Третья истина
Шрифт:
Доминик сама была одета, как для визита, причесана и припудрена. Раз так, значит, заставит сидеть в гостиной с «дорогим гостем». Когда они вошли, Петр разом прекратил какие-то веселые разговоры с Дмитрием и Виктором, они втроем фыркнули и Петр, поиграв бровями, сказал:
– Домночка, какое великолепие, мы еле вас дождались, кавалеры без дам вянут и отчаиваются… не нальете ли чаю? – он раскатисто рассмеялся своему каламбуру и, встав, поцеловал Доминик в щеку.
– Это будет скоро-скоро, Пьер, я навсегда узналь, что русски не могу без чай, я повелю самовар, чтоб податься за стол. Сама
Когда Доминик вышла, Пьер подмигнул братьям:
– Русские не могут без чего-нибудь покрепче. Употребляете, юнкера?– он ткнул пальцем в сторону буфета, где за стеклом отсвечивали бутылки.
Юнкера посмотрели на безмолвно сидящую Лулу. В ее присутствии они предпочитали в подобном не признаваться. Но она и без того знала, что они, бывало, составляли компанию Пузыреву, правда, только в отсутствие Виконта. Петр понял их по-своему:
– Ха, вы всегда такие застенчивые? Наша куколка, что, может разгласить? Что же вы ее не приручите никак? Смотрите, какая она хрупкая, как веточка, миленькая - хорошенькая, хотя женским обхождением здесь пока и не пахнет. Но со временем… Что ты смотришь сердито, киска, подойди и поцелуй своего дядю. Надо же помириться, наконец.
Что делать? Она и других-то никогда не целует, разве что Тоню или тетю, а подойти с таким к врагу???
– Я не киска…– вырвалось у нее, пока она обдумывала положение, – и не говорите мне так!
– А мне кажется, что именно киска - царапучка!– Дядя опять засмеялся.
Дмитрий одобрил со знанием дела:
– Что да, то да!
– Так подрезать коготки! Вот сейчас, сам подойду и… поймаю. – Петр встал, ловко выбросив свое длинное тело из кресла, и сделал полу-выпад в направлении Лулу. Та буквально взлетела над стулом, ей показалось, что тонкий материал платья помог ей двигаться легче, и отбежала за стол:
– Я не хочу разговаривать! И чтоб вы меня ловили, не хочу! Я тогда задам хорошенько! Или кину что-нибудь! Что за бессмысленные игры – беготня вокруг стола!
Дядя засмеялся:
– Форменная дикарка! Сестрица-казачка, что ли к воспитанию руку приложила? Мы же с ней, так сказать, обожаем друг друга!
Братья предпочли и о тетке не распространяться. А Лулу буркнула:
– Тетя все правильно делает!
Дядя продолжал, все еще улыбаясь, но уже с ноткой раздражения:
– А вот просто взять – и ушки надрать: не груби дяде! Моя дочь мне пикнуть не смеет!
Лулу решительно повернула к двери и через плечо гневно выпалила:
– Солдат-дезертиров хватают, наказывают. А Вы всех бросили, с фронта сбежали – (тетка ей и это успела сообщить!)– и смеетесь тут, теперь, забавно вам что-то! Вокруг стола бегаете!
– Что-о? – взревел Петр, и ухмылка неправдоподобно быстро сменилась у него на лице свирепым оскалом, он рванул к ней уже по-настоящему. Она сильно испугалась и вылетела из комнаты…
– Дура – девчонка! Не хочешь по-хорошему, будешь научена!– услышала она позади себя вместе с перестуком каблуков. Бегала Лулу всегда очень хорошо и, когда она неслась наверх, дядя заметно приотстал. До своей комнаты не добежать, и она свернула в гимнастический зал – там две двери, если закроет перед ним первую, успеет выбежать
– Александрин, я – тут, если ты…
Фокус с дверью не прошел, и тихий голос Виконта потонул в потоке бессвязных ругательств, обрушенном дядей на голову Лулу. Лощенный офицер не гнушался солдатскими оборотами. Но Лулу теперь молчала, словно проглотила язык, она только подбежала к противоположной стене и вскочила на подоконник в тот момент, когда дядя докрикивал:
– Я солдат вышкаливал, тряслись передо мною, по струнке ходить будешь, руки целовать заставлю!
Как это ужасно – при Виконте! Пусть замолчит, пусть замолчит этот Петр, пусть лучше потом накричит на нее…
– Мерзость какая, – будто с удивлением произнес Виконт, поднялся с пола и подошел к Лулу:
– Почему ты так одета, Cаша, куда-то собралась? Спустись с подоконника, пойди, пожалуйста, в свою комнату. Побудь там немного, если не затруднит.
Лулу обратила внимание сразу на три вещи: он не подал ей руку, не помог спрыгнуть с высокого подоконника, произнес фразу слишком вежливую для обычного распоряжения, но главное – на-звал Сашей! Она спрыгнула сама и остановилась, не решаясь пройти мимо поперхнувшегося на полуслове и застывшего около брусьев дяди. Виконт еще раз чуть заметно повел головой, указывая на выход, отвернулся и подошел к Петру.
Лулу, конечно, тут же вышла, по инерции прошла несколько шагов, и вернулась, застыв в нерешительности за дверью. Что будет? Дядя такой разозленный, а Виконт, наоборот, какой-то неестественно спокойный…
– Судя по набору слов, вы искали здесь своего денщика? Не для ребенка же это предназначалось?
– Откуда вы здесь взялись? – Лулу различила в голосе дяди некоторую оторопь и еще что-то, хотелось думать, что испуг. – Что вы, черт возьми, вечно суетесь…. Племянница мне нагрубила… она распущена… я вправе…
– Девочку раз и навсегда оставь в покое. Не нарывайся.
– Похоже на дежавю, Шаховской, ты как будто снова пытаешься защитить чью-то честь, или и здесь есть о чем догадаться?
– Не трудись с догадками. Виктор поручил присмотреть за домом и семьей в его отсутствие. В том числе и за детьми, – голос Поля продолжал быть угрожающе спокойным. – Именно поэтому – не распускай язык и будь корректен, а лучше держись подальше. Особенно от девочки. Надерзила – сообщи мне, я разберусь.
– Как всегда, Шаховской, много о себе мните! – Лулу по звуку шагов поняла: дядя двинулся к Виконту.
Ей надо, наверное, войти и сказать, что она, вправду, ужасно надерзила – перевести внимание дяди на себя. Или так будет хуже? Она потихоньку приоткрыла дверь. Оба они стояли к ней боком. Дядя – очень близко к Виконту. Лиц было не разглядеть.
– Повторяетесь, – Виконт подбавил в голос равнодушия. Лулу ясно чувствовала, что именно подбавил, а не получилось так само собой. – А я повторять не намерен. Вы слышали, что я решил. Больше ничего сказать не имею.
Лулу с облегчением перевела дух. Виконт, судя по тону, усмехнулся, а значит, полностью взял себя в руки, и связываться с Петром не будет.