Треугольник
Шрифт:
— Не-е… — ответил он.
Мко почему-то побрился сегодня, и лицо его напоминало странную маску. Лоб и нос оставались черными, а выбритые щеки и подбородок сделались белыми. И на первый взгляд казалось, что на лице у Мко огромный смеющийся рот.
Отец сказал что-то по-турецки. Всегда после этих слов меня выпроваживали. И поэтому я догадывался, что они означают, хотя отец говорил по-турецки именно для того, чтобы я не понял. Дав пустяковое поручение, выдворили меня из кузницы.
К
На следующий день в кузнице никто не работал. Все были на местах, кроме Мко.
Вскоре появился и Мко. А с ним русская женщина.
Я удивленно смотрел на нее. Она была похожа на рисунок, намалеванный ребенком. Волосы огненно-рыжие, глаза светло-голубые, губы бантиком и так густо намазаны, что похожи на красное кольцо. Тонкие руки беспомощно висят, на ногах беленькие носочки.
Я засмеялся. Мко испуганно посмотрел на меня.
Да, никогда я не представлял себе любовь такой.
В кузнице все умолкло, словно похолодело.
Мкртычи не двигались. Не двигались и Мко со своей подругой.
По всему было видно, что нашим она не понравилась. Но в этой их неприязни было какое-то зловещее изумление.
— Садитесь, — я вскочил, предлагая свое место на старой наковальне.
Женщина села на краешек наковальни, руки положила на колени и с растерянной, виноватой улыбкой начала по очереди рассматривать всех нас.
Молчание стало невыносимым.
— Мко, здравствуй, что с тобой, куда ты пропадал? — неожиданно спросил отец. Хотя я знал, что утром они вместе ходили в баню.
— Я… а вот Луба… — Мко указал в сторону женщины. Женщина посмотрела на него и по-детски улыбнулась. Они поняли друг друга.
— Ну а работать-то будешь или тебе сегодня неохота? — спросил отец таким официальным тоном, какого я от него никогда не слышал.
Мко остолбенел.
— Ну я пошел, полдень уже, — сказал Гаспар и, смущенный, вышел.
— Сейчас начинать работу?
Отец хранил деловитое молчание.
Мко подошел к Любе, взял ее за руку, с нежностью посмотрел ей в глаза и тихо сказал:
— Пойдем, Луба…
Люба поднялась с места. Держась за руки, они направились к двери. На белом платье Любы остался след от наковальни.
Мне хотелось фыркнуть, но я почему-то не засмеялся: вдруг стало жалко их.
У дверей Люба обернулась, улыбаясь, кивнула нам и вышла.
— Видели такого балду?! — тотчас вспыхнул отец.
Васо залился смехом.
В кузницу влетел Гаспар, будто прятался неподалеку за дверью:
— Видели, какую выискал? На кого она похожа, с ног до головы крашеная, хоть бы красивой была!.. Где он эту рыжую нашел?!
Все рассмеялись: и в самом деле было смешно. Даже Варпет Мкртыч ухмылялся
Вскоре вернулся Мко.
— Да что ж это такое!.. С ней собрался семью создать? — напал на него отец.
— Где работает? — злорадно продолжил Гаспар.
— Где ты познакомился с ней? — завершил Васо.
— Луба, это… посуду в столовой моет, — сказал Мко, и улыбка начала медленно сходить с его лица.
— Мко, братец, да я тебе такую девушку в Кахетии найду, словно царица Тамар!..
— Вы хоть в зеркало поглядите, когда рядом стоите, — разве вы пара? — заключил отец.
Я стоял за спиной у Мко и видел, как побагровели его здоровое ухо и уцелевшая половина второго.
— Нет, братец, я на это несогласный. Встречусь с ней, даже здороваться не стану! — Ну, это Гаспар переборщил, конечно.
— Ноги моей в твоем доме не будет! — закричал отец.
И вдруг все разом смолкли. Пораженные, смотрели на Мко.
Я не понял, что произошло. И только когда Мко повернулся ко мне лицом, я увидел на его глазах слезы.
Отец, словно испугавшись, торопливо вытащил раскаленное железо из горна, положил его на наковальню и, ударив маленьким молотом по краю наковальни, дал этим знак начинать работу.
Остальные Мкртычи медленно, будто виноватые, стали по своим местам.
Мко неистово работал молотом, и с каждым ударом из его груди вырывался мощный выдох:
— Хххэ!.. хххэ!..
Я смотрел на Мко, и мне казалось, что я понимаю язык его ударов. Казалось, молот говорил: «Толкуйте как вам угодно, все равно я люблю Лубу… Нет лучше ее девушки…»
— Хххэ!..
«Говорите что вам угодно… Жизнь за нее отдам».
— Хххэ!..
«Лубочка моя… Ненаглядная… жизнь моя!»
— Хххэ!..
По щекам Мко катились капельки. Слезы это или пот, трудно было понять.
Больше отец не заводил речь о Любе.
Но как много может сказать Мко своим молотом!
Мко стал меняться на глазах. Он сделался мрачным, каждый вечер куда-то исчезал, а когда находился среди Мкртычей, тоже будто отсутствовал.
И однажды вечером Мкртычи собрались на «чрезвычайный» совет. Назавтра, закончив работу, они начали издалека.
— Ну и здорово мы пошутили тогда, а? — обратился отец к кузнецу Гаспару, поглядывая, однако, в сторону Мко.
— Да уж ты у нас шутник, Уста Мукуч…
— Заводить ты умеешь!
Я начал догадываться, что они задумали, и мне захотелось принять участие: