

679

Falter, etal., Wahlen, 46; Broszat, Der Staat Hitlers, 44-5.

680

Paul, Aufstand, 98.

Попытки Брюнинга сдержать взлет нацистской партии провалились. Многие в окружении президента Гинденбурга стали считать, что настало время для другой тактики. Несмотря на победу, Гинденбург был совсем не удовлетворен результатами. Тот факт, что ему пришлось столкнуться с такой оппозицией, был крайне неприятным для человека, который все больше считал свое положение положением неизбранного кайзера, которому он когда-то служил. Важнейшим провалом Брюнинга стала неудача в попытке убедить националистов поддержать переизбрание Гинденбурга. Когда оказалось, что они поддерживают Гитлера, стало ясно, что дни Брюнинга сочтены. Несмотря на то что рейхсканцлер без устали вел избирательную кампанию от его имени, старый фельдмаршал, который для многих воплощал прусские традиции монархизма и протестантского консерватизма, был глубоко обижен своей зависимостью от голосов социал-демократов и центристской партии. Эта зависимость делала его похожим на кандидата от левых и клерикалов, каким он в конечном счете и был. Более того, армия больше не хотела терпеть последствия экономической политики Брюнинга в отрасли вооружений и считала, что его запрет коричневых рубашек превратил их во вспомогательные войска, что становилось тем более заманчивым, чем больше новых людей приходило в их ряды. Наконец, внимание Гинденбурга привлек проект умеренной земельной реформы, предложенный правительством на востоке, согласно которому обанкротившиеся хозяйства следовало разбивать на части и предоставлять в качестве малых наделов безработным. Будучи сам представителем землевладельцев, Гинденбург был убежден, что такой подход отдает социализмом [681] . В атмосфере закулисных интриг, когда Шлейхер подрывал положение Грёнера в армии, а Гитлер обещал признать новое правительство, если оно снимет запрет, наложенный на движение штурмовиков, и проведет новые выборы в рейхстаг, Брюнинг быстро попал в изоляцию. Когда Грёнера вынудили уйти в отставку 11 мая 1932 г., положение Брюнинга оказалось совершенно безнадежным. Испытывая постоянное давление со стороны окружения Гинденбурга, он не видел для себя другого выхода, кроме как подать в отставку, что и сделал 30 мая 1932 г. [682]

681

Bracher, Die Aufl"osung, 511-17 — взвешенный анализ последующих споров по этому вопросу.

682

Gordon A. Craig, ‘Briefe Schleichers an Groener’, Die Welt als Geschichte, 11(1951), 122-30; Reginald H. Phelps, ‘Aus den Groener Dokumenten’, Deutsche Rundschau, 76 (1950), 1019 и 77 (1951), 269; H"omig, Br"uning, 537-89.