Треугольная шляпа. Пепита Хименес. Донья Перфекта. Кровь и песок.
Шрифт:
– Я хотел бы переговорить с сеньором доном Хосе о… об одном дельце.
– О дельце? Так говори,- ответил Пене, открывая чемодан.
– Сейчас неудобно,- промямлил крестьянин.- Отдохните, сеньор дон Хосе, у нас еще есть время. Дней в году много, пройдет один, настанет другой… Отдыхайте, сеньор дон Хосе… Когда захотите прогуляться… кобылка к вашим услугам… До свида-пия, сеньор дон Хосе. Дай бог прожить вам тысячу лет… Ах да, совсем забыл,- сказал он, возвращаясь через несколько секунд,- если вам надо что-нибудь передать господину муниципальному судье… Я сейчас иду к нему переговорить
– Передайте ему от меня привет,- весело проговорил Пепе, не находя лучшего способа отделаться от спартанского законодателя.
– Храни вас господь, сеньор дон Хосе.
– До свидания.
Не успел инженер достать из чемодана свой костюм, как в дверь в третий раз заглянули плутоватые глазки и хитрая физиономия дядюшки Ликурго.
– Прошу прощепия, сеньор дон Хосе,- заговорил он, неестественно улыбаясь и показывая белоснежные зубы.- Только… я хотел вам сказать, если вы пожелаете, чтобы дельце уладили честь по чести, то… Впрочем, советовать людям нельзя, ведь на вкус и цвет товарища нет.
– Приятель, вы еще здесь?
– Я это к тому, что мне надоели суды. Не хочу иметь с ними дело. Хотя, как говорится, с паршивой овцы хоть шерсти клок.
Так храни вас господь, сеньор дон Хосе. Да продлит господь ваши дни на радость бедным…
– Прощайте, прощайте, приятель.
Пене закрыл дверь на ключ и подумал: «Ну и сутяги же в
этом городе!»
ГЛАВА V
КАЖЕТСЯ, ВОЗНИКАЮТ РАЗНОГЛАСИЯ
Вскоре Пепе появился в столовой.
– Если ты позавтракаешь плотно,- ласково сказала ему донья Перфекта,- то перебьешь себе аппетит к обеду. Мы здесь обедаем в час. Возможно, тебе не нравятся сельские привычки?
– Напротив, они великолепны, дорогая тетя.
– Так что же ты предпочитаешь: плотно позавтракать сейчас или заморить червячка в ожидании обеда?
– Я предпочитаю слегка закусить, чтобы иметь удовольствие обедать с вами. Даже если бы в Вильяорренде мне попалось что-нибудь съестное, вряд ли я стал бы есть в этот час.
– Мне незачем, конечно, говорить тебе, что с нами ты должен быть откровенным. Можешь распоряжаться, как дома.
– Благодарю вас, тетя.
– Как ты похож на отца! – воскликнула донья Перфекта, с подлинным восхищением взирая на молодого человека, пока он ел.- У меня такое чувство, будто я вижу моего доброго брата Хуана. Он так же сидел, так же ел. У него такие же глаза…
Пепе уничтожал незатейливый завтрак. Слова, обращенные к нему, взгляды тетушки и сестры внушали ему такое доверие, что он уже чувствовал себя, как дома.
– Знаешь, что сегодня утром заявила мне Росарио? – спросила донья Перфекта, устремив пристальный взгляд на племянника.- Она сказала, что ты, воспитанный на иностранный манер, среди роскоши и этикета, не сможешь вынести грубой простоты, в какой мы живем. Ведь у нас здесь все запросто, без церемоний.
– Она не права! – возразил Пепе, глядя на сестру.- Я больше чем кто-либо ненавижу фальшь и лицемерие так называемого высшего общества. Поверьте, я уже давно мечтаю, как сказал кто-то, слиться с природой, пожить вдали от суеты, в сельском уединении.
о высшем обществе и о большом свете: я с величайшим наслаждением променяю их на этот уголок.
В ту минуту, когда Пепе говорил, длинная черная тень упала на застекленную дверь, ведущую из столовой в сад. Солнечный луч, отразившись в стеклах чьих-то очков, скользнул по стене. Скрипнула щеколда, отворилась дверь, и в комнату важно прошествовал сеньор исповедник. Здороваясь, он снял шляпу и, почти коснувшись ею пола, низко поклонился присутствующим.
– Это наш исповедник,- представила вошедшего донья Перфекта.- Мы его очень уважаем. Надеюсь, вы станете друзьями… Присаживайтесь, сеньор дон Иносепсио.
Пепе пожал руку почтенному священнослужителю, и оба сели.
– Пепе, если ты привык курить после еды, не отказывай себе в этом,- благосклонно предложила донья Перфекта,- и вы, сеньор исповедник.
Добрый дон Иносенсио вытащил из-под сутаны большую кожаную табакерку с неопровержимыми знаками долгого употребления, открыл ее, извлек две длинные сигареты и предложил одну из них нашему другу. Росарио вытащила спичку из картонной коробки, шутливо прозванную испанцами «вагоном», и вскоре инженер и священник уже дымили друг другу в лицо.
– Какое впечатление произвел на дона Хосе наш любимый город, Орбахоса? – поинтересовался дон Иносенсио и по привычке сильно прищурил левый глаз, как делал всякий раз, когда курил.
– Я еще не успел составить о нем своего мнения,- ответил Пепе.- Из того немногого, что я видел, я заключил, что неплохо было бы в полдюжину предприятий Орбахосы вложить значительные капиталы да заполучить несколько умных голов, которые руководили бы преобразованием этого края с помощью нескольких тысяч энергичных рук. Пока я ехал от городских ворот до дверей этого дома, мне повстречалось более ста нищих, и большинство из них еще сильные, здоровые люди. Целая армия… Сердце сжимается при виде столь плачевной картины.
– На то есть благотворительность,- возразил священник.- Но во всех других отношениях Орбахоса отнюдь не бедный город. Вам ведь известно, что здесь выращивается лучший чеснок в Испании. У нас больше двадцати богатых семей.
– Правда, последние годы нам приходится туго, из-за засухи,- вмешалась донья Перфекта,- но наши амбары тем не менее пока еще не опустели. Совсем недавно мы вывезли на рынок не одну тысячу пучков чеснока.
– С тех пор как я живу в Орбахосе,- добавил дон Иносен-сио, нахмурившись,- немало мадридцев посетило наш город: одних привлекала предвыборная борьба, другие приезжали взглянуть на свои заброшенные земли, третьи – познакомиться с древними достопримечательностями, и каждый считал своим долгом поведать нам об английских плугах, о механических молотилках,