Треугольная груша. 40 лирических отступлений из поэмы
Шрифт:
по трассе круговой
стоят
прожекторами
салюты
над Москвой
люблю их невесомость
их высочайший строй
проверяю совесть
белой чистотой
Отступление в ритме рок-н-ролла
Андрею Тарковскому
Партия трубы
Рок-
н-
ролл —
об стену сандалии!
Ром
в
лица как неон.
Ревет
музыка скандальная,
Труба
пляшет, как питон!
В тупик
врежутся машины.
Двух
всмятку
"Хау ду ю ду?"
Туз
пик
негритос в манишке,
Дуй,
дуй
в страшную трубу!
В ту
трубу
мчатся, как в воронку,
Лица,
рубища, вопли какаду,
Две мадонны
"a la подонок" —
В мясорубочную трубу!
Негр
рыж —
как затменье солнца.
Он жуток,
сумасшедший шут.
Над миром,
точно рыба с зонтиком,
Пляшет
С бомбою парашют!
Рок-н-ролл. Факелы бород.
Шарики за ролики! Все — наоборот.
Рок-н-ролл — в юбочках юнцы,
А у женщин пробкой выжжены усы.
(Время, остановись! Ты отвратительно...)
Рок-н-ролл.
Об стену часы!
"Я носила часики — вдребезги, хреновые!
Босиком по стеклышкам — ой, лады..."
Рок-н-ролл. По белому линолеуму...
(Гы!.. Вы обрежетесь временем, мисс! Осторожнее!..)
по белому линолеуму
Кровь, кровь —
червонные следы!
Хор мальчиков
Мешайте красные коктейли!
Даешь ерша!
Под бельем дымится, как котельная,
Доисторическая душа!
Мы — продукты атомных распадов.
За отцов продувшихся —
расплата.
Вместо телевизоров нам — камины.
В реве мотороллеров и коров
Наши вакханалии страшны, как поминки...
Рок, рок —
танец роковой!
Все
Над страной хрустальной и красивой
Подхихикивая, как каннибал,
Миссисипский
мессия
Мистер Рок правит карнавал!
Шерсть скрипит в манжете целлулойдовой.
Мистер Рок бледен, как юродивый.
Мистер Рок — с рожей эскалопа.
Мистер Рок — министр, пророк, маньяк;
По прохожим
пляшут небоскребы —
Башмаками по муравьям!
Скрипка
И к нему от Андов до Атлантики,
Вся
Наша юность...
("о, только не ее, Рок, Рок, ей нет еще семнадцати!..")
Наша юность тянется лунатиком...
Рок! Рок!
SOS! SOS!
Калифорнийское
Секвойя Ленина
В автомобильной Калифорнии,
Где солнце пахнет канифолью,
Есть парк секвой.
Из них одна
Ульянову посвящена.
"Секвойя Ленина?!"
Ату!
Столпотворенье, как в аду.
"Севойя Ленина?!"
Как взрыв!
Шериф, ширинку не приклыв,
Как пудель с красным языком,
Ввалился к мэру на прием.
"Мой мэр, крамола наяву.
Корнями тянется в Москву...
У!.."
мэр съел сигару. Караул!
В Миссисипи
сиганул!
По всей Америке сирены.
В подвалах воет населенье.
Несутся танки черепахами.
Орудует землечерпалка.
. . . . . . . . . . .
Зияет яма в центре парка.
Кто посадил тебя, секвойя?
Кто слушал древо вековое?
Табличка в тигле сожжена.
Секвойи нет.
Но есть она!
В двенадцать ровно
ежесуточно
над небоскребами
светла
сияя крной парашютовой
светя
прожектором ствола
торжественно-озарена
секвойи нет
и есть она
вот так
салюты над Москвою
листвой
таинственной
висят
у каждого своя Секвойя
мы Садим Совесть Словно Сад
секвойя свет мой и товарищ
в какой бы я ни жил стране
среди авралов и аварий
среди оваций карнавальных
когда невыносимо мне
я опускаюсь как в бассейн
в ее серебряную сень
ее бесед — не перевесть..
Секвойи — нет?
Секвойя — есть!
Люблю Лорку
Люблю Лорку. Люблю его имя — легкое, летящее как лодка, как галерка — гудящее, чуткое как лунная фольга радиолокатора, пахнущее горько и пронзительно как кожура апельсина...
Лорка!..
Он был бродягой, актером, фантазером и живопсицем. Де Фалла говорид, что дар музыканта в нем — не менее поэтического.