Третья истина
Шрифт:
– А что они задерживаются? Вдруг что-нибудь случилось?
– Случись, меня б упредили, дело налажено, ночью, возможно, стану здесь на постой.
– Конечно, сюда никто не ходит, даже заросло все как! Но, если будет опасность, если приедут, – я прибегу и предупрежу.
– Часто бегать – это и тебе, и нам всем лишняя опасность, ну как проследят тебя! Пошли Антонину лучше, что ли. Она меня и так видала. Да только… вот дал господь язык без костей, как говорится. На пятак сделает, на рубль разболтает. Ну, Санюш, домой топай.
– Я хочу Ваню увидеть и Сережу… И послушать...
– Что за «хочу» такие? Снова в тебе барышня любопытная вылезла, да разве ж дело так делают?
–
Послышался осторожный кашель.
– Григорий, Григорий! – позвал Трофимыча надтреснутый, словно болезненный голос.
– Вот и Валентин! – Лулу пошла навстречу очень худому желтолицему человеку с резкими провалами на щеках. – Здравствуйте, Валентин, надо кого-нибудь встретить? Будет кто-то новый?
– Нет, нет, Шура, никого нового. Ты свое дело сделала, теперь, сделай такое одолжение, иди.
Лулу так и не дождалась Вани. В самом деле, не игрушки. Ведь, если дядю Гришу поймают, то даже при нынешних послаблениях в армии, о которых все говорят, сильно накажут, а совсем недавно, точно бы, расстреляли. Он – дезертир. Тот самый, которых проклинают в каждом благопорядочном семействе, и в газетах, и в гимназии. А она, Лулу, помогает этому человеку... Этому смелому, справедливому человеку, который борется за счастье народа вместе с Таниным отцом, братом, Сергеем и другими товарищами.
Увидев его после разлуки – грязного и небритого, она ужасно обрадовалась тому, что он вернулся живым и целым. Но горестно вздохнула и должна была согласиться, когда он назвал ее отца изувером. «Здесь я, потому, – разъяснил дядя Гриша, – что у себя в логове волк добычу не ищет». Лулу – против убийств, а отец ... еще свежо воспоминание о рассказе Софьи Осиповны, как он беспощадно расправлялся с дезертирами. Она и с товарищами всегда стремится поговорить о том, что всякий конфликт надо хотя бы попытаться решить без крови...без жертв. Но, наверное, не умеет быть убедительной – ее слова не принимаются всерьез. Ничего, надежда не потеряна … А в целом, ей уже доверяют, как взрослой. Именно ей поручили разузнать, как обстоят дела с садовым домиком. Она все тщательно разведала, высмотрела и написала Таниному отцу, что в заброшенной половине сада сейчас не бывает никто, не до этого, а покосившаяся сторожка выглядит совсем нежилой и заросла ежевикой так, что ни с одной стороны ее не видно. И это именно Александра Курнакова, дочь владельца имения, незаметно бродя по дому и саду в те часы, когда в сторожке собираются товарищи, сигнализирует им о возможной опасности.
…Лулу вошла в дом. Виконт, усвоивший в последнее время манеру ходить, не поднимая глаз, задел ее локтем, не посмотрев на что наткнулся, пробормотал в сторону этого «чего-то» все то же свое «прошу прощения» и пошел дальше.
– Виконт! Это же я!
– Что – ты? Должен я когда-то заниматься делами? – перешел он от задумчивости непосредственно к раздражению.
Лулу потащилась наверх. Что поделаешь? Она уже три дня терпит такое. Ей очень горько… и так жаль его. И нельзя показать, что жаль. Он издерган, ему трудно, не лезть же со своими обидами. На балкончике второго этажа она уселась на перила и спустила ноги на внешнюю сторону. Рискованная, но любимая Лулу позиция. Надо только крепко держаться за перила и быть в удобной юбке. Еще совсем недавно, когда Виконт замечал снизу, как она устроилась, всегда кричал что-нибудь приветственное: «Эй, на реях, держись, как следует!»
Иногда то же самое по-английски (Лулу давно уже знала от него, что именно этот язык употребляется на флоте): «Hey, aloft! Hold on!».
Один
– Вот! – подытожил он. – Ты вообще не должна мне возражать! А то, надо ж, – и он смешно передразнил: «Гоголь – это довольно скучно!».
Это как раз и явилось той последней каплей, после которой Лулу кинулась перечитывать Гоголя.
Ну, неужели, неужели все его шутки и поддразнивания теперь тоже попадут в разряд того, о чем она с печалью думает в прошедшем времени? Лулу тяжело вздохнула. Отсюда действительно далеко видно – луг, реку. Вон плавают хуторские мальчишки… Неожиданно сзади кто-то взял ее за талию и руку одновременно. Лулу повернулась:
– Вы…Вы не пошли по делам?
– Свалишься. – Глядя в пространство за балконом, без выражения сказал Виконт, помолчал, потом добавил:
– Помнишь, я обещал тебе рассказать о Вишневецких курганах близ Каменской?
Еще бы ей, запечатлевавшей все его высказывания, не помнить, что ни про Вишневецкие, ни про какие иные курганы, речь у них никогда не заходила!
– Степь, ковыль, запах чабреца – здесь сейчас все спокойно. Мир.
– Да, как будто нигде и войны нету, – подхватила с готовностью Лулу.
– Ты о чем? Не перебивай меня.
Теперь он стал спиной к предполагаемым курганам, прислонился к перилам, откинувшись немного назад, и через колени Лулу оперся ладонью о балюстраду, на которой она сидела. И хотя он не держал ее, даже не касался, Лулу сразу же почувствовала себя надежно застрахованной от падения, отпустила руки, которыми обычно вцеплялась в перила и вся обратилась в слух.
– Битвы, сражения – эти степи их как будто не знали, а между тем в каждом кургане находили и находят кольчуги, мечи, шлемы, медные топоры, наконечники стрел. Лет семь-восемь назад я был здесь с экспедицией Савельева – шли как раз от Каменской, то есть, от Вишневецких курганов до станицы Луганской. Видел своими глазами. Участвовал в раскопках. Расспрашивал местных.
– О-о, вот, наверное, интересно! А как вы туда, в экспедицию попали? А мы эти курганы в Каменской видели? Где они там? А почему они Вишневецкие? А кто сражался? – Лулу, несмотря на приказ «не перебивать», начала сыпать вопросами. В первую секунду – просто хотела дать понять, как это прекрасно, что он пришел и рассказывает, и, конечно, чтоб рассказывал подольше, но тут же почувствовала, что ей и вправду интересно. Он, однако, отреагировал только на последний вопрос:
– Кто сражался, ты спрашиваешь? Орды половцев таились по оврагам. Кончак – слыхала о таком? – и Гзак были их предводителями. Со стороны русских – Игорь. Князь Игорь, другие князья… Герой битвы – Всеволод. Что, вспомнила? Разумеется, это та самая книга, одна из череды обозванных тобой скучными. «Слово о полку Игореве» не летопись, нет, великий эпос! Пушкин, умирая, сокрушался, что не успел пересказать его современным языком. Кстати, Каяла– река, на которой разыгрываются главные события «Слова», по всей вероятности, наша с тобой старая подружка – Быстрая. Дальше, в междуречье с Калитвой, – помнишь ее скалистые берега?– река буквально вгрызается в горный кряж. Кстати, Калитва и сама может быть Каялой. Точной версии нет.