Третий шанс
Шрифт:
Чувствую себя непроходимой сволочью. И если бы только это! Кто бы знал, как тяжело рвать с той, которую все еще любишь.
– Прости, Лара, - сжимаю ее запястья. – Но… это все. Прости.
– Подожди!
Я поворачиваюсь и иду вниз по лестнице, не дожидаясь лифта. В машине откидываюсь на спинку, закрыв глаза, к которым подступают слезы.
Вот так, с мясом. Как будто слышу хруст и чувствую запах крови. Отрывая от себя по живому ту, которая девятнадцать лет была частью моей жизни. Частью меня. Не просто подругой. Уж лучше бы просто. Чтобы и дальше просто дружили. И потом рассказывали внукам – нет, не нашим общим внукам, - как копали бассейн для головастиков
Сейчас я делаю это не ради Юли. Нет. Она просто тот самый волшебный пендель, без которого я и дальше мучился бы, все прощал и терпел. Пока эта любовь не выжгла бы меня дотла. Беги, Морозов, беги. К той, которая ждала тебя три года. Она так и сказала, когда я притормозил, сообразив, что это для нее в первый раз.
Да, я сволочь, и не только по отношению к Ларке. К Юле – тоже. Пока она ждала меня, я любил другую. И все еще продолжаю любить. Я не знаю о Юльке ничего, и даже то, что она когда-то рассказывала, успел забыть. Может быть, потом, когда эта боль пройдет, я узнаю ее лучше и смогу полюбить. Но сейчас… я просто прячусь в нее от всего, что за периметром.
Две недели – как несколько часов. Как вечность. Иногда мы куда-то выходим из дома, но большую часть времени проводим в постели. Почти не разговаривая. Потом, все разговоры потом – не сейчас. Для меня она лекарство – сладкое и горькое одновременно. Кто бы мог подумать, что моя фея, которую я придумал, которую боялся представить голой, станет моей страстью – до одурения, до изнеможения, до стонов, хрипов и искусанных в кровь губ. Быть с ней рядом, прижимать к себе, целовать всю, с ног до головы, облизывать, кусать, трахать всеми мыслимыми и немыслимыми способами…
Чтобы не думать. Не думать о том, что любовь, которую я пытаюсь убить, способна отравить трупным ядом другую - новую, возможную. Не думать о том, как подло я поступаю с Юлей, используя ее.
Нет. Это не так. Потому что я хочу быть с ней. И буду.
Утро. Капля сообщения.
«Немедленно поднимай свою жопу и пизд…й в офис».
Если отец пишет так, все крайне скверно. Лучше не возражать. В чем дело? Кажется, догадываюсь. Ларочка пожаловалась папочке, и меня вызывают на родительское собрание. А чего так долго тянула? А, ну да, их же не было. Наверно, вернулись.
Отвожу Юлю к ней домой, обещаю прийти, как только освобожусь. Еду к отцу. К моему удивлению, он один. Мрачнее тучи. Иду в атаку первым:
– А может, я сам решу, с кем мне встречаться?
– А может, тебе не мешало бы уже знать, что от е…ли бывают дети? – режет он, сощурившись.
– Что? – мешком плюхаюсь на стул.
– То. Лариса беременна.
– Но… - дурнота плещется у горла. – Мы предохранялись. Она…
– Мальчик, мужику следует иметь в виду, что хоть три гондона натяни и бинтом сверху, дети все равно могут приключиться. Если он, конечно, мужик, а не х…й на ножках, которому на это класть с винтом.
– Мы с ней расстались. Две недели назад. Она мне ничего не сказала.
– Она, может, и сказала бы, если б ты не закинул ее телефон в черный список. Поэтому пришлось донести эту дивную новость до тебя более сложным путем.
– И… что? – звучит жалобно и противно, как будто овца блеет.
Отец смеется:
– Ты меня спрашиваешь? Это я тебя должен спросить: и что? Сейчас ты наверняка скажешь, что можно же согласиться, чтобы записали в метрику, и помогать деньгами. А я спрошу: когда ты ее драл две недели назад… перед тем как расстаться… тогда она для тебя хороша была? А как выяснилось, что надул
Я встаю, иду к выходу, ничего не видя перед собой.
– Подожди. Подойди сюда. Не хотел тебе показывать, но, наверно, имеет смысл.
По столу веером разлетаются несколько фотографий. Мы с Юлей - идем через двор. На другой она одна, крупно. На обороте имя, фамилия, телефон и домашний адрес.
– У Петра вчера забрал. Ты его знаешь. Если эта девочка хоть что-то для тебя значит… - тут он машет рукой.
– Все, иди.
День – как негатив. Чернота. Все мысли там, где они не оформляются словами. Покупаю бутылку коньяка, еду домой. Там так и не заправлена постель, и от подушки пахнет Юлей. Ложусь и пью прямо из горлышка.
Как глупо… Как все глупо…
Если бы я любил Юльку… Но нам выпало слишком мало времени. Я мог ее полюбить. Это был мой шанс. Второй шанс. Третьего уже не будет.
Поздно вечером, почти ночью, беру такси и еду к ней. Что говорю – потом даже не могу вспомнить. В памяти осталось лишь то, как она молча открыла дверь. И как спускался вниз, считая ступеньки.
Всю ночь хожу по городу, сижу на каких-то скамейках. Утром обнаруживаю себя в своем дворе. У дома, где прожил почти всю жизнь. Смотрю на свои окна и иду к соседней парадной. На звонок открывает Ларкин отец. Тяжелый холодный взгляд, желваки на скулах. Молча отходит в сторону, пропуская в прихожую.
Ларка еще не встала. Увидев меня, садится в постели, подтягивает под одеялом колени к груди. Устраиваюсь рядом на краешке.
– Давай поговорим, Лара. Мы можем начать все сначала. Хотя бы ради ребенка. Если ты этого хочешь.
– А ты – хочешь? – ее губы дрожат.
– Честно? Нет. И ты наверняка знаешь, эти две недели я был с другой девушкой.
– Тогда зачем? – слеза срывается, бежит по щеке.
– Зачем? Как ни странно, я все еще люблю тебя. Мы вместе всю жизнь. Это не может пройти вот так сразу. Как будто лампочку выключили. И у нас будет ребенок. Я этого не хотел. Сейчас. Но он уже есть. Б…ь, он уже есть, Лара. Я вырос в нормальной семье и не могу представить, как это – когда вместо отца алименты и строчка в свидетельстве о рождении. Да, я своего видел не так уж много. Но знал, что он есть. Что он рядом. Что он с нами, а не с другой бабой и с другими детьми. Если ты хочешь… если ты можешь начать все с нуля, мы можем попробовать. Наверно… наверняка будет трудно. Но…
– Хорошо, Дима, - тихо говорит она, вытирая слезы. – Давай попробуем.
ЧАСТЬ 3. ДИМА И ЮЛЯ
Глава 21
сентябрь 2021 года
Дима
Вообще-то самым разумным было повернуться и выйти. Но я не смог. Как загипнотизированный подошел к стойке, сел на табурет рядом с ней. Наверно, и Юля думала о том, что надо уйти. Но продолжала сидеть, глядя в свою чашку. Я всей шкурой чувствовал этот кокон напряжения вокруг нее. Как будто вставшая дыбом невидимая шерсть, по которой проскакивают искры.